Там можно встретить женщин различных слоев — приятельниц мадам Тальен. Но самыми красивыми считаются госпожа Тальен и Жозефина Богарне. Мадам Богарне — любовница Барраса и носит на шее широкую красную ленту, чтобы показать, что она «состоит в родстве с жертвами гильотины». Сейчас это не позор. Наоборот, это считается шикарным. Эта Жозефина — вдова генерала Богарне, который был гильотинирован. Она бывшая графиня.

Мама спросила у парижанина, неужели в Париже не осталось порядочных женщин, на что он ответил: «Конечно есть, но они очень дороги!» — он засмеялся, а мама быстренько услала меня на кухню принести ей стакан воды…

Наполеон посетил салон и был представлен мадам Тальен и Богарне. Обе нашли, что военный министр поступает очень дурно, отказывая Наполеону в должности командующего, а также отказав ему в новой форме. Они обещали выхлопотать ему хотя бы новую форму. Но посоветовали изменить фамилию.

Он тотчас написал Жозефу: «Я принял решение изменить фамилию. Советую и тебе сделать это, так как никто в Париже не может произнести Буонапарт. Отныне я буду называться Бонапарт. Прошу тебя впредь так и подписывать свои письма ко мне, а также уговори остальных членов семьи переменить фамилию. Мы — французские граждане, и я хочу, чтобы имя, которое я впишу в книгу истории, было французским».

Таким образом, нет Буонапартов. Есть Бонапарты. Его штаны порваны, часы его отца заложены, а он мечтает делать историю!..

Жозефу он описывает на многих страницах элегантный салон мадам Тальен. «Я понял, какую большую роль в жизни мужчины может играть замечательная женщина, женщина, знающая свет, умная, женщина высшего общества»…

Дождь идет весь день. Я вымокла уже по дороге к дому мадам Тальен. Я оделась в свое красивое голубое платье, но в Тюильрийском парке и на улице Сент-Оноре я поняла, что мое платье вышло из моды. Все встречные дамы были в платьях, сшитых как рубашки и подпоясанных под грудью широкими лентами. Шейных косынок никто не носил. Теперь рукавов вовсе не носят, а платье собирается на плечах складками, которые закалываются брошками. В этом платье у меня был вид настоящей провинциалки.

Я легко нашла виллу в аллее парка и увидела, что она невелика, но гораздо богаче нашего дома в Марселе. Было около полудня, а я знала, что ежедневно во второй половине дня в салоне бывает Наполеон, и хотела пробраться туда заранее, чтобы сделать ему приятный сюрприз.

Он писал Жозефу, что в салон мадам Тальен может войти каждый, ведь у нас Республика, и я твердо рассчитывала на успех своего предприятия. У входа толпился народ и отпускал критические замечания по адресу подъезжавших в колясках гостей.

Я не смотрела по сторонам, а направилась прямо к двери. Я была остановлена лакеем в красной ливрее, расшитой золотом. Лакей окинул меня взглядом с головы до ног.

— Что желает гражданка?

Я не была подготовлена к вопросу, поэтому пробормотала тихо:

— Я хочу войти.

— Я это вижу, — ответил лакей. — А вы имеете приглашение?

Я покачала головой.

— Я думала, что… Что любой может войти сюда.

Лакей смотрел на меня все более насмешливо.

— Нет, дорогая, пора бы знать, что теперь ваше место на улице Сен-Оноре и под арками Пале-Рояля.

Я почувствовала, что заливаюсь краской.

— Что? О чем вы говорите, гражданин? Мне нужно войти, чтобы повидаться кое с кем, — бормотала я.

Однако он открыл дверь и вытолкнул меня на улицу.

— Это приказ мадам Тальен. Я могу пропустить гражданку только в сопровождении кавалера.

Дверь перед моим носом закрылась. Теперь я была на улице среди остальных любопытных.

— Ты — новенькая, еще не знаешь порядков. Теперь запрещено входить без приглашения, а раньше можно было входить всем, — сказала молодая, очень накрашенная особа.

— Вы из провинции, гражданка. Это видно по вашему платью, — заметила другая.

Меня окружили запахи вина и сыра, этим дышала толпа, собравшаяся поглазеть на гостей мадам Тальен.

Вдруг я увидела, что у подъезда остановилась коляска и из нее вышел офицер. Я локтями растолкала окружающих меня и подбежала к офицеру.

