Существует ли в действительности симпатическая магия и насколько она сильна, каждый волен решать сам. Но один эпизод из жизни Джуны, относящийся к тбилисскому периоду, дает обильный материал для размышлений.

Дело происходило незадолго до полуночи. Вдруг в дверь позвонили. По самому характеру звонка, слабому, дребезжащему, сразу было понятно, что это не какой-нибудь припозднившийся друг или знакомый, а человек совершенно посторонний, долго собиравшийся с духом перед тем, как нажать кнопку. В звуке чувствовалась явная нерешительность.

Джуна встала с постели, в которой спала она и ее маленький сын, и направилась к двери. Щелкнул замок. На пороге стояла молодая женщина. Джуна видела ее впервые. Но достаточно было бросить на нее один-единственный взгляд, чтобы все понять. Измученный вид, робость в движениях и слезы на глазах говорили — у нее какая-то беда.

Женщина обратилась к Джуне по имени, и это неудивительно, ибо рассказы, граничащие с легендами, а иногда и попросту легенды о фантастических способностях Джуны, о совершенных ею чудесах, давно ходили по всему Тбилиси. Она была местной достопримечательностью, которой гордились и которую одновременно побаивались. Ведь Джуна творила чудеса.

Тихим голосом женщина попросила о помощи. Больше надеяться ей было не на кого. Ее маленький сын умирал, и врачи не могли ничего сделать. Она с трудом отыскала адрес и вот теперь умоляет хоть что-нибудь предпринять.

Джуна оделась и отправилась в ночную темноту. Женщина показывала дорогу и одновременно рассказывала о своей жизни, нелегкой, несложившейся. Она замужем, но замужество оказалось неудачным. На этом браке настаивали родители, а в Грузии слово родителей — закон. Теперь этой женщине приходилось тянуть семейную лямку. Единственная ее радость — маленький сын. С ним в ее дом пришел покой. Только ради него она и существует. Она даже представить не может, что ее сын умрет, рухнет последняя опора ее хрупкого мира. Без сына ей тоже нет смысла жить.

Джуна молча слушала скорбный рассказ и понимала: сразу две жизни находятся теперь в ее руках. Жизнь маленького, тяжелобольного мальчика и жизнь его матери, не знающей иного счастья, кроме своего ребенка.

От нее ждали чуда, но едва Джуна взглянула на мальчика, который лежал в постели, она поняла, какая трудная, почти невыполнимая задача стоит перед ней. Мальчик был необыкновенно бледен, кровь отлила от лица. Ребенок еще дышал, но дыхания почти не было слышно. Врач, находившийся тут же, у постели больного, сообщил Джуне: «Медицина бессильна». Врачи боролись за жизнь ребенка до конца, но, кажется, уже начался отек легкого.

В глазах ребенка застыла мольба. Глаза не кричали о помощи, они тихо угасали. Мальчик умирал. Джуну глубоко потряс этот взгляд, уже почти не видевший мира, меркнущий и затухающий.

Джуна поняла — она должна помочь. Вернее, должна попробовать помочь. Беззвучно она повторяла молитву, обращенную к природе, к Вселенной. Джуна сама нуждалась в поддержке, ее силы требовали подкрепления чего-то большего, не осознанного людьми, того, чему дают разные имена, а порой не дают никаких имен. Она взялась за работу.

Ее руки, о которых молва рассказывала чудеса, проделывали всевозможные пассы. Джуна пробовала разные приемы врачевания, вдруг какой-нибудь из них поможет.

Казалось, в комнате сейчас не существовало ничего, кроме умирающего ребенка и рук целительницы, сообщавшей маленькому, опустошенному смертью телу энергию жизни. Но нет, в комнате были люди, и они внимательно следили за каждым движением рук Джуны. Они понимали, при них разыгрывается вечная драма, драма борьбы за жизнь, драма сопротивления смерти. И присутствующие были на стороне жизни, они мечтали о том, чтобы борьба увенчалась успехом и смерть отступила.

Сколько времени продолжался сеанс, Джуна не помнила. Кажется, очень долго. Будто столетия прошли с того момента, как она переступила порог дома и приблизилась к постели страдающего ребенка, и до того момента, как ее руки опустились бессильно.

