Многие почитатели мага, если и не верили в эликсир молодости и жизни Калиостро, верили в его умение превращать всякий металл в золото. Среди подобных поклонников оказался и статс-секретарь Елагин.

В отношении петербургских врачей Калиостро действовал весьма дипломатично, отказываясь лечить являвшихся к нему пациентов, ссылаясь на то, что им не нужна его помощь, так как в Петербурге и без него хватает знаменитых врачей. Но такие добросовестные отказы лишь усиливали настойчивость являвшихся к Калиостро больных. Кроме того, на первых порах он не только отказывался от всякого вознаграждения, но даже сам помогал деньгами бедным больным.

В книге «Приключения Калиостро» весьма подробно рассказывается о любовных похождениях князя Потемкина с женой Калиостро. Высказывается предположение, что эти похождения и были причиной быстрой высылки Калиостро из Петербурга, а также подмена ребенка. О такой подмене стала ходить молва в Петербурге, и императрица Екатерина II тотчас воспользовалась ею для того, чтобы принудить Калиостро безотлагательно удалиться из Петербурга, тогда как настоящим поводом к удалению мага стала будто бы любовь Потемкина к Лоренце.

Однако можно предположить, что неудача миссии Калиостро в Петербурге вызвана и другими причинами.

Одно то обстоятельство, что Калиостро явился в Северную Пальмиру не просто врачом или алхимиком, а таинственным политическим деятелем, главой новой масонской ложи, должно было бы подсказать ему, что он ошибается в своих смелых расчетах. В то время императрица Екатерина II не слишком благосклонно посматривала на тайные общества, и приезд такой личности, как Калиостро, не мог не увеличить ее подозрений.

В книге «Тайные истории России» содержатся подробные сведения о взаимоотношениях Калиостро и Елагина. Из этого источника мы узнаем, что, познакомившись с Елагиным, Калиостро сообщил ему о возможности делать золото. Несмотря на то что Елагин был одним из самых образованных русских людей того времени, он поверил магу, который обещал научить Елагина этому искусству в короткое время и при небольших издержках. Против Калиостро выступил один из секретарей Елагина: «Достаточно раз побеседовать с графом Фениксом для полного убеждения в том, что он наглый шарлатан». Елагин, однако, продолжал доверять Калиостро. А секретарь Елагина начал распускать по Петербургу слухи о заезжем шарлатане, чем сильно подорвал его кредит в обществе, в котором Калиостро нашел и других поклонников, в числе которых оказался и граф Александр Сергеевич Строганов, один из самых видных вельмож екатерининского двора.

Чрезвычайно неблагоприятно на положение Калиостро в Петербурге подействовало также напечатанное в русских газетах заявление испанского посланника Нормандеца о том, что никакой граф Феникс на испанской службе полковником никогда не состоял. Этим официальным заявлением обнаруживалось самозванство Калиостро и фальшивость патента, составленного для него маркизом Альято.

Однако рассказ об этом не подтверждается дальнейшими исследованиями. В единственной в то время русской газете «Санкт-Петербургские ведомости» никакого объявления со стороны дона Нормандеца не встречается. По всей вероятности, рассказ этот выдуман уже после отъезда Калиостро из Петербурга его недоброжелателями, как и многие другие небылицы. По существовавшим в то время правилам, каждый уезжающий из России за границу должен был три раза опубликовать в «Санкт-Петербургских ведомостях» информацию о своем отъезде. И вот в «Прибавлениях» к 79-му номеру «Ведомостей», вышедших 1 октября, между двумя извещениями об отъезде за границу — мясника Иоганна Готлиба Бунта и башмачника Габриеля Шмита — объявлен отъезжающим «г. граф Каллиострос, гишпанский полковник, живущий на дворцовой набережной в доме г. генерал-поручика Виллера». Но если бы о его самозванстве было объявлено в Петербурге, то он никак не смог бы присвоить себе этот чин. Последующие аналогичные объявления в номерах 80 и 81 «Прибавлений» опровергают также рассказ о том, будто Калиостро жил в Петербурге под именем графа Феникса и будто бы он был выслан оттуда внезапно по особому распоряжению императрицы. Между тем он выехал из русской столицы в общем порядке, хотя, быть может, и не без некоторого принуждения.

