замедлилось, то в этом мы с братом убедились оба.
С началом моего выздоровления случился новый казус - заболел брат и
должен был лечь в лазарет при Главном инженерном училище. <...>
С начала 1842 года брат начал подыскивать другую квартиру, находя
прежнюю неудобною; после долгих розысков он остановился на квартире в
Графском переулке, что близ Владимирской церкви, в доме Пряничникова, куда
мы и перебрались в феврале или марте месяце. Квартира эта была очень
светленькая и веселенькая; она состояла из трех комнат, передней и кухни; первая
комната была общая, вроде приемной, по одну сторону ее была комната брата и
по другую, очень маленькая, но совершенно отдельная, комнатка для меня.
В эту квартиру к брату довольно часто ходили две новые для меня
личности, с которыми я и познакомился.
64
1. К. А. Трутовский {30}. Это был тогда симпатичный юноша, он был
тоже в Главном инженерном училище, на один год по классам моложе брата, тогда он был еще в Высшем кондукторском классе и часто ходил к брату. Он и
тогда отлично рисовал и часто на клочках бумаги простым карандашом
набрасывал различные этюды; у меня и теперь хранится где-то в бумагах его
рисунок, сделанный им тогда у брата, изображающий шарманщика. Впоследствии
Трутовский, кончив курс в офицерских классах Инженерного училища, вскоре
покинул свою инженерную службу и поступил в Академию художеств, где
серьезно занимался и достигнул впоследствии степени академика живописи.
После знакомства 1842 года я не встречался более с Трутовский, но память о нем
всегда была для меня симпатична. Он умер 17 марта 1893 года.
2. Дмитрий Васильевич Григорович. Эта личность была товарищем брата
по Инженерному училищу. Он в это время начал часто бывать у брата, а
впоследствии, когда я поступил в Строительное училище, он, кажется, был и
сожителем брата. В описываемое мною время Д. В. Григорович был молодой
человек лет 21, то есть таких же лет, как и брат. Это был очень веселый и
разговорчивый господин. В то время я узнал об нем следующее: Григорович, дойдя до старшего кондукторского класса, перестал вовсе заниматься науками, а
всецело предался рисованию, и в то время, например, когда Остроградский читал
лекции, он преспокойно снимал с него портрет. Ближайшие наставники и
наблюдатели, после различных мер домашних, решились донести об этом
великому князю Михаилу Павловичу, а тот на докладе, положив резолюцию:
"Лучше быть хорошим художником, нежели плохим инженером", велел
выпустить Григоровича вовсе из заведения. И вот в 1842 году он был уже в
штатском платье и, кажется, занимался в Академии живописью. Это был брюнет
очень высокого росту и весьма тогда тощий. Одно из отличнейших тогдашних
свойств его была особая способность чрезвычайно верно и схоже подражать
голосам хорошо знакомых ему личностей. Он был большой театрал и
чрезвычайно верно и натурально говорил голосом различных тогдашних
артистов. Бывало, как он начнет декламировать:
И в хаосе разрушенного мира
Могилу дочери возлюбленной найду... {31} -
то все невольно говорят, что это Каратыгин. Или когда начнет, бывало,
крикливым и певучим голосом декламировать:
Полки российские, отмщением сгорая,
Спешили в те места, стояли где враги.
Лишь только их завидели - удвоили шаги.
Но вскоре туча стрел, как град средь летня зноя,
Явилась к нам - предвестницею боя... {32} -
то все, смеясь, кричали: "Толченов, Толченов..." И действительно, подражание было удивительно! Много он тогда воспроизводил мотивов и
65
несколько пел из готовившейся тогда постановки новой оперы Глинки "Руслана и
Людмилы".
Когда Григорович бывал у брата, то всегда время проходило очень весело, потому что он ни на минуту не переставал что-нибудь рассказывать из
театрального мира и вообще чего-нибудь интересного. Со времени поступления в
Строительное училище я перестал видеть Дмитрия Васильевича; но постоянно
сохраняю об нем самые приятные воспоминания. Тут же написал об нем только
то, что сам успел подметить. Дальнейшая же карьера этого выдающегося человека
и его литературные труды известны всей России.
Упомяну также здесь о случившихся раза три-четыре вечеринках у брата,
на которые собирались несколько офицеров (товарищей брата), с целию игры в
карты. Не знаю, как было впоследствии, но в первое время своего офицерства
брат очень увлекался игрою в карты, причем преферанс или вист были только
началом игры, но вечер постоянно кончался азартною игрою в банк или штос.
Помню, что в подобные вечера я занимался хозяйственною частию, наливал всем
гостям чай и отправлял в комнату брата, где происходила игра, с лакеем Егором.
После же чаю всегда подавался пунш, по одному или по два стакана на брата.
А. И. САВЕЛЬЕВ
В книге М. Максимовского "Исторический очерк развития Главного
инженерного училища" об Александре Ивановиче Савельеве (1816-1907) сообщается, что в 1869 году, то есть в момент опубликования книги, он -
"командир роты юнкеров николаевского Инженерного училища в чине
полковника. Начал он службу ротным офицером при училище в 1837 году и
назначен, после полковника Скалона, ротным командиром в 1857 году,
следовательно, служил в училище тридцать два года". В 1884 году был
произведен в генерал-лейтенанты.
Савельев - сотрудник "Военного энциклопедического лексикона", автор
работы "Материалы к истории инженерного искусства в России" ("Инженерные
записки", 1853), "Алфавитного сборника технических слов, старых и новых, относящихся к военно-инженерному делу" (1869), "Исторического очерка
инженерного управления в России" (ч. I - 1879, ч. II - 1887) и многочисленных
статей по истории и археологии, печатавшихся в журналах "Древняя и новая
Россия", "Русская старина" и "Исторический вестник" (см. "Исторический
вестник", 1884, N 3, стр. 691-692). Ему же принадлежит несколько мемуарных
статей о Достоевском, Григоровиче и других воспитанниках Инженерного
училища (см. Биография, стр. 35-38 первой пагинации; PC, 1900, N 8; НВ, 1896, N7150).
ВОСПОМИНАНИЯ О Ф. М. ДОСТОЕВСКОМ
66
Я позволяю себе передать в "Русской старине" мои воспоминания о годах
молодости Ф. М. Достоевского времени его пребывания кондуктором
(воспитанником) в Главном инженерном училище, где я служил в должности
дежурного офицера и знал Федора Михайловича близко и пользовался дружеским
его расположением.
Ф. М. Достоевский, по конкурсному экзамену (1838 г.), поступил в
Главное инженерное училище при мне, и с первых годов его пребывания в нем и
до выпуска из верхнего офицерского класса (1843 г.) на службу он настолько был
непохожим на других его товарищей; во всех поступках, наклонностях и
привычках и так оригинальным и своеобычным, что сначала все это казалось
странным, ненатуральным и загадочным, что возбуждало любопытство и
недоумение, но потом, когда это никому не вредило, то начальство и товарищи
перестали обращать внимание на эти странности. Федор Михайлович вел себя
скромно, строевые обязанности и учебные занятия исполнял безукоризненно, но
был очень религиозен, исполняя усердно обязанности православного
христианина. У него можно было видеть и Евангелие, и "Die Stunden der Andacht"