его величества полка (в черных латах) Владимира
Ивановича Кноринга, известного в нашей среде своим
романтическим характером. А из портретов очень похо
жих помню в тетради поясное изображение приятеля
Лермонтова юнкера Леонида Николаевича Хомутова,
нарисованного облокотившимся на руку и в шинели
внакидку, который, как я уже сказал, был старшим
отделенным унтер-офицером 4-го уланского взвода
лермонтовского выпуска 1834 года.
Но, кроме портретов и карикатур, мне памятны по
содержанию многие рисунки Лермонтова, отличавшие
собственно интимное настроение его: его личные пла
ны и надежды в будущем, или мечты его художествен
ного воображения. К этой категории рисунков отно
сятся многочисленные сцены из военного быта и пре
имущественно на Кавказе, с его живописною природою,
с его типическим населением, с боевой жизнью в том
крае и в ту пору русского воина, вдохновленные поэту
чтением «Аммалат Бека» Марлинского, в числе коих
была картинка, изображающая двух русских офицеров,
сидящих на валу укрепления и рассматривающих
клинок кинжала с девизом «Будь медлен на обиду,
к отмщенью будь скор!» 4, по которому они в лежащем
185
тут же с обвязанною рукой раненом узнают Аммалат
Бека, который на другом рисунке изображен в папахе
и бурке, гарцующим на коне перед русским укрепле
нием, на которое нападают горцы. Мечтая же о своей
будущности, Лермонтов любил представлять себя еду
щим в отпуск после производства в офицеры и часто
изображал себя в дороге на лихой ли тройке, на
перекладной, в коляске ли, или на санях, причем весьма
мне памятно, что ямщика своего он всегда изображал
с засученными рукавами рубахи и в арзамасской шапке,
а себя самого в форменной шинели и, если не в фу
ражке, то непременно в папахе.
Вообще, сколько помню, рисунки Лермонтова отли
чались замечательною бойкостью и уверенностью
карандаша, которым он с одинаковым талантом воспро
изводил как отдельные фигуры, так и целые группы
из многочисленных фигур в различных положениях
и движениях, полных жизни и правды. Поэтому встре
чающиеся в его тетради фигуры, не отвечающие тому
отличительному характеру рисунков Лермонтова, сле
дует, конечно, приписать кому-нибудь из его товари
щей. Но вместе с бойкостью, без помарок эскизов
нашего художника, изображавших преимущественно
лошадей — которых он рисовал сперва иноходцами и,
видимо, только впоследствии ради правды, одной
чертою переменяя положение задних н о г , — всадников,
кавалеристов с безукоризненною посадкой и т. п.,
в числе его произведений были и весьма тонкие изящ
ные фигуры или метко схваченные отличительные
черты представленных им в карикатуре лиц, свидетель
ствующие о разносторонности этого, неизвестного
в публике, таланта столь известного поэта.
По поводу обнаружившихся уже в школе худо
жественных дарований Лермонтова припоминаю факт,
рассказанный мне товарищами старшего, выпускного
класса, которым и заключу эти воспоминания мои
о бывшем товарище. В год своего производства в офи
церы Лермонтов представил нашему преподавателю
русской словесности Плаксину — имя и отчество коего
не помню — сочинение свое в стихах «Хаджи Абрек»,
по прочтении которого Плаксин тут же на своей
кафедре, поднявшись со стула, торжественно произнес:
«Приветствую будущего поэта России!» 5
А. А. ЛОПУХИН
ПИСЬМО К А. А. БИЛЬДЕРЛИНГУ
Позвольте мне, бывшему воспитаннику Школы
гвардейских подпрапорщиков и (кавалерийских) юнке
ров, коего рождения воспето Лермонтовым («Ребенка
милого рожденье...»), принести свой вклад в устроен
ный Вашим превосходительством Лермонтовский му
зей. Прилагаемое изображение рисовано рукою поэта
при следующих обстоятельствах: покойный отец мой
был очень дружен с Лермонтовым, и сей последний,
приезжая в Москву, часто останавливался в доме отца
на Молчановке, где гостил подолгу. Отец рассказывал
мне, что Лермонтов вообще, а в молодости в особен
ности, постоянно искал новой деятельности и, как
говорил, не мог остановиться на той, которая должна
бы его поглотить всецело, и потому, часто меняя заня
тия, он, попадая на новое, всегда с полным увлечением
предавался ему. И вот в один из таких периодов, когда
он занимался исключительно математикой, он однажды
до поздней ночи работал над разрешением какой-то
задачи, которое ему не удавалось, и, утомленный, за
снул над ней. Тогда ему приснился человек, изображен
ный на прилагаемом полотне, который помог ему разре
шить задачу. Лермонтов проснулся, изложил разреше
ние на доске и под свежим впечатлением мелом
и углем нарисовал портрет приснившегося ему человека
на штукатурной стене его комнаты. На другой день
отец мой пришел будить Лермонтова, увидел нарисо
ванное, и Лермонтов рассказал ему, в чем дело. Лицо
изображенное было настолько характерно, что отец
хотел сохранить его и призвал мастера, который дол
жен был сделать раму кругом нарисованного, а самое
изображение покрыть стеклом, но мастер оказался
187
настолько неумелым, что при первом приступе штука
турка с рисунком развалилась. Отец был в отчаянии,
но Лермонтов успокоил его, говоря: «Ничего, мне эта
рожа так в голову врезалась, что я тебе намалюю ее
на п о л о т н е » , — что и исполнил. Отец говорил, что
сходство вышло поразительное. Этот портрет приснив
шегося человека с тех пор постоянно висел в кабинете
отца, от которого и перешел мне по наследству. К сожа
лению, я не могу определить, в котором году было
написано это изображение, и в настоящее время за
смертию всех лиц, домашних моего отца, которые могли
бы дать мне эти сведения, это остается неразъяснен
ным 1.
M. H. ЛОНГИНОВ
ЗАМЕТКИ О ЛЕРМОНТОВЕ
Известно, какое сильное влияние имели Кавказ
и Грузия на вдохновение Лермонтова. Ими внушены:
«Хаджи Абрек», «Демон», «Измаил-Бей», «Мцыри»,
«Дары Терека», «Спор», «Валерик», «Тамара», «Свида
ние», «Казбеку», «Беглец», «Кавказ». Влияние это
заметно и в «Казачьей колыбельной песне», «Кинжале»,
«Сне», в пьесах «Памяти Одоевского» и «Не плачь, не
плачь, мое дитя». Прибавьте к этому «Героя нашего
времени», и увидите, какую обильную дань принес он
описанию этого края 1. Кавказ вдохновил двадцати-
одноголетнего Пушкина и двадцатидвухлетнего Лер
монтова (он родился в 1815 году, в Москве, у Красных
ворот, в доме, принадлежащем теперь купцу Бурову) 2.
Первая его поездка в юности на Кавказ относится
к началу 1837 года. Вторая происходила ровно три года
спустя. Из нее он возвращался ненадолго в Петербург,
в начале 1841 года, и, возвратясь на Кавказ, кончил там
дни свои в том же году 15 июля. Он очень любил
этот дикий край, с которым успел свыкнуться. В стихо
творении «Кавказ» три раза повторяется припев:
«Люблю я Кавказ». И во многих других его произведе
ниях высказывается не только восторжение красотами
кавказской природы, но и особенная привязанность
к этому краю, с которым поэт ознакомился с детства.
Вспомните начало «Измаил-Бея».
Приветствую тебя, Кавказ седой!
Твоим горам я путник не чужой:
Они меня в младенчестве носили
И к небесам пустыни приучили.
Основание этого поэтического обращения взято из