– Спасибо, – сказал Андрей.

Глаша обтирала его нежно, быстро, как ребенка. Андрею сразу стало легче дышать. Глаша откинула штору.

– Спасибо, – сказал Андрей.

– Ты спи, спи, милый мой. – Глаша наклонилась и коснулась губами Андрюшиной щеки.

– Спасибо, – повторил он и мгновенно заснул.

Его разбудила Глаша.

Она сидела на стуле у кровати, видно, давно сидела, глядела на Андрея.

– Андрю-юша, – сказала она тихо, – вставай, через полчаса автобус.

Андрей от ее голоса вскинулся, уселся на кровати, увидел совсем близко ее лицо и сразу все вспомнил. Лицо было таким милым и глаза такими любящими, что Андрей сразу сказал:

– Я останусь здесь. Я с тобой останусь.

– Глупости, – сказала Глаша, чуть улыбнувшись. – Ни к чему тебе здесь оставаться. У тебя своя жизнь.

Андрей резко поднялся, и в голове все пошло кругом. Пришлось опереться на подставленную руку Глаши – та словно знала, что будет, протянула ее.

– Перегрелся ты немножко, – сказала Глаша быстро, словно не хотела, чтобы Андрей возражал ей. – Ну ничего, ветерком продует, придешь в себя.

– Глаша!

– В следующий раз приедешь, поговорим.

И Андрей сразу, с готовностью, подчинился этому решению.

– Я бы чаю выпил, – сказал он. – Можно?

– Ты компот выпей. – Глаша показала на стакан, стоявший на столике у кровати. – Я самовар не поставила, а теперь времени нет. Пора тебе.

– Ты хочешь, чтобы я уехал?

– Да, – сказала Глаша, – хочу. Так всем лучше.

Андрей хотел ее поцеловать, и Глаша покорно подставила ему губы, но отозвалась на его ласку без страсти.

– Не сердись, – сказал Андрей.

– Может, это ты на меня сердиться будешь. Мне-то что сердиться. Что было – то было.

– И все-таки ты жалеешь?

– Господи, ну и приставучий ты! – вдруг рассердилась Глаша. – Я ни о чем не жалею. И если обо мне вспомнишь, так и знай.

Она говорила это упрямо, будто себя убеждала. Будто кому-то еще, невидимому, хотела доказать.

Андрей выпил компот. Компот был слишком сладким.

– Я долго спал? – спросил он, одеваясь. Он не стеснялся своей наготы перед Глашей.

– Полчаса проспал. Ничего, в автобусе доспишь, там сиденья со спинками.

– Ты меня словно гонишь.

– Гоню.

– Почему? Ты меня не любишь?

– Я тебя люблю больше… больше, чем… дозволено. Не удивляйся, потом поймешь. Но и меня постарайся понять.

Глаша помогла сложить в чемодан вещи, даже не забыла, положила туда связку крупного красного лука, который так любит тетя. Потом вдруг спохватилась. А письмо где? Где письмо Сергея Серафимовича. Конверт где? Где конверт с деньгами?

Конверт лежал на полу, у кровати, и Андрей сразу вспомнил, почему он оказался там. «Как странно, – думал он, застегивая сорочку. – Мы разговариваем, словно ничего особенного не произошло. Она даже ворчит. А я сейчас уеду, словно так и надо».

Глаша буквально вытолкала Андрея из дома.

– Ты только-только дойти успеешь. Только-только.

Андрей спустился в сад. Глаша несла чемодан следом. Филька замахал хвостом, но не подошел попрощаться. Он измучился от жары. Легкий теплый ветерок шевелил листья винограда. Велосипед отчима стоял прислоненный к стене, он был в пыли, Глаша довела Андрея до калитки.

– Ну, с Богом, – сказала она.

– Я к тебе приеду, – сказал Андрей. – Зимой приеду. На Рождество. Не к нему, а к тебе, ты понимаешь?

– Посмотрим, – сказала Глаша. – Да и говорить так нехорошо.

Андрей хотел поцеловать ее. Глаша уклонилась.

– Не надо, – сказала она. – Мы с тобой свое отцеловались.

Она стояла в калитке и смотрела вслед, пока он не скрылся за поворотом. Андрей обернулся, увидел, что она стоит, помахал рукой. Глаша подняла руку, и рука упала. Глаша плакала.

– Я вернусь! – крикнул Андрей.

Ветерок с Ай-Петри, скатываясь к морю, принялся разгонять дневной зной. Навстречу попадались люди, проехал в гору извозчик. На нем сидел давешний рыбак в соломенной шляпе. Он узнал Андрея и погрозил ему пальцем. Рыбак был пьян и весел.

