До своего пострижения юный Прохор ежедневно в определенные часы приходил в церковь, стараясь быть там раньше всех, неподвижно, всегда на одном месте и до самого конца выстаивал все богослужение, глядя в пол, чтобы избежать рассеянности. В своей келье послушник упражнялся в чтении и физическом труде. Евангелие и Послания апостолов он читал всегда стоя. Из духовных книг любил читать: «Шестоднев» святого Василия Великого, «Беседы» святого Макария Великого, «Лествицу» преподобного Иоанна Лествичника, «Добротолюбие».

В часы отдыха Прохор искусно вырезал из кипарисного дерева крестики для раздачи богомольцам. Он вообще отличался большим искусством в столярном деле, поэтому получил прозвище Прохор-столяр. Участвовал он также и в общих трудах-послушаниях братии, состоявших в сплаве леса, в заготовке дров.

Узнал Прохор, что в Саровских лесах живут в отшельничестве несколько монахов. По их примеру и он стал в свободные часы укрываться в лесу для уединенной молитвы. Созерцание дивной природы наполняло его сердце любовью к ее Творцу. Кроме уединенной молитвы Прохор принял еще подвиг — усиленный пост. По средам и пятницам он вообще ничего не вкушал, в другие дни недели принимал пищу только раз в день.

Восемь лет прожил Прохор послушником. Несмотря на строгое воздержание и пост, у него в это время было полное белое лицо, выразительные и проницательные голубые глаза, прямой и острый нос, густые брови и густые светло-русые волосы, окладистая борода и усы, высокий рост в два аршина и восемь вершков (около 178 см). Он отличался огромной физической силой. Портрет Прохора, по описаниям современников, был очень привлекательным. Если добавить сюда свойства его натуры: смирение, счастливую память и способность вести увлекательную беседу, — то с несомненностью можно предположить, что сам облик будущего преподобного не мог не располагать к себе всякого.

Уже во время своего послушничества Прохор сумел преодолеть тяжелейшее испытание и был награжден сполна… В 1780 году он тяжко заболел, все тело его распухло. Ни один врач не смог определить болезнь. Недуг длился около трех лет, из которых не менее половины Прохор провел в постели. Тут открылось, каким уважением и любовью он уже пользовался в обители. За ним, простым послушником, ухаживал сам настоятель отец Пахомий и другие старшие иноки.

Больному становилось все хуже и хуже, и отец Пахомий настойчиво предлагал обратиться к врачу или хотя бы пустить кровь. Прохор решительно ответил: «Я предал себя, святый отче, истинному врачу душ и телес, Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери. Если же любовь ваша рассудит, снабдите меня духовным врачевством». После этого старец Иосиф отслужил об исцелении болящего особо всенощную и литургию; братия с усердием стали молиться за него. Прохор, наконец, начал поправляться.

Много лет спустя старец Серафим рассказывал одной дивеевской инокине, что тогда, в болезни, после причащения Святых Тайн, явилась ему в несказанном свете Пресвятая Богородица с апостолами Иоанном Богословом и Петром. Указывая на Прохора, Богородица сказала: «Этот нашего рода». Потом Она возложила на голову Прохора правую руку и жезлом, который держала в левой руке, коснулась больного. У него на правом бедре образовалось углубление, из которого вся вода из тела и вышла. Это углубление — величиной с кулак — так и осталось на бедре старца Серафима до самой смерти.

Та келья, в которой произошло чудесное исцеление Прохора, вскоре была снесена, и на месте ее воздвигли больницу с двухэтажной церковью в честь преподобных Зосимы и Савватия Соловецких и Преображения Господня. Выздоровевший послушник отправился за сбором пожертвований на украшение этой церкви.

