Игры в политику – не его стезя. Возможно, если Кир проживет подольше, то научится разбираться в хитросплетении событий. Возможно.

Внешне усопшие походили скорее на ожившие тени, при всей материальности их облика перепутать души предков с их потомками, с теми, в чьих жилах еще течет кровь, не грозило. В них, как ни забавно звучит, попросту не доставало жизни.

Мир завертелся перед глазами, накрылся темной пеленой, все окружающие цвета словно выцвели, слившись в один – серый. Эмоции окружающих назойливо заполняли его голову, сметали барьер его разума от сумасшествия. Страх, пьянящий аромат чужого страха, щедро приправленного надеждой, ожиданием, нетерпением.

Сначала чувства живых, потом мертвых. А потом осталась только серая пустошь, безжизненное сухое пространство и не его предки.

Духи пришли поприветствовать сюзерена. Кир ощущает себя глубоководной рыбой, стремительно всплывающей на поверхность. Голова начинает болеть, заполняется тысячами голосов, шепот извне сводит с ума. Мертвые ненавидят его, проклинают до исступления, только никто кроме Кира не слышит.

– Жалкий обманщик, лжец, – обвинения звучат по-разному, но все об одном.

Одновременно, в голосах звучит злорадство. Еще немного, и духи заберут проклинаемого с собой. Кир понимает, что в этом случае он навечно застрянет в сером мире, наедине с мечтающими уничтожить его духами.

Еще Кир знает, что ему никто не поможет. Если некоторые заклинатели орков и могли бы, для них он оставался могущественным и бессмертным Темным Учителем, или как там. А так называемые сподвижники и пальцем не пошевелят без прямого приказа, он уверен. Тем более, если вспомнить, они же принципиально все, что можно понять не так, понимают неправильно. Парень подозревал, "его преданные слуги" поступают так назло.

Кирилл начинает задыхаться, перед глазами плавают круги. И как будто перечисленного недостаточно, становится пусто и скучно. Словно безликая серость выпивает из него по капле жизнь. Визги и вопли пусть почтенных, но не слишком вежливых духов становятся все громче. Киру страшно хочется попросить, чтобы кто-нибудь выключил динамики.

Когда давление становится невыносимым, откуда-то приходит злость. Серая пелена рассевается, и Кирилл вновь оказывается в обычном мире. И тогда он выходит вперед, навстречу камлающему шаману и вызванным духам.

Напряжение внезапно покинуло парня. Простите, господа, но умирать он пока не собирается. А вот дорогим предкам пора на покой.

Стоявшая рядом сестра резко отшатнулась, каган уставился в лицо Кира, пытаясь найти подтверждение его сумасшедшим догадкам. Остальная часть свиты настороженно замерла, но Кир не обратил на странное поведение соратников ни малейшего внимания. В конце концов, об их ненависти к его персоне он догадывался и раньше, так чему удивляться? Застарелая, ноющая ненависть с яркой примесью страха. Везде страх, всегда страх. Киру это нравится, он не может отрицать, заполонивший пространство ужас забавляет, придает сил. Когда он идет, остальные отшатываются, будто находится с ним рядом – невыносимо.

Кир не осознает, что и как он делает. Ему просто надо, чтобы агрессивные духи исчезли прочь, и он вышвыривает их обратно, в серые пустоши. Бледнеющий шаман, вышедший из транса, с безумным видом уставился на остановившегося вблизи Темного Властелина. Кир кожей ощущает охвативший его ужас, а потом, после дозволения удалиться, нахлынувшее облегчение.

Парень остается один в центре пустого пространства, окруженный напряженно застывшей толпой. Кир приподнимает кончики губ в злой усмешке и начинает говорить.

Чувства толпы вдруг становятся его, он управляет захлестнувшими живую массу эмоциями, направляя по своему вкусу. Кир не различал, не соображал, что именно несет, но это было и не важно. Его самого охватывало холодное веселье, никогда не свойственная ему мрачная радость. Еще недавно вменяемые орки послушно внимали, его приказы становились их целями, смыслом их жизни. Еще одни марионетки на веревочках, но Кир лишь идет на поводу у их представлении и фантазии, ничего больше. Хотели Темного Властелина – получите и распишитесь.

