Желтухин снова подошел к Ольге и взял ее руки.

— Простите меня, я зафилософствовался… проклятая привычка… А вы сидите тут и слушаете меня… и лицо у вас такое тихое, точно наяву вы видите сны…

— Нет, я думаю о той «незнакомке» на выставке — она тоже такая…

— Но ведь это — вы… Художник лучше понял вас, чем я…

И вдруг, сконфузясь и робея, он спросил:

— Скажите, вы ведь любите кого-нибудь, не жениха вашего, а другого…

Точно ожидая этот вопрос, Ольга ответила:

— Да, я люблю вашего друга…

Она впервые громко произнесла свою тайну, и такими странными показались ей эти слова. Точно впервые она навсегда закрепляла за собою право говорить это. И сидела с широко открытыми глазами, отражающими холодный свет лампы, с усталым-усталым лицом, с руками, беспомощно кинутыми на подушку.

Желтухин растерянно повторял за нею:

— Моего друга… кого же?

И сейчас же, точно озаренный какою-то мыслью, почти крикнул:

— Художника? Но почему же вы ни разу не спросили о нем? Точно бежали его? Нет, не то… конечно, конечно… Боже мой, как жестока любовь… Но все же зачем так себя мучить?.. Если бы я знал — ведь он сегодня еще был у меня… Мы говорили с ним о его картине, говорили о вас…

Ольга вскрикнула. Она все шире и шире раскрывала свои глаза в то время, как говорил писатель, и теперь вытянулась, приподнявшись в кресле, и крикнула.

Потом беспомощно опустилась головою вниз.

Ольгин обморок был долог и мучителен. Сначала она стонала, точно уплывая куда-то и желая остановиться, удержаться на месте, хваталась за ручки кресла. Потом затихла, окоченела, перестала дышать.

Растерянный Желтухин не мог нащупать пульс, расплескивал воду, подносил ей к носу вместо нашатыря духи. Наконец, выбившись из сил, перенес Ольгу к себе в спальню на кровать и, разбудив лакея, послал за доктором.

Волнуясь, он ходил по комнатам и то тушил, то зажигал электричество.

Заслышав шаги, кинулся в переднюю, умоляя доктора поторопиться.

Наконец гостья его пришла в себя. На щеках проступил румянец, губы первыми улыбнулись жизни. Доктор долго осматривал и остукивал больную. Озабоченный, пошел в кабинет к Николаю Герасимовичу; удивленно разводил руками.

— Кто она?

— Барышня, из интеллигентной семьи, окончила гимназию…

Но все говорило за то, что эта барышня давно уже голодает — весь организм изнурен, нервная система надорвана, сильное малокровие — явные признаки недоедания, частых голодовок.

Эскулап пожимал плечами — это было выше его понимания.

Писатель кивал головой. Его сводили с ума нахлынувшие на него со всех сторон мысли об Ольге.

Она заснула в нимбе своих золотистых каштановых волос на его подушке, на которой никогда не покоилась женщина, а он сидел над нею, не смыкая глаз, весь остаток ночи.

Только в два часа дня Ольга проснулась. Сон укрепил ее, она чувствовала себя бодрой.

Желтухин спал, склонившись на спинку стула.

Ей жаль было будить его, и она лежала неподвижно, полная благодарности к этому человеку.

Сквозь желтые занавеси свет проникал едва-едва в спальню.

Широкая, орехового дерева старинная кровать, такая же шифоньерка с наклоненным движущимся зеркалом, два стула, коврик и ореховая же овальная рама на стене с портретом самого хозяина — юноши, в белых откидных воротничках и с пухлым ртом.

На цыпочках подошел к дверям лакей. Скрипнула половица. Желтухин задвигался и открыл глаза. Без пенсне он плохо видел и страшно щурился. Потом поднялся со стула, боясь взглянуть в сторону Ольги.

— Доброе утро, Николай Герасимович!

— Доброе утро, доброе утро… только лежите и не шевелитесь… вам нужен полный покой. Я уйду кое за чем, а вы почитайте…

Он поднялся открывать занавес, но она воспротивилась.

Ей хотелось встать и во что бы то ни стало ехать домой. Что думает Раиса! Как беспокоится…

Напрасно он уговаривал ее,— она стояла на своем.

Через полчаса они уже уехали на извозчике к дому, где жила Ольга. Молчали или говорили о пустяках. Ни один из них не вспоминал прошедшей ночи — точно ее и не было, точно они только что встретились.

Дома их ждали обеспокоенные Раиса и Скарынин.

Скарынин пришел сегодня очень рано. Он не мог оставаться один. Он не спал всю ночь, думая об Ольге, не давал спать Сереже, которого так же, как Ольга — Желтухина, встревожил вчера очень поздно. Ему хотелось поскорее увидеть свою невесту, чтобы еще раз сказать ей о любви. Теперь она казалась ему недосягаемой и высокой. Ее страдания, которые он чувствовал, делали ее святою.

Раиса очень удивилась, не застав Ольгу дома. Заснув, усталая, наутро она еще более забеспокоилась. Спрашивала хозяйку, что случилось. Но та не слыхала даже, когда Ольга ушла.

У старухи явились подозрения, не ушла ли Ольга со Скарыниным… Ведь эти девчонки — шалые головы!

Но когда Скарынин пришел и начал расспрашивать об Ольге, сказал, что она его невеста, хозяйка сразу переменила свое мнение и стала рисовать всякие ужасы.

Раиса скрыла от жениха ночное исчезновение Ольги. Сказала только, что она недавно ушла, и вот — пропала.

Так они сидели, перебрасываясь отрывочными фразами, и ждали. Наконец, Ольга и Желтухин позвонили у двери. Желтухин попросил позволения войти в квартиру.

Ему хотелось познакомиться с Ольгиной хозяйкой и Раисой.

Кстати, он познакомился и со Скарыниным, которого видал в кабачке, но не был представлен.

Писатель нашел комнату очень удобной и сделал несколько лестных замечаний тающей хозяйке.

Посидев немного, Ольга попросила оставить ее вдвоем со Скарыниным.

— Мне нужно поговорить с ним,— заявила она,— и я хотела бы сделать это сейчас… Анна Ивановна не откажет вам, Николай Герасимович, и Раиса посидит пока у нее…

Хозяйка, конечно, ничего не имела против, но Желтухин предложил Раисе пройтись:

— Сегодня очень мягкая славная погода. Нужно пользоваться,— уверял он.

Когда Раиса вернулась, Скарынина уже не было.

Ольга сидела за столом и перебирала какие-то бумаги.

Лицо у нее было бледное, как и утром (обморок все-таки чего-нибудь стоил), но спокойное и решительное.

— Где же Скарынин? — спросила она, сваливая на стол целый ворох разных пакетов.

— Он ушел…

— Скоро вернется?

Раиса во все глаза смотрела на подругу.

— Ах, да не спрашивай ты! Ну, придет, не придет, почем я знаю!.. Ты лучше скажи, откуда у тебя все это?

Раиса замялась, потом, хитро прищурившись, ответила:

— Богатой стала, вот и купила. Здесь лекарство тебе, масло, булки, ветчина, кефир, целая уйма вкусных вещей…

Уже догадываясь, в чем дело, Ольга прикрикнула:

— Не дури, Райка… говори толком!

Тогда обиняками Раиса рассказала, что говорил ей Желтухин, как он узнал об их голодовках, как сам до всего додумался и вместе с нею пошел покупать все это. Право, она ничего не говорила ему, потому что он все знал и без нее. И не нужно сердиться…

Раиса еще долго заступалась за Желтухина, а Ольга слушала ее и улыбалась.

— Да я и не думаю злиться,— наконец сказала она,— откуда ты взяла?.. Он очень славный. Его помощь только приятна.

Раиса чуть не прыгала от радости.

— Ну вот молодец, Ольга, вот люблю!..

Хозяйка принесла яичницу. Старуха была очень внимательна. Она присела на стул рядом с девушками, красная от жара плиты, долго говорила о том, как полезно кушать яйца, и можно было подумать, что она так всегда заботливо относилась к своим жиличкам.

Когда наконец она ушла, Раиса спросила Ольгу:

— Нет, ты мне все-таки скажи, что со Скарыниным? Я чувствую, у вас с ним опять неладно…

Ольга ответила спокойно:

— Я отказала ему. Я сказала, что не гожусь в жены.

Раиса всплеснула руками:

— Ах, боже мой! А он что же?..

Ольга молчала. Потом, отойдя к окну и глядя на морозные узоры, ответила: