Александр скосил глаза на Гиви. Тот слушал внимательно.

— проникновенно выводила Ольга.

— Слюшай, да, а что они там делали, да? — задался логичным вопросом Гиви, — на автобусной остановке, пока дождь ждал, да? Сэвэрный женщин такой развратный, да, просто пэрсик…

Теперь уже все четыре ряда, до которых доносился голос Гиви, внимательно его слушали и дружно легли от смеха, услышав последние слова. Ваулина подарила им гневный взгляд, но песню допела. Аплодисменты в конце песни прозвучали с удвоенной силой. За Ваулиной на сцену вышел джазовый оркестр, составленный из выпускников европейской школы магии. Александрова симпатия весь концерт простояла в глубине сцены, пела со всем хором, и ушла сразу после выступления. Подойти и заговорить шанса не представилось. Но хоть посмотрел.

После джазового оркестра началось ответное выступление старшекурсников. Первые четыре номера были милыми, но не восхищали. Две девушки спели очень необычные, протяжные и красивые песни, затем один парень наигрывал какие-то джазовые мотивы на тысяче колокольчиков, подвешенных над сценой, четвертым вышел парень с саксофоном. Он, несомненно, был большим мастером, но саксофон — не тот инструмент, который можно долго слушать соло. Болтовня во время его выступления была такой громкой, что почти заглушила выступающего. А потом на сцену вышла танцовщица, одетая в множество полупрозрачных покрывал. Заиграла музыка с восточным оттенком, танцовщица начала двигаться. Все разговоры мигом затихли.

Она была восхитительна. Она ухитрялась двигать всеми частями своего тела, да так, что никогда нельзя было догадаться, что она сделает в следующий момент, но проделывала всё это невероятно слаженно и красиво. Она ухитрялась работать всем — начиная от головы и заканчивая пальцами, включая косу и живот. Даже небольшие движения у неё были проработаны до малейшего нюанса и казались верхом эротичности. Когда же она начала поднимать руки выше головы и кружиться…

Александр поймал взгляд Ваулиной и как-то вдруг осознал, что сидит с открытым ртом, готовый перелезть через все кресла, чтобы помчаться к танцовщице и сделать с ней что-нибудь такое… непонятно что, но сделать. Остальные девчонки тоже либо недоумённо озирались, либо спокойно смотрели выступление. Очевидно, на девчонок магия танца не действовала. Парни зачарованно смотрели на сцену и понемногу поднимались с мест.

Александр понял, что сейчас произойдёт нечто очень и очень нехорошее, и начал озираться. Его внимание привлекло небольшое движение в тени, сбоку от сцены. Он присмотрелся и увидел там завхоза со здоровенным пожарным шлангом в руках. В боковых проходах, у самого входа в зал стояли преподаватели с палочками в руках. На сцену они не смотрели.

Танцовщица на сцене разошлась до предела, кружась со вскинутыми вверх руками на одном пальчике.

— Гиви, как тебе нравится дэвушка? — спросил Александр громким "театральным" шепотом.

Гиви встрепенулся и пропел:

— Ай-ай, какой пэрсик, я уже лечу!

Возглас Гиви заставил очнуться последние ряды. Сидевшие в них студенты начали крутить головами, окликать товарищей, и понемногу вывели из гипноза и тех, кто сидел впереди. Танцовщица получила бурные аплодисменты — но и только.

Выходя из зала, Александр услышал, как один старшекурсник сказал другому:

— В первый раз за существование университета первый курс не попался на танец "Саломея". Они что, железные, что ли? Я до половины только смог досмотреть, потом пришлось отворачиваться…

После холодного ветреного утра, веселого и роскошного воскресного обеда, приключений с гарпиями и концерта Александра развезло так, что он свалился спать сразу, как только вошел в комнату. А задание опять осталось несделанным.

Утро понедельника началось с теории математики, которую Александр пережил неожиданно легко. В математике была своя логика, осваивать которую было интересно. Да и профессор Сибурова оказалась не какой-нибудь нудной бухтелкой, а дамой с очень острым умом. Все новые понятия она вводила не через математические определения, а через задачи из жизни. Её лекции были на удивление увлекательными.

Следующей парой была каллиграфия. Профессор Марадей опять сел на своего конька:

— Высокое искусство каллиграфии необходимо всем дееспособным людям. Этот курс является вводным к курсу магических жестов. Кто не сможет к концу курса нарисовать круг без помощи циркуля, тот для исполнения магических жестов не пригоден. Умение красиво писать — это умение правильно концентрировать силу. Если вы попробуете распределить свою силу вокруг равномерно, вы проиграете. Если вы соберете свою силу в том месте, где она нужна, вы выиграете. Ваше чистописание должно идти в соответствии с общими ритмами Вселенной. Из чего состоит совершенство? Из разумного сочетания силы и мягкости, огня и холода, света и тьмы. Сконцентрируйте силу там, где она нужна, и сэкономьте её там, где она не нужна.

На этот раз студены уже не захихикали, а громко засмеялись.

— Вы зря смеетесь, в конечном итоге, ваш успех зависит от того, что происходит в вашей голове. Не важно, что находится у вас в руке, ружье, перо или волшебная палочка. Управляет этим всем ваша голова. До тех пор, пока человек тренируется в правильном, и что немаловажно, любовном управлении своими движениями, до тех пор, пока человек учится концентрировать (он изобразил удар) и расслаблять свою силу (он изобразил змееподобное отводящее движение), человек растёт. Вы можете учиться каллиграфии, но при этом станете и мастером фехтования. Если вы всю жизнь тренировались в фехтовании, то вы, скорее всего, без труда освоите ловкость и в любом другом деле. По этой причине в курс вашего обучения и введены эти три дисциплины — риторика, каллиграфия и воинское мастерство, для того, чтобы вы поняли, как осваивать совершенство в управлении собственным организмом и собственными мыслями. Освоив эти искусства, вы легко сможете управлять любым организмом, хоть армией, хоть империей.

— Так уж и армией? — переспросил Валентин Соколов.

— И армией. Вот, например, знаете, что сказал один из мастеров меча про искусство каллиграфии? Что если писать кое-как, то написанное будет некрасивым, а если слишком сильно стараться писать по правилам, то почерк будет угловатым и тоже некрасивым. Поэтому приходится писать по правилам, но нарушая правила. А теперь скажите, к какому искусству невозможно применить эти слова?

В зале установилось длительное молчание. Иямото Якадзуми, студент из группы Веселова, решил подать голос:

— Но ведь это же сказали немаги. Кодекс Бусидо, пятнадцатый век.

— Какая разница, кто сказал? Мудрый человек учится у всех. Даже животные могут показать примеры ловкости. Для того и введены в ваше обучение эти предметы, чтобы вы, развивая тело, развивали сознание. Вот когда всех школьников будут учить писать не перьями, а стучать по клавишам, например, пишущих машинок, тогда и пишите пропало. Это значит, что победили тёмные маги, и что люди не смогут развиваться в качестве разумных существ. В человеке всё едино — развиваются руки, развивается и голова. Теряется способность концентрировать и расслаблять силу в руках — теряется способность и вести собственные рассуждения. А теперь перейдем от теории к практике. Возьмите ваши перья. Все символы состоят из черточек, а черточки — из нажатия и ослабления. Скругления, как правило, делаются на этапе ослабления…

С занятия по каллиграфии Александр вышел, растирая правую руку. После интенсивных упражнений рука скрючилась и болела. Даже за время обеда она не прошла до конца. Следующим занятием было заколдовывание немагов.