Скорее всего, он сходит с ума.

– У тебя тогда глаза почернели, – тускло произносит Олеся. Сестра сидит, положив подборок на колени, обхватив себя руками – как маленький ребенок, прячущийся от темноты.

У Кира раскалывается голова, хорошо хоть, одержимость прошла. Правда, отнюдь не бесследно – чужие эмоции продолжали ощущаться как свои. Только негативные эмоции, кстати.

– Мне страшно, – шепчет младшая.

То, что ему также страшно, Кир благоразумно решил промолчать.

– Скажи что-нибудь, – Олеся нервозным, лихорадочным движением рвет траву, теребит мертвые растения в руках и затем отбрасывает.

– Я знаю.

Знаешь, сестренка, я теперь все знаю. Кто меня боится, кто ненавидит, злоба, зависть, похоть – все ваши чувства также и мои, вы как открытая книга. Немного забавно командовать людьми, мечтающими, чтобы тебя зажарили на медленном огне. Но если видеть все в черном цвете постоянно, можно окончательно спятить. Не мудрено стать мизантропом, ощущая все самое мерзкое, что сосредоточено в душах окружающих.

Больше всего на свете, Киру хочется, чтобы все прекратилось. Сколько времени он сможет держать себя в руках? Желание бессмысленного разрушения никуда не делось, только затаилось где-то в глубине подсознания, до следующего раза.

Кириллу вспоминается недолгий разговор с Тольгром, одним из самых авторитетных шаманов. Уже после "происшествия" на ритуале.

Кирилл, приглашенный на церемонию посвящения в воины, наблюдал за поединками молодых и зрелых бойцов. Этнологические наблюдения перестали интересовать Кира, когда он поймал тоскливо-злой взгляд шамана. Еще один враг, куда более принципиальный и непримиримый чем Тхлин. Но беседовали они уже после, наедине.

– Я не буду сманивать вашу молодежь на войну, – Кир сам не понял, соврал или нет. Наверное, все же нет – откуда-то пришла твердая уверенность, что война все же начнется, независимо от их решений и желаний.

– Вы всегда обещаете многое, – шаман его не боялся и был готов к последствиям. Другое дело, что Кир не мог испепелить его на месте, о чем Тольгр, впрочем, не догадывался. Да и не хотел врач никого убивать.

– Ничего не буду обещать, – легко соглашается он, – просто подумайте. Светлым тесно в их границах, а степь неплохое приобретение, и, в любом случае, все думают что, мы союзники. Так почему бы нам ими не быть?

Это просто, играть на чужих опасениях, поднимать сомнения, облекать их в слова. Тольгр боялся, что его народ останется один на один с испытаниями, что в степь придет война – и поэтому Кир был убедителен.

– Они думают, что мы ваши слуги, – недовольно проскрипел старый, даже можно сказать, дряхлый орк.

– То есть, вы обвиняете меня в том, что думают ваши соплеменники? – на показ восхитился Кирилл. – Как оригинально!

Тольгр несколько смутился, но взгляда не отвел.

– Вы думаете иначе? – проскрипел старик, сцепившись узловатыми пальцами в посох.

– А это уже совсем другой вопрос, – причем независимый от первого пункта.

Тогда, на ритуале Киру хотелось повелевать, он жаждал власти как умирающий в пустыне воды, но мимолетный приступ мании величия закончился. Только вот, парень не поручился бы, что он не произойдет снова.

Керлиан

Выступление хозяина орки восприняли благосклонно, воодушевившись настолько, что были готовы сразу встать под темные знамена. Лиан слушал такие знакомые, почти выученные наизусть речи и бесился. Сколько бы времени ни прошло, господин по-прежнему оставался все тем же. Как и те, кто внимает его лживым посулам. Впрочем, когда-то и он сам, тогда еще принц Рассветной империи, попался в расставленную ловушку, польстившись на обещанные славу, величие, силу и бессмертие. Бессмертие, правда, Лиан получил.