Искусные китайские мастера, сопровождавшие монголов, построили новые, еще более мощные машины. Эти катапульты, выбрасывающие камни и большие стрелы, начали наносить сильный урон воинам Тимур-Мелика. Видя, что положение его становится безнадежным, Тимур-Мелик в темную ночь, приготовив множество лодок и плотов, сложил на них пожитки и посадил своих воинов. Внезапно на всех судах запылали костры и факелы, и огненным потоком они понеслись вниз по реке, увлекаемые ее бурным течением.

Монгольское войско погналось за ними по обоим берегам. Тимур-Мелик направлял плоты и лодки туда, где показывались монголы. Стрельбой из лука он отгонял их и направлял суда дальше. Проплыв к Бенакету и одним ударом прорвав железную цепь, протянутую монголами через реку, суда и плоты понеслись снова вперед.

Опасаясь, нет ли на реке еще более сильных преград, построенных монголами, Тимур-Мелик, заметив близ Бар-Халыгкента большие табуны, пристал к левому берегу и, посадив воинов на коней, поскакал в степь. Монголы его преследовали. Воинам Тимур-Мелика приходилось останавливаться, сражаться, отгонять монголов и затем снова пробиваться вперед.

Никто не хотел сдаваться, и многие спаслись, проскользнув между монгольскими лагерями. Они пробрались на запад, где присоединились к войску, которое уже собрал Джелаль-эд-Дин.

Тимур-Мелик, оставшись с некоторыми воинами, продолжал отбиваться, углубляясь все дальше в степь, надеясь на силу коней. Когда последние спутники Тимур-Мелика были убиты, а в колчане его осталось всего три стрелы, за ним гнались уже только три монгола. Стрелой он попал в глаз одного и бросился с мечом на остальных. Те повернули коней и ускакали.

Тимур-Мелик всего с двумя стрелами в колчане добрался до колодца в песках, где стояли конные разведчики хорезмского войска. Они дали ему свежего коня, и на нем Тимур-Мелик доехал до Ургенча, где опять занялся подготовкой к дальнейшей борьбе...

В дни смертельной опасности при нашествии могущественных врагов горе тому городу, в котором вместо дружного единодушия для защиты родной земли жители раскалываются на два враждующих лагеря, — такой город сам себя обрекает на гибель!

Это испытала Бухара.

В тот день, когда перед городом появился со своим передовым отрядом свирепый рыжебородый Чингисхан и дерзко, чтобы устрашить жителей, поставил свой желтый шатер в виду главных ворот, в Бухаре, как описывает современный летописец, «слышались только голоса малодушных, испуганных и маловерных, желавших покорностью, мольбами и ценными подарками заслужить милость дикого монгольского завоевателя». К сожалению, эту партию малодушных составляли те лица, которые в обыкновенное время были правящими, всесильными и самыми влиятельными в Бухаре, и их долгом было объединить силы всех могущих держать оружие и разместить их по стенам древнего города.

Вместо этого они суетились и кричали:

– Не надо прибегать к безумной борьбе! Теперь нужна мудрая уступчивость! Джелаль-эд-Дин с его призывами к борьбе только погубит священную Бухару. Наш благословенный город охраняют молитвы святых имамов, которые сильнее всех страшных полчищ монгольского владыки. Бухара, где находится столько могил наших великих святых вовеки останется неприступной, вместилищем знаний, звездой на небесах просвещения!

Самыми уступчивыми и напуганными были наиболее богатые лица: купцы, владельцы складов, больших домов, имамы, ученые улемы — все, кто больше всего заботился о накоплении своих богатств, о своем благополучии, стремясь, чтобы ничто не потревожило той обеспеченной, счастливой жизни, которую они до того времени вели.

Однако в городе, помимо уступчивых, было еще несколько десятков тысяч трудящихся ремесленников, кустарей, медников, оружейников, кузнецов, седельников, гончаров, резчиков по дереву и прочих искусных мастеров с их подмастерьями и учениками. Все они горячо стояли за упорную борьбу с хищным врагом, требовали не уступать и не верить коварным монголам, убежденные, что город благодаря древним высоким и прочным стенам сможет устоять и выдержать длительную борьбу.

