— Мне было так хорошо в ее обществе, сэр! У меня и мысли-то такой не было, — пробормотал Джосайя.

— Тем лучше, — сказал Чарльз. — И для вас, и для Элизабет.

Молодой капитан был явно растерян.

— Я знаю лишь одно — продолжал Чарльз, — в последнее время у Элизабет тяжело на душе. Это, по-видимому, лишило ее и покоя, и рассудительности. Она ведет себя не так, как обычно.

— Ах, вот оно что, — пробормотал Джосайя.

— И естественно, мне очень дорога моя сестра, — говорил Чарльз.

Молодой капитан кивнул.

— Я не потерплю, если она попадет в какую-нибудь неприятную историю или поставит себя в компрометирующее положение, — при всей своей церемонности в семейных делах, если ситуация требовала, Чарльз мог быть и грубовато прямодушен. — Она, конечно, уже взрослая и сама знает, что делает, и я не собираюсь, как нянька, опекать ее. С другой же стороны, я решил, что было бы честно обрисовать вам положение дел так, как я его вижу и понимаю.

— Я отлично все понял, мистер Бойнтон, — произнес Джосайя также в порыве пламенной откровенности, — я не из тех типов, что пользуются подавленным состоянием женщины.

— Мне очень приятно это слышать, — произнес Чарльз, улыбнулся и протянул ему руку.

Джосайя ответил крепким рукопожатием, твердо глядя прямо в его глаза.

Чарльз был уверен в том, что они достигли полного взаимопонимания. Характер капитана был надежной тому порукой: этому человеку можно было смело доверять и быть уверенным, что ни при каких обстоятельствах он не воспользуется кажущейся открытостью Элизабет, никогда не поймет превратно ее игривый тон и не сделает попыток сближения с ней. Они вернулись в компанию, и Элизабет Бойнтон тут же почувствовала разительную перемену в обращении с нею Джосайи Даулинга. Он, конечно, был дружелюбен, как и прежде, но держался несколько отстраненно и явно старался сохранять дистанцию. Она не могла взять в толк, что же заставило его так резко изменить линию поведения, но потом решила, что это, скорее всего, связано с особенностями его характера, а потому сама понемногу угомонилась и о чем-то задумалась.

Джосайя от души сострадал ей, но понимал, что помочь ей не в силах. Предупреждение, полученное им от Чарльза Бойнтона, было ясным и недвусмысленным. Он был предприимчив и честолюбив, рассчитывал на блестящую карьеру в этой компании — и вынужден был прислушаться к совету, полученному из уст одного из старших компаньонов.

Молчаливость Элизабет полностью отдавала Джонатана в руки Эрики, и та не замедлила этим воспользоваться. Выждав несколько минут, чтобы убедиться в занятости детей своими играми, она обернулась к нему.

— Меня удивило, сколько здесь красивых возвышенностей, — сказала она. — Это напоминает мне, словно бы в миниатюре, баварский пейзаж. Есть ли тут поблизости места, откуда можно осмотреть все окрестности?

Он на секунду задумался.

— Если вас не пугает несколько суровая дорога, я, пожалуй, мог бы показать вам такое место.

Эрика охотно согласилась.

Они тронулись в путь вверх по течению реки на север. Вскоре начался подъем, а когда под их ногами стали все чаще и чаще громоздиться крутые уступы, поросшие мелкой растительностью, баронессе стало взбираться самой нелегко, и она порывисто протянула руку Джонатану. Тот долго вел ее наверх, и в какой-то момент ему уже привычно стало ощущать тепло ее ладони. Все получилось так естественно, так само собой, что ему не могло прийти в голову, что она просчитала все свои ходы наперед. Наконец они забрались на гребень высокого холма, и Джонатан обвел взмахом руки открывающийся вид. И снова Эрика стояла так близко, что их плечи соприкасались.

Потом, когда они вместе наслаждались прекрасным пейзажем, она искусно прислонилась к нему — так, что он поневоле обнял ее, чтобы поддержать.

— Я и не думала, что в Америке есть такие волшебные пейзажи, — сказала Эрика, — всем известно, что у вас есть гигантские города, такие как Нью-Йорк, Бостон или Филадельфия, но о естественных прелестях вашей земли известно очень мало.

