В стаде «Волга-Единорог» было около шестидесяти тысяч голов. Полю очень понравилась полная автономность стада — с утра и до утра всех коров вместе и каждую в отдельности обслуживали исключительно киберы и ветавтоматы. Стадо же, в свою очередь, с утра и до утра обслуживало перерабатывающий комбинат Линии Доставки, с одной стороны, и непрерывно растущие научные потребности скотоводов — с другой. Например, можно было связаться с диспетчерской и потребовать у дежурного пастуха корову семисот двадцати двух дней от роду, такой-то масти и с такими-то параметрами, ведущую род от племенного быка Миколая 2-го. Через полчаса названное животное в сопровождении заляпанного навозом кибера будет ждать вас в приемном боксе, скажем, генетической лаборатории.
Кстати, именно лаборатория генетики занималась самыми сумасшедшими экспериментами и служила постоянным источником некоторых трений между фермой и перерабатывающим комбинатом — работники комбината, скромные и свирепые стражи мировой гастрономии, приходили в неистовство, обнаруживая в очередной партии коров чудовищную скотину, по виду и, главное, по вкусу больше всего напоминающую тихоокеанского краба. На ферму немедленно прибывал представитель комбината. Он сразу же шел в лабораторию генетики и требовал «автора этой неаппетитной шутки». В качестве авторов неизменно откликались все сто восемьдесят сотрудников лаборатории генетики (не считая школьников-практикантов). Представитель комбината сдержанно напоминал, что ферма и комбинат предназначены для бесперебойного снабжения Линии Доставки говядиной во всех видах, а не лягушечьими лапками и не консервированными медузами. Сто восемьдесят прогрессивно настроенных генетиков в один голос возражали против такого узкого подхода к проблеме снабжения. Им, генетикам, кажется странным, что такой опытный и знающий работник, как имярек, придерживается столь консервативных взглядов и не придает никакого значения рекламе, которая, как известно, для того и существует, чтобы изменять и совершенствовать вкусы населения. Представитель комбината напоминал, что ни один новый пищевой продукт не может быть запущен в распределительную сеть без апробации Академии Здравоохранения. (Выкрики из толпы генетиков: «Консерваторы от пищеварения!», «Общество друзей аппендикса!») Представитель комбината разводил руками и всем своим видом показывал, что ничем не может помочь. Выкрики переходили в глухое ворчание и вскоре замолкали: авторитет Академии Здравоохранения был громаден. Затем представителя комбината вели по лабораториям, чтобы показать «кое-что новенькое». Представитель комбината бледнел, отшатывался и требовал клятвы, что «все это» совершенно несъедобно. В ответ ему давали на дегустацию мясо, которое не требовало специй, мясо, которое не нужно было солить, мясо, которое таяло во рту, как мороженое, спецмясо для космонавтов и ядерных техников, спецмясо для будущих матерей и даже мясо, которое можно было есть сырым. Представитель комбината дегустировал, восхищенно кричал: «Вот это хорошо! Вот это славно!» — и требовал клятвы, что «все это» выйдет из области эксперимента уже в следующем году. Совершенно успокоившись, он прощался и уезжал, а через месяц все начиналось сначала.
Собранная за день информация окрылила Поля и внушила ему уверенность в том, что здесь есть чем заняться. «Для начала я пойду в кибернетисты, буду пасти коров,— рассуждал Поль, сидя на открытой веранде кафе и рассеянно глядя на стакан газированной простокваши.— Половину кибердворников выгоню в поле. Пусть ловят мух. По вечерам буду заниматься с генетиками. Хорошо, если бы Ирина оказалась генетиком. Меня бы, конечно, прикрепили к ней. Каждое утро я посылал бы ей кибера с букетом цветов. И каждый вечер». Поль отпил простокваши и посмотрел вниз, на черное поле за рекой. Там уже слабо зеленела молодая травка. «Хитроумно! — подумал Поль.— Завтра киберы повернут стадо и погонят обратно. Вот они, челночные пастбища. Однако рутина, не вижу новых принципов. Мы с Ириной выведем коров, которые будут жрать землю. Как дождевые черви. Вот будет весело! Вот только Академия Здравоохранения...»
