Затем будет суд над людьми через испытание огнем, и многие будут осуждены и погибнут. Но оставшиеся твердыми в вере будут спасены от проклятия.

Потом же будут явлены знамения истины: первое знамение — отверстое небо, второе знамение — трубный звук, третье — воскресение мертвых.

Однако не всех мертвых; но как сказано: "Придет Господь и все святые с Ним.[XX]

Тогда увидит мир Господа, грядущего на облаках небесных.[XXI] [48]

В-третьих, духовность первохристиан отличалась аскетичностью, но слово "аскетизм" следует понимать в его первоначальном значении — как упражнение в добродетелях и их умножение, а не в значении суровых подвигов и самоотречения. Позднее аскетизм станет образом жизни для определенного слоя людей внутри Церкви, однако в начальные времена аскетизм представлял собой логическое следствие христоцентрического и эсхатологического аспектов христианской духовности.

Следуя учению св. Павла, св. Игнатий Антиохийский подчеркивал, что подражание Христу — обязанность, общая для всех христиан. Мученичество, несомненно, считалось высшей формой подражания Христу и именно в этом св. Игнатий являет нам самое очевидное и наиболее вдохновляющее свидетельство; однако для большей части христиан, еще не подвергавшихся преследованиям, подражание Христу состояло в добродетельной жизни. Так, из нравственного учения Дидахе известно, что первохристиане славились добродетелями братской любви, смирения, терпения, послушания, целомудрия и молитвенным деланием. Чтобы воспитать и сохранить в себе эти добродетели, первохристианам вскоре пришлось прибегнуть к практике сурового подвижничества, а также в какой-то мере отдалиться от мира. В конце концов, самыми распространенными формами аскетизма стали безбрачие, свободно принимаемое людьми обоих полов, и воздержание вдовствующих. Однако и св. Климент, и св. Игнатий всегда напоминали первохристианам о том, что величайшая из всех добродетелей — любовь. Так, лирическим языком, перекликающимся с гимном любви ап. Павла, св. Климент пишет:

Кто способен объяснить силу Божественной любви? Кто в состоянии передать ее величественную красоту? Высота, на которую возносит нас любовь, неописуема. Любовь соединяет нас с Богом; любовь покрывает множество грехов; она все претерпевает и все переносит. В любви нет места низости, любовь не гордится. Она не разжигает распри, не противится и все совершает в согласии. Она достигает совершенства во всех Божиих избранниках, но никто не угодит Богу, если любви не имеет. Господь собрал нас всех вокруг Себя в любви и через любовь, которую имея к нам, Господь наш Иисус Христос по воле Божией пролил за нас Свою Кровь, пожертвовал Своим телом ради нашего, отдал Свою душу за наши души. Теперь, дорогие возлюбленные, вы видите, как велика и удивительна любовь, и не хватает слов для описания ее высочайшего совершенства.[49]

Мы видели, что св. Игнатий Антиохийский горячо настаивал на том, что подражание Христу является обязанностью всех христиан, а также, что св. Климент Римский превозносил любовь, называя ее основой совершенства. Для св. Игнатия величайшее проявление любви и высшая степень совершенства в подражании Христу выражались в принятии мученичества. Поэтому в своем послании к Римлянам он писал: "Дайте мне претерпеть страдания, подобные страданиям Бога моего". В этом же Послании к Римлянам мы находим отрывок, выделенный Евсевием и благодаря стараниям св. Иеронима дошедший до нас через века волнующим свидетельством о мученичестве, являющем совершенство любви и безусловное средство соединения со Христом:

Молитесь обо мне, чтобы Бог дал мне душевные и телесные силы, чтобы мог я не только называться христианином, но и подтвердить это имя… Я обращаюсь ко всем Церквам и свидетельствую перед ними свою волю умереть за Бога… Бросьте меня на съедение диким зверям и благодаря им я попаду к Богу. Ибо я — пшеница Божия; и меня перемелят челюсти диких зверей, чтобы стал я беспримесным хлебом Христовым… Пусть меня жгут и распинают, бросят стае диких зверей, пусть ломают мне кости и отрубят члены, пусть измельчат на куски все мое тело и пусть все чудовищные пытки сатаны обрушатся на меня; только бы мне обрести Иисуса Христа.[50]

Также очевидно, что в ранней Церкви аскетизм был связан с эсхатологией. Первохристиане, жившие с мыслью о грядущем Втором Пришествии, хотя и не ведали его точного времени, понимали, что не следует собирать земные богатства и погружаться в дела земной жизни. Они ожидали возвращения Господа и не забывали о parousia даже тогда, когда стало ясно, что предстоит ожидание, гораздо более долгое, чем предпролагалось ранее.

К литературе этого периода, содержащей аскетические и моральные поучения, относятся Дидахе, послания св. Климента и Пастырь Ермы, и, наконец, — Послание к Диогнету, в котором жизнь христиан описывается следующим образом:

Они живут на родной земле, но как временные поселенцы; они участвуют во всем как полноправные граждане и претерпевают всё как чужестранцы. Для каждого из них чужая земля — отечество, а родина — чужая земля. Как и все, они сочетаются браком, рождают детей, но они не бросают на произвол судьбы своих чад. Они открыто гостеприимны, но сохраняют чистоту. Волею судьбы они облечены "в плоть", но они не живут "по воле плоти". Они отбывают на земле свой срок, но им уготовано место на небесах. Они подчиняются существующим законам, но свою жизнь строят по законам собственным. Они любят всех, а все их преследуют. Они не известны и при этом запрещены. Их предают смерти, а они обретают жизнь.[51]

В-четвертых, духовная жизнь первохристиан отличалась литургичностью. Буйе замечает, что "несомненно, именно Клименту мы обязаны введением слова 'литургия' в его сугубо христианском значении. Он употреблял это слово в традиционном греческом значении: совместный общественный труд граждан, — и впервые использовал его для обозначения христианского богослужения".[52] Центром литургической жизни была Евхаристия, и "ничто так не раскрывает и новизну христианства, и его прочную укорененность в иудейской духовности, как исследование евхаристических формул, оставленных нам ранней Церковью, через сопоставление их с формулами иудаизма".[53] Дидахе содержит ряд евхаристических молитв, представляющих собой на самом деле иудейские молитвы благодарения с христианскими вставками.

Благодарим Тебя, Отче наш, за святую Лозу Давида, раба Твоего, Которую Ты открыл нам через Иисуса Христа, Раба Твоего. Слава Тебе навеки.

Благодарим Тебя, Отче наш, за жизнь и за знания, которые Ты открыл нам в Иисусе Христе, Рабе Твоем. Слава Тебе навеки.

Как этот преломленный хлеб был рассеян по горам и, будучи собран, стал единым хлебом, так да соберется воедино Церковь Твоя со всех концов земли в Твое Царство; ибо Твоя есть сила и слава во Иисусе Христе во веки веков.[54]

Согласно Деяниям Апостолов, в литургии апостольских времен доминировали три основные акта: крещение, возложение рук и преломление хлеба. Через крещение кандидат становился полноправным членом христианской общины; через возложение рук крещенному христианину передавался Святой Дух, что иногда сопровождалось особыми дарами или харизмами; но самый торжественный обряд в христианстве. состоял в преломлении хлеба, совершаемом в воспоминание о Тайной Вечере, как заповедал Своим ученикам Христос. И с наибольшей полнотой по сравнению с другими обрядами христиане переживали присутствие Христа при совершении именно этого акта. В это время Христос присутствовал в Своей пасхальной тайне и возникало предчувствие parousia — Второго Пришествия.