Раньше она не казалась ему женщиной, расположенной восхищаться красотами природы, а потому он принялся описывать свои излюбленные места в Соединенных Штатах. Воодушевление его нарастало, особенно когда он стал рисовать ей суровые берега штата Мэн, пустынные и дикие пляжи Флориды, величие реки Миссисипи.

Эрика слушала с показным вниманием, взгляд ее сияющих глаз был устремлен прямо на него, губы слегка приоткрыты. Большую часть сказанного она пропустила мимо ушей, но это не имело значения — она, казалось, вбирала в себя силу его объятия, она ждала его поцелуя.

Неожиданно для себя Джонатан получил это немое послание. Правда, он до этого и не думал добиваться Эрики, но случилось так, что они стали друг другу гораздо ближе, чем можно было ожидать.

И еще до того как он отдал себе отчет в том, что же происходит, его ладони оказались на ее плечах и он слился с ней в страстном поцелуе.

Эрика мягко поддалась его напору, точно рассчитав всю сцену. Прикосновение ее губ было поначалу ласковое и упругое, но потом поцелуй ее стал открытым — она как бы приглашала его решиться на дальнейшее.

И силы природы одержали верх. Прошло уже несколько месяцев с того времени, когда Джонатан уступил влечению к Молинде, и его мужская страсть заговорила во всю мощь и с лихостью заглушила все доводы рассудка.

Это была та самая реакция, на которую рассчитывала Эрика. Сразу став в его объятиях, казалось бы, беззащитной, оставившей попытки сопротивления женщиной, она на самом деле контролировала и держала в уме всю ситуацию от начала до конца.

Она позволила все, что ему хотелось, и с радостью следила за тем, как его объятия становятся все более страстными. И когда движения его рук стали чересчур недвусмысленны, она решила переменить тактику.

Она сумела высвободиться из его объятий мягко и быстро. Все было сделано так, что у него не появилось оснований считать свое самолюбие задетым.

Джонатан понял, что прозвучал предупредительный сигнал. Немецкая красавица просила его остановиться, пока не стало слишком поздно. Он опустил руки и отступил на полшага назад.

Глядя в упор друг на друга, оба тяжело дышали, стараясь вернуть себе хладнокровие.

Джонатан хотел было произнести слова извинений, но что-то удержало его от этого. Своими действиями он яснее ясного дал понять, что жаждал обладания ею — хотя само это было для него несколько неожиданно, — и понимал, что она вполне могла превратно воспринять слова извинений. Он не хотел оскорбить ее и, повинуясь инстинкту, промолчал.

Эрика поздравила себя с успехом: ее план целиком себя оправдал. Джонатан был уже готов на все, но она призвала его остановиться и не дала осуществиться его желаниям. И теперь он будет хотеть ее сильнее прежнего. Произведя на него неизгладимое впечатление, она, между тем, заставила его поверить в то, что придерживается строгости в нравах, да и вообще настоящая леди. И если она хорошо разбирается в мужчинах, — а уж что-что, а в них она разбирается отлично, — сейчас ей покорился важный плацдарм в кампании по завоеванию Джонатана Рейкхелла.

Когда они не спеша спускались по холму к месту, где проходил пикник, у Эрики закралось подозрение, не успела ли приметить Элизабет, как они с Джонатаном поднимались вверх, держась за руки, но в конце концов она убедила себя в обратном, потому что ее подруга оставалась спокойной и любезной весь оставшийся день.

Сам пикник удался на славу. Это было настоящее пиршество из блюд с моллюсками, в стиле Новой Англии. Мужчины собрали огромный костер и принимали больше участия в приготовлении кушаний, чем дамы. Пир начался с вареных моллюсков, погруженных в горячее растопленное масло. Следующим номером угощения был чоуде[17], которым с самого утра занималась лично Джессика по старым семейным рецептам Рейкхеллов. Однако главным лакомством по праву считались омары, сваренные в морских водорослях. К ним были поданы вареный картофель и свежая кукуруза. Тем, которые еще в состоянии были справиться с десертом, были предложены на выбор арбузы и яблочный пирог. Только Джулиан и Дэвид выразили желание вкусить и то и другое.