Поведала ей об этом мать. Но сначала потребовала, чтобы Джуна спала рядом, причем обязательно у стенки. И когда последовали возражения, мать наконец призналась: по ночам

Джуна куда-то уходит. «Да нет же, я сплю», — удивленно ответила девочка. «Значит, ты и сама не знаешь о своих исчезновениях», — сказала мать.

Проследить за девочкой оказалось делом простым. Она вставала с постели, выходила на улицу и там садилась у калитки. Сидя на лавочке, говорила на загадочном языке с кем-то невидимым. На вопрос матери ответила: «Это же отец сидит со мной рядом. Белобородый старик — это он».

Сама Джуна не помнила ни собеседника, ни содержания бесед, ни материнского вопроса. Отец являлся к ней по первому ее зову, помогал найти ответ на мучивший вопрос, выйти из сложной ситуации.

Бывало, она слышала отцовский голос. Иногда появлялась его фигура. Они беседуют, не произнося вслух ни слова.

Руки Джуны удивительно похожи на руки отца. Связаны их души, в загадочной и странной зависимости находятся их руки. Иногда во время лечебных сеансов отец показывает Джуне движения, если случай трудный или дочь сомневается.

На нем серебристое одеяние, но это ее отец — Юваш Бит-Сардис. Человек из царского рода. Скромный советский экономист, обладавший даром предвидения. Отец, так любивший свою дочь, что не покидает ее и после смерти.

Первая беседа с мертвецами

У мага складываются собственные, совершенно особенные отношения с миром мертвых. Он столь часто и целенаправленно общается с ними, вызывает тени, беседует и спрашивает ответа на свои вопросы, что мертвые для него как бы и не мертвы. Просто они составляют отдельный мир, именно мир, и этим все сказано.

Такие отношения ни в коем случае нельзя путать с отношениями других людей, в силу призвания или особых обстоятельств поставленных в ту же зависимость. И для медика, и для профессионального убийцы, и для могильщика мертвец — только объект, только тело, лишенное всех свойств, присущих жизни.

И потому столь различается первая встреча с мертвецом у мага и у медика, студента мединститута. Медику тяжело перешагнуть порог отвращения, ибо он видит перед собой труп, наблюдает следы разложения, распада. Маг видит лишь существо из иного мира, не более того.

Джуна вспоминает, что она никогда не боялась мертвых. И небоязнь ее — небоязнь органическая, присущая той общности, к которой она принадлежит. «Увидев впервые мертвого, — вспоминала она, — просто подошла и сказала что-то вроде: «Мы — едины, человеческая оболочка тленна, но бессмертна человеческая душа. И у каждого впереди — новые жизни».

А потому одно важное обстоятельство переходного возраста является как бы знаком, отметившим, что Джуна уже нашла собственную дорогу, хотя пока и не знала, куда она ее приведет.

Итак, детство кончилось со смертью родителей. Джуна сразу многое поняла, будто за короткое время выросла и повзрослела.

Четырнадцатилетняя девочка без семьи и заботы взрослых ютилась по чужим углам, мыкалась по родственникам. Кто-то относился к ней лучше, кто-то хуже, однако ничто не напоминало родной дом.

Когда произошел этот случай, она жила в Армавире. Училась в вечерней школе, для того чтобы днем заработать немного денег, Джуна разносила телеграммы.

Вернувшись однажды вечером из школы чуть позже обычного, она застала запертую дверь и темные окна. Хозяева давно спали, так и не дождавшись возвращения девочки, а может, и не дожидались ее вовсе. Она стучала в дверь, стучала долго, но ей так и не открыли. Что делать? На дворе холод, зима.

Не зная, что придумать, она обвела глазами двор и внезапно увидела постель с матрацем и одеялом. Недавно умер сосед, и его родственники, боясь подхватить заразу (а умер он от какой-то инфекционной болезни), выбросили вещи на улицу.

И что же? Зная о том, кому принадлежали эти вещи, и о том, что человек умер лишь вчера, усталая и замерзшая девочка легла в постель мертвеца, закуталась покрепче и так спала до самого утра. Ее не тревожили ни тяжелые мысли, ни страшные сны, ни чувство отвращения.