На веранду, шумно споря о смысле жизни, ввалилась большая компания и сразу принялась сдвигать столики. Кто-то бубнил:
— Человек умирает, и ему все равно — наследники, не наследники, потомки, не потомки...
— Это быку Миколаю Второму все равно...
— При чем здесь бык? Тебе тоже все равно! Ты ушел, исчез, растворился... Тебя нет, понимаешь?..
— Погодите, ребята... В этом своя логика, конечно, есть. Смысл жизни интересует только живых.
— Интересно, где бы ты был, если бы твои предки рассуждали так же. До сих пор сошкой бы землицу ковырял...
— Вздор! При чем здесь смысл жизни? Это просто закон развития производительных сил...
— А при чем здесь закон?
— А при том, что хочешь ты или не хочешь, а производительные силы развиваются. За сохой пришел трактор, за трактором — кибер...
— Ладно, пусть потомки ни при чем. Но, значит, были люди, смысл жизни которых состоял в том, чтобы придумать трактор?
— Что вы путаете? Что вы все время путаете? Речь не о том, зачем каждый отдельный человек живет, а зачем существует человечество! Вы ничего не поняли и...
— Это ты ничего не понял!
— Слушайте! Меня послушайте! Крестьяне! Я вам все сейчас объясню... Ау!
— Дайте, дайте ему сказать!
— Это вопрос сложный. Сколько люди существуют, столько они спорят о смысле своего...
— Короче!
— ...о смысле своего существования. Во-первых, потомки здесь ни при чем. Жизнь дается человеку независимо от того, хочет он этого или нет...
— Короче!
— Ну, тогда сам и рассказывай.
— Правда, Алан, давай короче.
— А короче — вот: жить интересно, потому и живем. А кому не интересно — вон в Снегиреве фабрика удобрений...
— Так его, Алан!
— Нет, ребята... В этом своя логика тоже есть...
— Это кухонная философия! Что значит «интересно», «не интересно»? Зачем мы — вот вопрос!
— А зачем смещение перигелия? Или закон Ньютона?
— Самый дурацкий вопрос — это «зачем».'Зачем солнце восходит на востоке?
— Во-во! Один дурак ставит этот вопрос, чтобы поставить в тупик тысячу мудрецов.
— Дурак? Я такой же дурак, как и вы мудрецы...
— Да бросьте вы, поговорим лучше о любви!
— «Любовь — что такое! И что такое — любовь?»
— Зачем любовь — вот вопрос! А, Жора?
— Знаете, крестьяне, вот смотришь на вас в лаборатории — люди как люди. А как начнется философия... Любовь, жизнь...
Поль взял свой стул и втиснулся в компанию. Его узнали.
— А! Странник! Странник, что такое любовь?
— Любовь,— сказал Поль,— это специфическое свойство высокоорганизованной материи.
— Зачем организованной и зачем материи — вот вопрос!
— Да будет вам...
— Странник, новые анекдоты есть?
— Есть,— сказал Поль.— Только неостроумные.
— Мы сами неостроумные...
— Пусть расскажет. Расскажи мне анекдот, и я скажу, кто ты.
Поль сказал:
— Один кибернетист (смех) изобрел предиктор, машину, которая предсказывает будущее, этакий агрегат в сто этажей. И задал он для начала предиктору вопрос: «Что я буду делать через три часа?» Предиктор жужжал до утра, а потом сообщил: «Будешь сидеть и ждать моего ответа».
— Да-а,— сказал кто-то.
— Что — да? — сказал Поль хладнокровно.— Сами просили.
— Слушайте, крестьяне, почему все эти киберанекдоты такие дубовые?
— Главное — зачем? Вот вопрос!
— Странник! Как тебя зовут, странник?
— Поль,— пробормотал Поль.
На веранду вышла Ирина. Она была красивее всех девушек, сидящих за столом. Она была так красива, что Поль перестал слышать. Она улыбнулась, что-то сказала, кому-то махнула рукой и села рядом с длинноносым Жорой, и Жора сейчас же наклонился к ней и что-то спросил, наверное: «Зачем?» Поль отдышался и заметил, что сосед справа плачет ему в жилетку:
— Мы просто еще не умеем, не научились. Сашка никак этого не может понять. Такие вещи рывками не делаются...