И эта встреча как бы ножом отрезала то, что было в доме отчима, потому что рыбак был там, на море, рыбак был тогда, когда рядом плыла Лидочка, и над рыбаком они вместе смеялись. Встреча с ним сейчас была как бы напоминанием свыше, укором, которого Андрей до того не ощущал. Очевидно, если существовали какие-то нити, что связывали его с доброй Глашей, то с каждым шагом они истончались и ослабевали, так что случайная встреча с рыбаком, происшедшая, когда нити превратились в паутинки, оборвала их мгновенно и отбросила Андрея на берег моря.

Это возвращение было неприятным, потому что Андрюша изменил своей прекрасной даме, чего ни один порядочный рыцарь в давние времена себе не позволял. Спасительная формула: «Королевам не изменяют с королевами, королевам изменяют со служанками» Андрея не спасала, потому что Глаша, будучи служанкой, конечно же, таковой не была.

Оборвав нити нежности, связывавшие его с Глашей, Андрей постарался рассуждать трезво, что с трудом ему удавалось, так как все события последних двух дней не укладывались в нормальное течение жизни и в памяти как бы громоздились одно на другое, образуя причудливую и неустойчивую пирамиду. Андрей подумал вдруг, что сейчас он может встретить отчима, который должен возвращаться с конференции, но которого он встретить бы не хотел. И от нежелания увидеть Сергея Серафимовича он ускорил шаги и даже свернул потом в небольшой переулок, путь которым был длиннее, чем по улице… Тут он остановился и уронил чемодан прямо в пыль. Он же не сошел с ума! Он своими глазами видел велосипед отчима у дверей дома, когда уходил. И даже обратил внимание на то, что велосипед покрыт пылью. Значит, отчим был дома? И не захотел его увидеть? Он догадался? Он увидел, подслушал, что произошло между ним и Глашей? Или приехал позже, когда Андрей спал? Это было бы счастьем, если позже. Но почему тогда не спустился попрощаться с пасынком? И почему Глаша так странно вела себя?

Спеша и оглядываясь, будто ожидая увидеть за собой погоню, Андрей вышел на площадь, к длинному одноэтажному зданию, возле которого выстроились извозчики и линейки, ожидавшие пассажиров в Алушту, Симферополь и Севастополь. Он остановился в тени старого тополя и стал осматривать площадь, как бы опасаясь все той же погони.

И тут увидел в стороне, в сквере над речкой, Лидочку.

Лидочка кого-то ждала, порой поднимала голову, оглядывая площадь.

Андрей ощутил удар горя. Как он счастлив был бы встретить Лидочку совсем одну, как рад бы он был допустить невероятное: что она захотела его увидеть и потому пришла сюда! Но после того как это случилось с Глашей, он не мог себе позволить посмотреть ей в глаза. Она тут же догадается, что произошло! А он не сможет сказать ни слова в свое оправдание. Горе тут же уступило место злости на Глашу, которая была во всем виновата, – сама же признала, что была во всем виновата! Именно из-за нее он навсегда потерял Лидочку и даже не может сказать ей последнего слова. В состоянии, близком к истерике, Андрей пошел вокруг площади таким образом, чтобы оставаться за спиной Лидочки. Но все время смотрел на нее и даже шел как можно медленнее, чтобы продлить это странное свидание, опасаясь притом, что сейчас откуда-то выйдет Беккер и Лидочка бросится к нему, сделав бессмысленной жертву Андрея и его неправедную злобу на Глашу.

Лидочка поднялась с лавочки и прошла поближе к линейкам. Андрей остановился за киоском, чтобы она, оглянувшись случайно, не заметила его. Но Лидочка, окинув взглядом площадь, вернулась к скамейке.

Андрей возобновил свое неспешное движение к автобусу и, когда до автобуса оставалось шагов сто, случайно увидел, как кондуктор поднимается по высоким ступенькам, а в кучке провожающих у автобуса возникает оживление; люди машут руками, и в ответ с автобуса несутся возгласы. Сзади из-под автобуса вырвался клуб белого дыма, это шофер включил двигатель.

Андрей понял, что автобус вот-вот уедет, и, забыв о том, что Лидочка может его увидеть, припустил напрямик к автобусу, размахивая чемоданом. Он успел вскочить на подножку в последнюю минуту. Чемодан застрял, Андрей дергал его, автобус медленно разворачивался на площади, кондуктор твердил что-то укоризненное, но помогал тащить чемодан, и, когда Андрей наконец уселся на место наверху, в империале, и поставил чемодан, он увидел, что автобус уже выезжает с площади, а Лидочка, выбежав на середину ее, неуверенно протянула руку в направлении автобуса, будто хотела остановить его. Но до автобуса было уже далеко, и хоть Андрею показалось, что она что-то кричит, звуки до него не доносились.