— Простите меня, гражданин, но я прошу вас взять меня с собой в этот дом.

— Что вы хотите? — спросил он удивленно. Он был так высок, что мне приходилось задирать голову, разговаривая с ним. Его треуголка была низко надвинута, и я видела только огромный нос, выступающий над воротником офицерского пальто.

— О, я прошу вас, проведите меня сюда. Теперь девушкам не разрешено входить без кавалера, а мне обязательно нужно войти. Пожалуйста, возьмите меня с собой, — повторяла я умоляюще.

Офицер осмотрел меня с головы до ног и, кажется, был не очень доволен результатом. Затем он подал мне руку и сказал:

— Пойдемте.

Лакей меня, конечно, узнал. Он удивленно посмотрел, но, принимая пальто моего спутника, согнулся в поклоне.

Возле зеркала я остановилась, чтобы еще раз оценить мой непрезентабельный вид, однако спутник мой поторопил:

— Ну, вы готовы, гражданка?

Я обернулась к нему. Он был в военной форме, прекрасно сидевшей на нем. У него были большие золотые эполеты. Под огромным носом я заметила сердито сжатые губы. Он был, конечно, недоволен тем, что провел меня, он принимал меня за уличную девчонку.

— Умоляю, простите меня! Мне обязательно нужно было войти сюда, — прошептала я.

— Ведите себя благоразумно в этом доме, прошу вас, гражданка. Не заставляйте меня краснеть за вас, — сказал он сурово. Затем он слегка поклонился и вновь предложил мне руку. Лакей широко распахнул белые двери, и мы очутились в огромном зале. Другой лакей остановился перед нами и вопросительно посмотрел на меня. Мой спутник спросил:

— Ваше имя?

— Дезире, — ответила я.

Он спросил:

— Только?

— Да, если можно коротко — Дезире, — повторила я.

Он сказал лакею:

— Гражданка Дезире и гражданин генерал Бернадот.

Лакей выкрикнул наши имена. К генералу подошли дамы, мадам Тальен скользнула по мне равнодушным взглядом и позвала его:

— Пойдемте, Жан-Батист, поздоровайтесь с Баррасом. — Они ушли. Я забилась в нишу окна и стала искать глазами Наполеона. Но его нигде не было видно.

За опущенной шторой, отделяющей меня от зала, остановились двое. Я услышала обрывок разговора: «Что вы скажете, Фуше, о маленьком бедняке, который увивается вокруг Жозефины?»

В это время кто-то захлопал в ладоши, и я услышала, как мадам Тальен пригласила:

— Все в зеленую гостиную, друзья, для вас приготовлен сюрприз!

Я двинулась за остальными в маленькую соседнюю комнату, где толпа стеснила меня так, что я не видела, что происходит впереди. Я видела только стены, обтянутые зеленым с белыми цветами шелком. Лакей разносил шампанское. Я взяла бокал. Затем толпа раздвинулась, чтобы пропустить хозяйку дома.

— Станьте вокруг дивана, друзья, — скомандовала мадам Тальен, и мы повиновались.

Тогда я увидела!

…На маленьком диване в глубине комнаты. Рядом с дамой в белом платье… На нем были его старые сапоги, но мундир был новый и хорошо обтягивал его короткое туловище. Он был худ и бледен, как тяжело больной.

Он сидел выпрямившись, и его взгляд неподвижно остановился на лице мадам Тальен, как будто он ожидал смертного приговора.

Дама, сидевшая рядом, откинулась на диване и положила руку на спинку. Голова ее, украшенная буклями высоко поднятой прически, была также откинута на спинку, глаза полузакрыты, ресницы густо накрашены, а в высокой прическе красовался алый бант, подчеркивающий белизну ее шеи и плеч.

Я поняла, кто это! Вдова Богарне — Жозефина! Ее крепко сжатые губы сложились ироническим рисунком, а взгляд был обращен к Баррасу. Она ему улыбалась.

— У всех есть шампанское? — спросила мадам Тальен. Ее тоненький силуэт приблизился к дивану, она протянула руку, и Наполеон подал ей свою. Это была красивая группа…

— Гражданки и граждане, мадам и месье, имею честь объявить вам всем новость, касающуюся нашей дорогой Жозефины. — Мадам Тальен еще приблизилась к дивану и стала рядом с Наполеоном. Он также встал и смотрел на нее, как завороженный. Жозефина не переменила позы.