Не говоря ни слова, Джуна вышла из квартиры, где обитала уже не просто беда. Здесь воцарилась смерть.

Мать ребенка, изнемогшая от ожидания, бросилась к врачевательнице с единственным вопросом, ответ на который решит и ее судьбу. Но Джуна не ответила. Она шла под темным, непроглядным небом. Огромные звезды сияли на нем. И среди этих огромных и сильных звезд тускло светились маленькие звездочки, их свет был слабым, лишенным силы. И одна из звездочек готовилась упасть. Джуна видела звезды, но они расплывались, ибо глаза ее застилали слезы.

Быстрей, быстрей домой. Обнять маленького сына, которому было столько же лет, сколько умирающему ребенку, и забыть, забыть о происходившем несколько минут назад. Лучше всего забыть навсегда. Ведь память о подобном станет рвать сердце и через годы, и через десятилетия.

Джуна легла в постель и крепко обняла спящего Вахо. Какое счастье, что он жив, здоров, что ему ничего не грозит. А там, откуда она пришла, царила скорбь и справляла свой тихий, торжественный праздник смерть.

Сын на мгновение пробудился, увидел мать и обрадовался ей, тоже обнял и безмятежно заснул. Ведь если ребенок здоров и спокоен, сны его безмятежны, какие бы страшные, причудливые, даже чудовищные картины ни открывались ему в сновидении. Ребенок переживает их, но не прочитывает, не толкует, картины снов для него сродни картинам реальности, тут дети схожи с пророками.

Именно такое детское бесстрастие, что бы ты ни увидел, какую бы картину ни открыла духовному взору таинственная область сверхъестественного, сохраняет пророк. Однако в отличие от детей, наутро забывающих свои сны, пророк помнит об увиденном и старается рассказать людям об открывшемся ему. И может быть, люди по той самой причине и не верят пророкам. Они считают открывшееся тайное знание только снами, плодами фантазии или — если пророчество страшное — полночным кошмаром.

Сын спал, а Джуна, которой из-за горьких мыслей было совсем не до сна, крепче и крепче прижимала его к себе. И ей казалось уже, будто в ее объятиях находится не ее сын, ее плоть и кровь, а мальчик, которому она не смогла помочь. И, не отдавая отчета в том, что делает, она старалась отогреть его, исцелить. Она шептала мольбы, обращенные то к небесам, то к ребенку, заключенному в ее объятия.

Ночь длилась и длилась, а Джуна продолжала шептать молитвы и согревать ребенка. Руки ее источали свет. Однажды она уже превратилась в луч света. Тогда, когда летела то ли в яви, то ли во сне и загадочная сгорбленная старушка отвела ее к умирающему юноше, чтобы Джуна вылечила его силой свой любви, своим прикосновением.

А сейчас чувствовала, что каждый удар ее сердца сообщает силы сердцу ребенка, спящего в ее объятиях, и сердце бьется, и тело мальчика принимает силы из ее тела.

Когда она засыпала, слезы заливали ее лицо.

А наутро новый звонок. Но звонили не у двери квартиры. Надрывался, трезвонил телефон. Выводил длинные звонкие трели, и в трелях этих слышалась уже не робкая печаль, а затаенная радость, освещенная надеждой.

Джуна взяла трубку и услышала голос ее новой знакомой. Голос был совершенно иным. Благодарность, и восхищение, и боязнь спугнуть счастье — все смешалось в этом голосе. Ее сын почувствовал себя чуть лучше. И к делу приступили врачи, теперь они могли помочь. Неспособные побороть смерть, они способны бороться с болезнями.

Джуна приходила к выздоравливающему ребенку еще несколько раз. Она относилась к нему не просто как к больному маленькому человеку, он как бы слился в ее сознании с ее собственным сыном.

Возможно ли такое исцеление на расстоянии? Или роль сыграла счастливая, единственная в своем роде случайность, включились защитные силы, и организм выстоял, уберег себя от уничтожения? Каждый волен иметь свое мнение.

Но кое-какие детали рассказанной истории наводят на мысль о том, что симпатическая магия существует. Вернее, существует она давно, однако в действенность магических приемов серьезные ученые этнографы никогда не верили, считали их лишь частью особого ритуала.