– Значит, вы намерены сидеть дома и играть в любовь?

– Не будьте пошляком! Мое сердце отдано революции!

Андрей даже остановился от удивления.

– Я никогда бы не догадался.

– А никому об этом не следует знать.

– И Беккеру?

– Беккер знает. Неизбежно, что он знает. И робеет. Если бы я была обыкновенной женщиной, ему было бы легче со мной. Но он понимает, что нас разделяет пропасть. Один ее берег – его бездуховность. Другой – мой высокий идеализм.

Маргарита говорила напыщенно, словно цитировала некий катехизис.

– А зачем вам революция? – спросил Андрей.

– Вы хотите спросить, зачем революция девице из состоятельной семьи? А вспомните о Софье Перовской, об Александре Ульянове, вспомните о графе Кропоткине и Герцене – высочайшие из революционеров те, кто пришел в революцию именно по зову сердца, а не в погоне за куском хлеба.

Они миновали центр и приблизились к району Глухого переулка, когда острый взгляд Маргариты издали, за два квартала, различил Колю.

Маргарита дернула Андрея за рукав, потянула к глинобитному забору и сразу отыскала какую-то нишу.

– Вот он, – шептала она, наваливаясь на Андрея, – это сам Бог его ведет. Сейчас, сейчас или никогда. Ну иди же… как будто случайно. И сразу скажешь: вот тебя-то я и искал!

Она сильно толкнула Андрея, и тот, еле удержав равновесие, засеменил навстречу Коле. Коля был без фуражки, воротник шинели поднят. Он чуть пошатывался.

– Коля! – окликнул его Андрей. Слова, вложенные в него Маргаритой, сорвались с языка: – Вот тебя-то я и искал!

– Да? – Коля будто не сразу узнал Андрея. – Ты зачем меня искал?

Андрей полез в карман, да не в тот, ошибся. Андрей хлопал себя по карманам. От Коли пахло вином.

– Поздно, – сказал Коля. – Мама умерла.

– Что? Елизавета Юльевна умерла?

– Отмучилась. Что делать… что делать…

– Ты за врачом? Тебе надо помочь?

– Врач там, я не могу… я не могу там быть. Маму жалко.

Коля заплакал и прижался к Андрею. Усы у него были мокрыми, ледяными.

– Тебе нельзя так, – сказал Андрей. – Ты простудишься. Пошли к нам.

– Не хочу, – сказал Коля. – Не хочу. И к тебе не хочу. Ты предатель, ты не захотел мне помочь. Завтра все выяснится. Нам ее даже не на что похоронить. Что ты понимаешь в жизни!

– Коля, я как раз хотел. Я тебя искал для этого… Вот… – Андрей наконец-то нащупал пакет, и ему пришлось отстранить Колю. – Тут тысяча рублей.

– Деньги? Ты достал? Где?

– Не важно, правда же, не важно.

Коля мгновенно протрезвел. Посмотрел на Андрея с узнаванием в смягчившемся взгляде и сказал:

– Спасибо. Конечно же, спасибо. Ты оказался лучше, чем я думал.

Он резко повернулся и пошел, потом побежал обратно.

Андрей сделал шаг следом, но остановился. Маргарита выбежала из укрытия.

– Я все слышала, – громко прошептала она. – Это так ужасно. Вам надо пойти за ним. Вы должны быть рядом. Идите, идите.

И Андрей, хоть и не хотел этого, поспешил за Колей. Он не стал его догонять, а шел на некотором расстоянии, потом, чтобы отсрочить момент визита в дом Беккеров, убедил себя, что ему надо переодеться, и свернул к себе. Тети Мани не было – она-то, конечно, у соседей. Андрей неприкаянно бродил по комнатам, потом стало стыдно – Андрей спохватился, что ведет себя плохо – надо идти к Беккерам. И он пошел туда.

Колю он не видел – тот заперся у себя, в доме появились незнакомые старушки, ждали батюшку, но тот не шел, потому что приближалось Рождество и все были заняты событиями куда более радостными. Андрей помыкался в большой комнате, затем решился и увел тетю Маню, которая также не знала, что ей делать, но не смела уйти.

На следующий день Андрей не спешил к Ахмету, полагая, что тот появится сам. Но раньше, в полдень, появился Беккер.

Он был бледен, веки распухли от слез, одет он был в поношенный гимназический мундир, который был ему тесен.

Снова набежали сизые облака, грозили снегом. Коля долго вытирал ноги в прихожей, он говорил тихо и вел себя приниженно, словно был князем, давшим обет мыть ноги нищим.