Но эти народные массы не были объединены для борьбы. Им нужен был вождь, который собрал бы их силы в стойкие и прочные дружины.

Таким вождем мог бы выступить Тимур-Мелик или другие старые, опытные полководцы. Но все они были далеко, разъехавшиеся по своим отрядам, готовым к борьбе с монголами.

Многие указывали на Джелаль-эд-Дина:

– Он был помощником у шах-ин-шаха, он знает военное дело, он уже удачно дрался с монголами в битве при Иргизе!

Другие возражали:

– Имя султана Джелаль-эд-Дина ненавистно бухарским богатым старикам. Они пугаются и кричат: «Султан испортит наши переговоры с монголами и вызовет ненужную резню!..»

На тайном совещании богатых старейшин города было решено послать семьдесят джасусов 26 по всему городу, чтобы разыскать Джелаль-эд-Дина и прикончить на месте как беспокойного врага Бухары, который осмелился возбуждать народ против великого владыки Чингисхана, посланного самим аллахом сделаться повелителем всех мусульман.

Кара-Кончар, неизменный спутник Джелаль-эд-Дина, ходил в толпе, прислушиваясь к голосам спорящих и недовольных, и с негодованием отворачивался, когда до него доносились жалкие речи унывавших и трусливых.

Он слышал, как в одном месте в толпе кричали: «Надо поймать Джелаль-эд-Дина и его джигита Кара-Кончара и отвести их к начальнику города».

Кара-Кончар повернул в боковой темный переулок и заметил, что за ним последовало пять человек. Он замедлил шаг и остановился за выступом стены: «Джасусы! Думают, что им удастся схватить Кара-Кончара! Щенки!»

Когда первые двое поравнялись с ним, он быстро схватил их за шею и изо всех сил ударил лицами друг о друга. Те завопили, обливаясь кровью. Остальные трое отбежали на несколько шагов и остановились. Кара-Кончар набросился на одного из них и пронзил мечом. Двое других с криками убежали.

Кара-Кончар быстро шел узким переулком, который тянулся вдоль стены города, всматриваясь в темноту. Здесь изредка спешили навстречу путник с узлом на плече, женщины, держа за руки детей, старики и прочие жители, перепуганные появлением врага.

В одном месте, близ бойницы, где обыкновенно стоял часовой, впереди показалась тень. Это был Джелаль-эд-Дин.

– Бадавлет 27, я сейчас обошел все базары. Люди потеряли голову, — сказал Кара-Кончар, — люди катятся в пропасть. Завтра Бухара будет вырезана монголами. А между тем отцы города кричат, что они приготовят счастливое будущее священной Бухаре и проклинают султана Джелаль-эд-Дина и всех тех, кто требует вынуть меч для борьбы с врагами.

Джелаль-эд-Дин ответил:

– Нам здесь нельзя оставаться. Нужно собирать войска для большой и долгой войны. Здесь я договорился с часовым из конного отряда. Он пошел к стоянке своих лошадей и обещал принести несколько волосяных арканов. Связав вместе, часовой нас спустит по стене, и мы покинем город. Я ему обещал за это два золотых тилля.

Вскоре пришел часовой. За ним следовало еще несколько человек. Кара-Кончар уже приготовился к битве, но пять человек, всадники конного отряда, стали просить Джелаль-эд-Дина:

– Султан, мы хотим быть с тобой. Мы не останемся в этом городе скорпионов и тарантулов, мы уйдем с тобой драться за родную землю. Но как нам быть? Наши кони здесь, их на веревках не спустишь.

Джелаль-эд-Дин сказал:

– Отныне вы мои братья. Выбирайте: или завтра, когда откроются ворота, выезжайте на конях и скачите в сторону Келифа, или махните рукой на своих коней и сейчас следуйте за мной.

Всадники пожалели своих коней и обещали на другой день догнать Джелаль-эд-Дина.

Кара-Кончар спустился первым по высокой стене, держась за волосяной аркан. Коснувшись ногами земли, он крикнул: