Макошью быть не просто, в начале надо отстоять своё право быть собой. Для меня это означало видеть в мужчине не выгоду, или партнера в достижении цели, а его сущность, то, что внутри. Они тянулись ко мне, теперь я понимала, что тянулись именно как к Макоши, чувствуя эту мою особенность, умение подсказать куда идти и что делать. Но там, в моем Мире, я постоянно вызывала недоумение, а то и настороженность приятельниц, не понимающих, почему я не хочу развеяться в отсутствие мужа, во время его затяжных командировок, ведь пользуюсь успехом. Влюбленных в меня, да и просто дружески настроенных, я старалась избегать, видимо чувствуя, что нужна не я, а мои умения.

Сейчас я начинала ценить то, что оказалась здесь. Среди мужчин Приграничья мне было спокойно, я была ценна именно как Макошь, никто не пытался навязать роль жены или любовницы. Хотя я и сомневалась, что вновь увижусь со своим Хранителем, но я его любила в том Мире, и продолжала любить в этом, не смотря, ни на что или вопреки всему. И разменивать своё чувство на интриги и романы с другими, пусть и с не менее достойными, не хотела. "Насильно мил не будешь", уж простите, но эта поговорка верна во всех Мирах.

Налетевший порыв ветра хлопнул створкой окна, чуть не разбив стёкла, и я словно вынырнула из омута мыслей, настороженно взглянув на Макса.

— Прости меня, Зоя, — глухо произнес он, — ты права, это испытание. Признаю, что действовал не в открытую, даже магию использовал, — Но ты отпустила Короля Тёмных эльфов, Геральда, ничего не потребовав для себя, значит богатство и власть тебе не нужны. Не связала обещанием Ветра, значит не хочешь помыкать такими, как он. Боги видят, что тебе можно верить, но после Веды ошибиться не хотят. Вот я и рискнул. Ведь то, что ты помнишь, как смутный сон, для меня было почти вчера — Макс как-то странно осёкся, словно сказал не то, что хотел сказать. Помолчав, он начал заново, повторив:

— Ты права, это испытание, Макошь должна понимать, на что идёт. Быть опорой всем. В первую очередь, Зоя, это означает одиночество лично для тебя. Ты это понимаешь? Добровольно пойдешь на такое? Или назовешь одиночество — свободой? А что касается моей попытки, какой мужчина из здешних, не захочет, чтобы ты была только его? Даже там, в том, твоём Мире, твой Хранитель не устоял. В Мире, где ценится женская самостоятельность, а в действительности женщина тянет и себя и своего мужчину, не понимая, что тем самым губит его. Зачеркивает, как личность. Дает ему право быть просто человеком, а не мужчиной, не тем, кем он был природой создан и судьбой назначен. Инь и Янь, весы Мироздания, да как не назови. Боги не просто так их придумали. А у таких, "просто людей" единственное умение, принесенное с собой из детства, это умение жалеть себя. Вот и будет использовать его в жизни. И женщина при нем, то ли мать, то ли мачеха, а результат один, перечёркивает такая женщина мировое устройство. Замысел самого Творца, а потом всю жизнь виноватых ищет. В том, что всё не так, и муж или сын не такой.

Понимаешь, за другого человека его жизнь не прожить. Что бы познать чувство, чтобы ценить научиться, через боль надо пройти. Всегда через боль, — Макс снова замолчал, молчала и я, памятуя, что обычно слушают не чтобы понять, а чтобы ответить. В этом разговоре мне было важно, чтобы он понял, я слушаю и слышу, и понимаю и его и его многолетнюю боль и жажду быть понятым.

Он перевел дыхание, сглотнул и заговорил уже тише, словно извиняясь за предыдущую горячность:

— Прости, но ты же помнишь девиз моего рода, в том времени, где мы были вместе? Хотя здесь всё проще: " Полюбить, так королеву…", вот я и люблю. А на войне и в любви все средства хороши, и воином я был, сколько себя помню. И именно, как воин я тебя оберечь и хотел. Одиночество — страшная штука, Зоя. И дело не в том, что своего найти не можешь, а в том, что ошибаться надоедает.

Я молчала, прикусив губу, он был прав, во многом, но и мне себя не переделать. А согласись я на интрижку, или, пусть даже на полноценный роман. Что дальше? У всего есть конец, рано или поздно закончится и влюбленность Макса в недоступную королеву. А вот Макошью мне уже не быть. Перегорю.

— Самое странное, это то, что я на тебя даже не сержусь, — сказала я и удивилась, — это действительно так.

— Это только хуже, — отозвался он, — когда часто бьют по одному и тому же, боль притупляется, ты привыкла не доверять. А я только усугубил то, что сделали с тобой, там.

Я не нашлась с ответом, молодой парень с мудрыми глазами старца был прав, пусть и до боли, но прав.

— Просто скажи, где я ошибся, мне это важно, — неожиданно попросил он.

— Цветы предупредили, — грустно призналась я, — видишь ли, астры, даже летние, всегда пахнут светлой печалью по уходящему лету, аромат воспоминаний о том, что могло бы быть, да не случилось. Или случилось, да прошло, а твой букет пах тревожно, остро. Не воспоминаниями, а интригой. А ещё, ты не пустил в дом Кешу. Не зная, как отреагирует котенок на запах. Бер говорил, что на землях Макоши никто не рискнет обидеть кошку.

— Бер, значит, — недобро усмехнулся Макс, — вот уж не думал, что тебя мертвый хранит.

— Меня хранит любовь, а она всегда живая, если искренняя. Ведь когда умирает человек, с ним умирают и его желания, и мечты. А Бер хотел хорошего не для себя, а для меня, — постаралась я объяснить, как умела.

— Я — понял, — глухо сказал Макс и отвернулся.

Вскоре он ушел, дальнейшие слова были лишними, дружеские посиделки за чаем не устраивали его, а терпкое вино воспоминаний — меня.

Разбирая чуть привядший букет, я обнаружила, что вместо ленты он связан цепочкой с круглым кулоном. Довольно крупный камень был туманно прозрачен, на его фоне, словно обнимая его крыльями или летя на встречу, парила фигурка журавля. А вот если смотреть насквозь, то камень словно впитывал свет, и птица летела на восход или на закат, это уж под настроение смотрящего.

Я растерянно посмотрела на Кешу:

— Этого не может быть, но я действительно помню, девиз Рода Райса, то есть Макса, был: "Высоты зовут!"

Поймала его скептический взгляд:

— Ты меня осуждаешь? — я присела перед котенком на корточки. И странное дело, в голове промелькнул образ маленькой когтистой лапки и слегка придушенной мыши.

— Я в него не играю! — возмутилась я, — и есть не собираюсь. Он всегда может убежать, в смысле, уйти. Как сейчас!

Кешка хихикнул и побежал за ночным мотыльком, что неожиданно влетел в окно. Я немного растерялась, но решила, что это мне просто послышалось.

"Новая жизнь начинается именно в тот момент, когда для старой внутри больше нет места"

Ошо.

Шкатулка, которую я попросила у Ветра, была мне нужна для того, чтобы сложить в неё обретенные подарки. То, что мне предстояло, я должна была сделать сама, а не хвататься за костыли, заботливо подставленные друзьями. Пусть и в виде красивых безделушек.

Я взяла Кешу на руки и пошла к Марам. Меня встретили уже на середине тропинки две девушки и немедленно проводили к Марьянке. Она тоже вышла из дома и покачала головой:

— Зоя, тебе не по чину самой ходить к Марам, надо было просто позвать! Я же кулон оставила, забыла?

— Марьян, это может Макоши и не по чину, а вот Зое — в самый раз! Ты за Кешей сможешь присмотреть? Или попросить кого? Я к Велесу собралась. Кстати, а где он обитает?

Марьянка рассмеялась, а за ней и мои провожатые:

— К Велесу тебя проводят, он не далеко от меня, через болото. А за Кешей я сама присмотрю, а то или мои Мары передерутся или " дитё без глазу останется", как в поговорке.

Кешка соизволил перейти с рук на руки, и Марьянка торопливо унесла его в дом, под явно завистливые взгляды моих проводниц.

Две девушки пошли впереди меня. А из легкого тумана, что всегда окружал жилища Мар, скрывая их от посторонних глаз, словно вынырнули еще несколько, занимая только им понятные места вокруг меня.