Наутро она решила уйти из этого дома, оставить этих людей и больше не возвращаться сюда, где к ней отнеслись так безразлично, словно ее и не было никогда.

И она ушла. Ходила по улицам города Армавира, думала, как жить дальше. Возможно, именно тогда в ней и родилась потребность заботиться о каждом встреченном человеке, если человек того заслуживает хоть в самой малой степени. По крайней мере, только подобное чувство способно объяснить терпение и заинтересованность, которые проявляет Джуна и к больным, и к тем, чью судьбу она предвидит, и к тем, кто сейчас нуждается в слове утешения, в жесте доброты.

Возможно, подобные мысли или чувства привели ее на порог обыкновенного детского сада. Заботиться о тех, кому ты нужна? А кому забота нужна больше всех, как не детям? Ведь она и сама только недавно была ребенком, едва ли не вчера, когда забиралась, уставшая, продрогшая, одинокая, в чужую постель, выброшенную из дома.

Ночлег на постели мертвеца стал, кажется, той инициацией, которую обязательно проходит любой человек, чтобы стать посвященным. Инициацию обязательно проходит будущий маг. Джуна словно породнилась с миром мертвых.

А думала она о живых. И о себе в том числе. Надо жить дальше. Надо иметь хоть кусок хлеба и крышу над головой, а для этого необходимы деньги. Разнося телеграммы, заработаешь или на хлеб, или на угол. На то и другое денег при всем желании никак не хватит. Зато возле детей всегда можно прокормиться, еда обязательно остается.

Так и вышло. Когда она поступила на работу ночной няней, появилась возможность доедать остатки детской пищи, а также крыша над головой. Хотя спать приходилось урывками, а иногда и вовсе не получалось сомкнуть глаза ночь напролет.

Заведующая, словно о чем-то догадываясь, перед тем как принять на работу, задала один-единственный вопрос: сколько ей лет? Пришлось прибавить чуть ли не два года и сказать, что исполнилось шестнадцать, а метрическое свидетельство находится в милиции, где ей сейчас оформляют паспорт.

Но ложь во имя выживания, когда никому от нее не становится хуже, вполне простительна. Удавалось не только доедать остатки детской пищи — по утрам Джуна снимала пробу с приготовленного завтрака. А спустя некоторое время стало совсем хорошо. Старательную нянечку перевели работать на кухню, в качестве повышения по службе.

На деньги можно было снять даже комнату. Приработок Джуна не бросала, разносила телеграммы, теперь только срочные. Работа ночная. После вечерней школы надо спешить на почту, а потом с телеграммой порой идти через весь Армавир, пешком, в темноте, километр за километром.

Случалось разное. Несмотря на свое бесстрашие по отношению к мертвым, живых Джуна опасалась, с ними наладить отношения куда труднее, у них иные законы. Как-то ночью шла она по высокому речному обрыву, и вдруг навстречу из ночной тьмы вынырнули несколько взрослых парней. Могло произойти что угодно. И, почувствовав внезапный прилив страха, Джуна прыгнула с обрыва. Не разбилась, даже не поранилась. Спряталась в песчаную яму и там затихла. А перепуганные парни всматривались в глубь обрыва, пытаясь разглядеть, куда девалась девчушка.

Встретились они через некоторое время совершенно случайно на танцплощадке. Обрадовались парни — жива осталась, не разбилась, не покалечилась. Оказывается, они искали ее, даже в милицию заявили о случившемся. И девушку разыскивали уже представители закона. Думали — утонула, водой унесло, ведь на берегу ни следа. А парням так понравилась молоденькая «утопленница», что двое в нее влюбились. Конечно, не слишком крепка юношеская любовь, зато порывиста и вспыльчива: кто станет провожать девушку домой, иногда решалось кулачным поединком.

Начиналась юность. Призвание ощущалось смутно, однако главное было ясно — оно существует. И все же путь в медицину заказан. Джуна чувствовала, что ее способности вряд ли оценят в каком-либо учебном заведении. А как же слова отца о ее предназначении? Она должна лечить людей. Необыкновенный дар природы надо использовать. В мире столько страждущих, которые ждут прикосновения ее целительных рук.