– Мне некуда идти, – сказал он. – А дома нет сил оставаться. Не прогонишь?

– Я поставлю самовар? – спросил Андрей.

– Нет. Я бы сейчас выпил рюмку водки.

– Прости, ты же знаешь отношение тети к спиртным напиткам.

– Знаю, знаю. – Коля вялым движением подтвердил свои слова.

Они прошли в комнату к Андрею. Коля закурил.

– Это жизненное крушение, – сказал он тихо, – которое ниспослано мне в наказание за все…

Андрей молчал. Коле надо было выговориться.

– Я уже никогда не буду таким, как прежде, – сказал Коля. – Тебе не приходилось видеть, как умирает человек: еще мгновение страданий… жизнь не отпускает… и тут же наступает умиротворение. Ей сейчас хорошо, правда?

– Наверное, хорошо. То есть наверняка.

– Всегда нужно помнить, чем завершается жизнь. – Коля поднялся со стула, подошел к окошку. – Все наши терзания, спешка, гонка за счастьем, за деньгами… как это мелко!

– Пока живем, куда денешься, – сказал Андрей, стараясь попасть в тон приятелю. Собственные слова казались Андрею лицемерными и искусственными.

– Мама была единственным связующим звеном между мной и этим городом, – сказал Коля. – Больше меня ничего не удерживает.

– А как же Нина с отцом?

– Раньше мы все жили на пенсию отца. Вдвоем им легче.

Коля не смотрел на Андрея. Он погасил папиросу в ящик с цветком и долго вертел окурком в земле, будто стараясь утопить – с глаз долой.

– Коля, – произнес Андрей, надеясь, что Маргарита хочет, чтобы Беккер узнал правду. – Коля, деньги для тебя достала Маргарита. Она здесь.

– Ты думаешь, я не догадался! – Коля сардонически усмехнулся и произнес: – Ха-ха-ха.

– Она просила меня не говорить тебе.

– Лучше бы ты сдержал слово! Я не просил ее влезать в мои дела. Она отлично знала, что от нее я не принял бы денег, даже если бы умирал от голода. Но теперь поздно…

– За что ты на нее сердит? Она примчалась тебе помочь…

– Она хотела меня купить. Может, ты прикажешь мне теперь на ней жениться?

– Это твое дело.

– Андрей, не сердись. Я пришел к тебе как к другу. – Коля, очевидно, сделал над собой усилие, подавив гнев и вновь прибегнув к оружию смирения. – Я хочу, чтобы ты понял психологию бедного благородного человека, который может грешить и даже преступать закон, но который не может продаться! Вспомни Достоевского, с какой гениальной силой он открыл наш русский характер.

Андрей плохо вслушивался в монолог. В ушах шумело – видно, еще не до конца прошла болезнь.

Андрей думал о том, что их с Лидой ничто теперь не разделяет. Можно сесть в автобус и поехать в Ялту. Прийти по адресу Иваницких и сказать: «Можно позвать Лиду? Я ее добрый знакомый из Москвы». «К сожалению, – ответит ее мать, – позвать Лиду я не смогу, потому что она уехала в свадебное путешествие с поручиком Банкиным». Ах, скажет молодой человек и умрет от разрыва сердца!

Воображаемая картинка неожиданно удручила Андрея, и он понял, что единственная возможность избавиться от опасений – ехать в Ялту. Но как поедешь, если послезавтра похороны Елизаветы Юльевны, а на следующий день он уезжает в Москву?

Остается единственная возможность – уехать завтра с утренним автобусом, чтобы возвратиться вечером. Это означает – три часа в Ялте. Более чем достаточно, чтобы увидеть человека и услышать от него, что он тебя забыл и знать не желает…

Коля, словно почувствовав, что Андрей не слушает его, замолчал, потом сказал, что ему надо на деловое свидание в город, и ушел. Андрей ощутил облегчение. Он стоял у окна, глядел вслед Коле, который поежился на пороге, кутаясь в шинель, и быстрыми шагами пошел к воротам.

Продолжая размышлять о том, как он поедет в Ялту, Андрей рассеянно наблюдал за Колей и равнодушно отметил для себя, что, когда Беккер отворил калитку, за ней кто-то стоял, поджидая Колю. Коля, видно, не ожидал встречи и остановился, придерживая открытую калитку. Андрей узнал человека, который заговорил с Колей, – это был кочегар Тихон, можно сказать, собутыльник Андрея, – более невероятной встречи было не придумать.