Судя по времени отъезда Калиостро из Митавы и первой публикации о его отъезде из России, приходим к заключению, что Калиостро прожил в Петербурге около девяти месяцев. В течение этого времени испанский посланник, находившийся в Петербурге, мог затребовать и получить нужные ему сведения о Калиостро. В ту пору известия из Мадрида шли в Петербург около полутора месяцев, как это явствует из печатавшихся в «Санкт-Петербургских ведомостях» политических известий. Но дело в том, что никакого объявления со стороны Нормандеца против Калиостро в русских газетах не встречается.

Не в пользу пребывания Калиостро в Петербурге складывались и другие обстоятельства. Независимо от того, что он как масон не мог встретить благосклонного приема со стороны императрицы, она должна была не слишком доверчиво относиться к нему и как к последователю графа Сен-Жермена, который побывал в Петербурге в 1762 году и которого Екатерина считала шарлатаном.

Не добившись блестящих успехов в высшем петербургском обществе как масон, врач и алхимик, Калиостро не мог уже рассчитывать на внимание к нему публики в Петербурге, подобно тому как это было в многолюдных городах Западной Европы. Для русского простонародья Калиостро как знахарь и колдун был фигурой чужеродной.

По словам барона Глейхена, Калиостро был небольшого роста, но имел такую наружность, что она могла служить образцом для изображения личности вдохновенного поэта. Во французской газете «Газетт де Санте» писали, что фигура Калиостро носит на себе отпечаток не только ума, но даже гения.

Одевался Калиостро пышно, странно и большей частью носил восточный костюм. В важных случаях он являлся в одежде Великого Копта, которая состояла из длинного шелкового платья, похожего покроем на священническую рясу, вышитого от плеч и до пят иероглифами и перепоясанного кушаком красного цвета. При таком одеянии он надевал на голову убор из сложенных египетских повязок, концы которых ниспадали вниз. Повязки эти были из золотой парчи, а на голове закреплялись цветочным венком, осыпанным драгоценными каменьями. По груди через плечо шла лента изумрудного цвета с нашитыми на ней буквами и изображениями жуков. На поясе, сотканном из красного шелка, висел широкий рыцарский меч, рукоять которого имела форму креста.

В таких пышных нарядах Калиостро должен был казаться простому русскому люду скорее важным барином-генералом, но никак не колдуном. К тому же известно, что народ русский всегда предпочитал в качестве знахаря-колдуна «лядащего мужичонка», и чем более неказист он и неряшлив, тем более вызывает доверие. Опять же для приобретения славы знахаря необходимо было уметь говорить по-русски.

Как заморский врач, Калиостро в Петербурге мог найти для себя весьма ограниченную практику, и опасным для него соперником был даже знаменитый в то время Ерофеич, с успехом лечивший не только простолюдинов, но и екатерининских вельмож и тоже открывший своего рода жизненный эликсир, который впоследствии удерживал за собой название по имени изобретателя.

Несмотря на все старания избегать столкновений с петербургскими врачами, Калиостро все-таки подвергся преследованию с их стороны. Барон Глейхен упоминает, что придворный врач великого князя Павла Петровича вызвал Калиостро на дуэль. «Так как вызванный на поединок имеет право выбрать оружие, — сказал Калиостро, — и так как теперь дело идет о превосходстве противников по части медицины, то я вместо оружия предлагаю яд. Каждый из нас даст друг другу по пилюле, и тот из нас, у кого окажется лучшее противоядие, будет считаться победителем». Дуэль не состоялась. Хотя, по другой версии, этот врач Созонович действительно явился к Калиостро с собственноручно изготовленным ядом, на что заезжий кудесник предложил ему выпить некую золотистую пилюлю. Приняв яд на глазах друг у друга, противники разошлись. Созонович отпаивался молоком и надеялся на чудо. И чудо произошло. Калиостро прислал ему записку, в которой любезно сообщал, что, видя страстное желание Созоновича до конца служить врачебной науке, Калиостро дал ему лекарство, лишь повышающее… мужскую потенцию. Со своей стороны, графу не составило труда ловко поменять буквально на глазах противника ядовитое снадобье на шарик шоколада. На поединок же Созонович вызвал Калиостро якобы как раз из-за подмены младенца.