Странствуя по ближайшим к Сарову городам, Прохор был и в Курске, посещал родных. Его старший брат Алексей сделал взнос в числе прочих купцов. Мать Агафья Фотиевна радостно встречала сына, которого и не чаяла уже увидеть живым. Но Прохор заговорил о смерти. Он сказал брату: «Знай, когда я умру, и твоя кончина вскоре последует». Так и случилось. В 1833 году Алексей Мошнин внезапно занемог. Когда из Сарова пришло сообщение о блаженной кончине младшего брата (2 января 1833 г.) и был получен его портрет, Алексей почувствовал, что пришел и его черед. Его пособоровали, после чего он мирно скончался.

13 августа 1786 года с соизволения Священного Синода отец Пахомий постриг послушника Прохора в сан инока. При посвящении ему дано было новое имя — Серафим. Через год монах Серафим был рукоположен в иеродиакона. С этого дня, храня чистоту души и тела, в течение почти шести лет беспрерывно находился в служении. Все ночи на воскресные и праздничные дни он проводил в бодрствовании и молитве — до самой литургии. После нее еще долго оставался в храме, потому что по обязанности священнодиакона должен был приводить в порядок утварь и заботиться о чистоте алтаря. Господь, видя ревность и усердие инока к подвигам, даровал ему силу и крепость, так что он совершенно не чувствовал утомления, не нуждался в отдыхе, часто забывал о пище и питье и, ложась спать, жалел, что человек, подобно ангелам, не может беспрерывно служить Богу.

Настоятель отец Пахомий еще более привязался сердцем к Серафиму и без него не совершал почти ни одной службы. Когда он выезжал из обители по делам или для служения, то обыкновенно брал его с собой.

Это дало случай отцу Серафиму познакомиться с великой подвижницей и принять от нее дело, которое впоследствии так изумительно разрослось через него. Речь идет о Дивеевской общине.

Основательницей Дивеевской общины была Агафья Семеновна Мельгунова. Имя ее и доныне чтится в Серафимо-Дивеевском монастыре, который находится в Нижегородской области. Отец Серафим еще полтора века назад предсказал, что мощи ее будут почивать открыто и станет она одной из четырех святых Дивеевской женской лавры…

Урожденная дворянка, богатейшая помещица Ярославской, Владимирской и Рязанской губерний, осталась молодой вдовой после смерти своего мужа-полковника. После этого она прибыла в Киев с трехлетней дочерью, решив посвятить свою дальнейшую жизнь Богу. Во Флоровском монастыре она приняла постриг под именем Александры. Но подвижническая жизнь ее в этом монастыре продолжалась недолго. Однажды после продолжительного молитвенного бдения она сподобилась видеть Богородицу, которая повелела Александре идти на Север России и обходить все великорусские обители во имя Божией Матери, обещая указать место, где монахиня «окончит богоугодную жизнь свою».

Не сохранилось сведений, в каких местах странствовала матушка Александра, но в 1760 году она шла из Мурома в Саровскую пустынь. Не доходя до нее двенадцати верст, остановилась в селе Дивееве, избрав местом отдыха лужайку у стены небольшой деревянной церкви. Усталая, она уснула и в легкой дреме снова сподобилась видеть и слышать Богородицу:

«Вот то самое место, которое Я повелела искать тебе на Севере России… Живи и угождай здесь Господу Богу до конца дней твоих, и Я всегда буду с тобою, и всегда буду посещать место это и в пределе твоего жительства Я осную здесь такую обитель Мою, равной которой не было, нет и не будет никогда во всем свете: это четвертый жребий Мой во вселенной»[3]…

Когда видение окончилось, мать Александра проснулась, оглядела местность, начала молиться с горячими слезами и еле пришла в себя. Она дошла до Саровской пустыни в большой радости, потому что этот монастырь имел тогда великую славу.

Множество подвижников, постников, пещерников, старцев и затворников отличались в нем святостью своей жизни. Они могли помочь ей советами и наставлениями.

Общежительная Саровская пустынь произвела на матушку Александру сильное впечатление. Ничего подобного она не видела во всей России — монастырь стоял среди дремучего леса, на горе, омываемой с трех сторон речками Сатис и Саровкою. Это была настоящая пустынь, уединенная от людских жилищ и успокаивающая каждого входящего.