Из четвёртой ходки Тотигай вернулся с Книгой. Положил её у моих ног и улыбнулся, глядя на меня. Человека, незнакомого с керберами, от такой улыбочки мог бы хватить удар — сразу приходит на ум, что тобою собираются пообедать. Комплекция у керберов внушительная, бойцовая: зад узкий, грудь широченная, и весят до сотни килограммов. Клыки как у тигра. Но он и вправду улыбался. Очень ехидно, причём.

— Твой заход, — сказал он елейным тоном. — Лошадиную ногу отгрызать не стану. Увидишь, она сверху торчит, я раскопал.

— Да ты ведь уже нажрался на месте, — возразил я.

Тотигай презрительно фыркнул, отметая последний довод.

— Это просто лёгкий перекус между делом. А тебе? Собрался и дальше поститься?..

Конечно, если я сегодня хочу поужинать свежим мясом, то ногу отрубить придётся, но сейчас я во все глаза смотрел на Книгу.

— Почему не принёс её сразу? — спросил я слегка охрипшим голосом.

— Потому, что не сверху лежала, — ответил Тотигай. — И вообще, какие претензии? Шёл бы да ковырялся сам в этом дерьме.

Кербер, в общем-то, остался более-менее чистым, но передние лапы он вымазал изрядно. Я оставил его отскребаться, а сам двинулся к мёртвой гидре. В небе уже кружили двухголовые додхарские стервятники и наши земные грифы. Из всех земных птиц только грифы свободно летают над мехраном, и только они одни способны с удовольствием жрать местную падаль наравне с аборигенами здешних небес.

Конечно, я не стервятник. Но всё-таки мы, трофейщики, чем-то сродни грифам, не зря же и эмблемой нам служит гриф. И так же, как они, мы способны питаться додхарской падалью, или даже заготавливать её впрок. Именно это я и собирался сделать.

На труп кентавра мы наткнулись часа через три.

Прежде чем двинуться от гряды дальше по тропе, мне пришлось перепаковать добычу, которую мы неделю назад взяли с Тотигаем в городе. Четыре автомата из своего рюкзака я связал попарно и приспособил керберу на спину наподобие вьюков, добавив к ним ибогальские мечи (второй из которых я всё-таки нашёл) вместе с кинжалами, разрядниками и остальным ибогальским хламом. Тотигай долго стенал, ворчал, пугал меня пегасами и драконами, которых он якобы не заметит вовремя, если станет тащить на себе вьюки. Я велел ему заткнуться и напомнил, что некоторые порядочные керберы в старину не только с радостью таскали по два лёгоньких тюка, но и возили на себе своих приятелей из людей во времена предыдущего Проникновения. Тотигай возмущённо заявил, что это лживая пропаганда, призванная оправдать бессовестную эксплуатацию четвероногих; что никакого предыдущего Проникновения, может, никогда и не было; что людей на себе возила весьма тупая, крупногабаритная, ныне полностью вымершая порода керберов; что я ему не хозяин; что он — не ломовая лошадь; что мы — трофейщики, и с нашей стороны глупо тащить на себе всё это дешёвое барахло, бросая Книгу, которая стоит в десять раз дороже, чем остальное вместе взятое.

Я действительно чуть было не оставил Книгу там, где мы её нашли. Так и подмывало отойти подальше от тропы и засунуть её где-нибудь между камней в мехране. Можете считать меня дураком, готовым зарыть обратно яму с кладом только потому, что на крышке сундука лежит скелет. Но у меня было предчувствие, что Книгу брать не стоит. Слишком уж опасная это вещь, чтобы таскать её при себе. В полисе Утопия, лет пять назад, умники пытались вскрыть такую же штуку. С тех пор полиса больше не существует. И никто не выбрался оттуда, чтобы рассказать, что произошло.

Смотрел я на неё и думал. Конечно, это вовсе не книга никакая, только выглядит похоже. Да и то не очень. Весит она до чёрта, открыть её нельзя, сверху торчит вроде как рукоять меча или кинжала. Можно взяться рукой, размер подходящий, только я поостерёгся. И тем более не стал пробовать этот меч или кинжал из Книги вытаскивать. Может, в Утопии всё как раз с этого и началось.

В конце концов Книгу я всё же забрал. Сунул в рюкзак мясо, уложенное в толстый полиэтиленовый мешок, который я специально для этой цели таскаю, сверху положил патроны, два подствольника и два комплекта камуфляжа, добытые в городе. Потом — подарки для Лики, ошейники ибогалов, ну а Книгу приспособил сверху, чтобы в случае чего побыстрей до неё добраться и выкинуть. Да ведь не поможет. Если из-за сей вещички целый полис гакнулся, то не успеешь выкинуть достаточно далеко.

Даже после всех проделанных манипуляций по облегчению рюкзака, он потянул бы килограмм на пятьдесят. Рюкзак у меня, как и у всех трофейщиков, станковый, безразмерный, неубиваемый, их специально для нас делают в Харчевне, в мастерской «Чёрная дыра». К мастерской название прилипло от первых выпущенных ею моделей. Это были просто очень большие, невероятной прочности мешки с лямками, в которые ты мог впихнуть целый супермаркет, но когда доходило до того, чтоб вытащить что-нибудь обратно, особенно снизу, извлечь желаемое оказывалось не проще, чем из настоящей чёрной дыры. После рюкзаки стали делать более удобными — с карманчиками, застёжками, отделениями. Объём и прочность остались прежними. Никогда не угадаешь, с чем будешь возвращаться — с железяками или с тряпками, да и некоторые тряпки, если их предложить соответствующей клиентуре, могут принести не меньшую прибыль, чем оружие и боеприпасы… Однако теперь и это внушительное вместилище оказалось переполненным, и немалую часть веса составляла конина. Но нам не везло в охоте с того дня, как мы вышли из города. Тотигаю тоже. Прямо наваждение! Мой НЗ кончился катастрофически быстро, чему не приходилось удивляться, принимая во внимание аппетит кербера. Упрёков я от него наслушался — дальше некуда. Мы что, не могли завернуть в Бродяжий лес, как обычно?.. Я что, переломился бы, захватив из Харчевни не десяток галет, а сотню?.. Сейчас Тотигай нажрался сырого мяса, добытого для него гидрой, поэтому и не хотел тащить вьюки, но после такой голодовки, какая нас постигла, уже к ночи его желудок о себе заявит. Не говоря о моём собственном. Я, в отличие от кербера, сырую конину есть не мог, придётся терпеть до большого привала. А нам ещё завтра целый день топать.

Часы я с собой не таскаю — лишний груз — но чувство времени у меня будь здоров. Тронувшись от гряды, мы взяли обычный ритм: двадцать пять минут — отдых пять минут. Ещё двадцать — отдых десять, конец перехода. Такой способ удобен, он позволяет делать короткий привал раньше, чем всерьёз устанешь. При нормальных обстоятельствах. Но полцентнера поклажи за плечами вряд ли можно назвать нормой, и я почти обрадовался, когда в самом начале четвёртого перехода Тотигай издал горлом едва слышный сигнал тревоги.

Я резко присел, быстро, но осторожно скинул рюкзак с плеч и снял винтовку с предохранителя. Кербер бросился на землю ещё раньше, тюки легли у него по бокам, и он просто выполз между ними вперёд.

Немного выждав, Тотигай медленно поднялся и двинулся на полусогнутых к торчавшей в сотне шагов скале, каждый раз тщательно выбирая место, куда поставить лапу. С полдороги возвратился и принялся обнюхивать тропу. Повернулся, пронзительно глянул на меня через плечо, и я сразу понял, что это именно сигнал для меня, поскольку керберы и так всегда знают, что происходит сзади — оглядываться им не нужно. Я опустил винтовку, и мы сошли с тропы, стараясь не слишком тревожить валяющиеся повсюду куски вулканического шлака. Когда приблизились к скале, из-за неё с шумом взлетели несколько стервятников.

Труп кентавра был там, причём не целиком, а разрубленный на части. Измазанный кровью и пылью хвост валялся в стороне. Рядом лежало седло с уздечкой и лук со стрелами. Тотигай медленно обошёл вокруг и сказал:

— У него левая передняя нога сломана. Видно, угодил копытом в трещину. Его пристрелили из разрядника, порубили и спрятали здесь. А когда возвращались на тропу, даже сдвинутые камни старались класть на место. Но некоторые из них лежат наоборот.

Я тоже по дороге к скале заметил несколько мелких камней, лежавших вверх светлой стороной.