качаться. Солнце окунулось в море. Быстро начало

смеркаться; яркие отблески исчезли; вся даль потемне­

ла, «зайчики», катившиеся до того к берегу друг за

другом, превратились в пенистые волны и, далеко забе­

гая на берег, с шумом разбивались о камни. Задул

холодный ветер с моря; рыбачьи лодки спешили к при­

стани; все стемнело вдруг. Послышались далекие

256

раскаты грома, и крупные капли дождя зашумели

в воздухе. Надо было убираться в хату. Долго не спа­

лось мне под шум бушующего моря, а крупные капли

дождя стучали в дребезжащие окна. Буря бушевала

недолго; налетевший шквал пронесся вместе с дождем,

и все снова стихло. Мне послышалось где-то очень

близко заунывное пение матери, баюкавшей свое дитя,

и эта протяжная заунывная песня усыпила наконец

и меня. <...>

...Я почти весь день проводил в Тамани на излюблен­

ной завалинке; обедал, читал, пил чай над берегом моря

в тени и прохладе. Однажды, возвращаясь домой, я из­

дали заметил какие-то сидящие под окнами моими

фигуры: одна из них была женщина с ребенком на руках,

другая фигура стояла перед ней и что-то с жаром

рассказывала. Подойдя ближе, я поражен был красотой

моей неожиданной гостьи. Это была молодая татарка

лет девятнадцати с грудным татарчонком на руках.

Черты лица ее нисколько не походили на скуластый

тип татар, но скорей принадлежали к типу чистокров­

ному европейскому. Правильный античный профиль,

большие голубые с черными ресницами глаза, роскош­

ные, длинные косы спадали по плечам из-под бархат­

ной шапочки; шелковый бешмет, стянутый поясом,

обрисовывал ее стройный стан, а маленькие ножки

в желтых мештах выглядывали из-под широких скла­

док шальвар. Вообще вся она была изящна; прекрасное

лицо ее выражало затаенную грусть. Собеседник ее

был мальчик в сермяге, босой, без шапки. Он, каза­

лось, был слеп, судя по бельмам на глазах. Все лицо его

выражало сметливость, лукавство и смелость. Несмотря

на бельма, ходил он бойко по утесистому берегу. Из

расспросов я узнал, что красавица эта — жена старого

крымского татарина, золотых дел мастера, который

торгует оружием, и что она живет по соседству в малень­

ком сарае, на одном со мной дворе: самого же его

здесь нет, но что он часто приезжает. Покуда я расспра­

шивал слепого мальчика, соседка тихо запела свою

заунывную песню, под звуки которой в бурную ночь,

по приезде моем, заснул я так сладко. Слепой мальчик

сделался моим переводчиком. Всякий раз, когда она

приходила посидеть под окном, он, видимо, следил

за ней. Муж красавицы, с которым я познакомился

впоследствии, купив у него прекрасную шашку и кин­

жал, имел злое и лукавое лицо, говорил по-русски

9 Лермонтов в восп. совр.

257

неохотно, на вопросы отвечал уклончиво; он скорее

походил на контрабандиста, чем на серебряных дел

мастера. По всей вероятности, доставка пороха, свинца

и оружия береговым черкесам была его промыслом.

Сходство моего описания с поэтическим рассказом

о Тамани в «Герое нашего времени» М. Ю. Лермонтова

заставляет меня сделать оговорку: по всей вероятности,

мне суждено было жить в том же домике, где жил

и он; тот же слепой мальчик и загадочный татарин

послужили сюжетом к его повести. Мне даже помнится,

что когда я, возвратясь, рассказывал в кругу товарищей

о моем увлечении соседкою, то Лермонтов пером

начертил на клочке бумаги скалистый берег и домик,

о котором я вел речь 2.

А. И. АРНОЛЬДИ

ИЗ ЗАПИСОК

1. ЛЕРМОНТОВ В ЛЕЙБ-ГВАРДИИ ГРОДНЕНСКОМ ГУСАРСКОМ ПОЛКУ

Семнадцатого августа 1837 года, темным вечером,

после переправы на пароме чрез р. Волхов, на пере­

кладной въехал я в 1-й Округ пахотных солдат Аракче­

евского поселения 1, где расположен был тогда лейб-

гвардии Гродненский гусарский полк, принадлежавший

к составу 2-й гвардейской кавалерийской дивизии

и в котором я прослужил двадцать пять лет.

Многочисленные огоньки в окнах больших каменных

домов и черные силуэты огромнейшего манежа, гаупт­

вахты с превысокой каланчой, большого плаца с бульва­

ром, обсаженным липами, на первый раз и впотьмах

очень живописно представились моему воображению,

и я мнил, что вся моя будущая жизнь будет хоть и про­

винциальная, но городская.

С светом все мои надежды рушились: я увидел себя

в казармах, окруженного казармами, хотя, правду

сказать, великолепными, так как на полуверстном квад­

ратном пространстве полк имел все необходимое и даже

роскошное для своего существования.

Огромный манеж (в длину устанавливалось три

эскадрона в развернутом фронте) занимал одну сторону

плаца и был расположен своим длинным фасом

к р. Волхову на полугоре, на которой к реке были пол­

ковые огороды. На противоположном фасе квадратного

плаца тянулись пять офицерских флигелей, разделен­

ных между собою садиками за чугунными решетками

и двумя отдельными домами по бокам, в которых поме­

щались: в одном нестроевая рота, а в другом — наш

полковой «Елисеев» — маркитант Ковровцев. На пра-

259

вом фасе, подъезжая от Волхова, были два дома для

женатых офицеров или штаб-офицеров, гауптвахта

с каланчою, о которой я упомянул выше, а на внутрен­

нем дворе помещалась трубачевская команда; на левом

фасе был дом полкового командира, такие же два дома

с квартирами для женатых, временный деревянный

дворец и дом для приезда начальствующих лиц; за

ними влево, треугольником, построены были прекрас­

ные деревянные конюшни на три дивизиона или шесть

эскадронов. За гауптвахтой были полковые мастерские,

кухня, конный лазарет и малый манеж с конюшнею

верховых лошадей полкового командира. На концах

полкового манежа были флигеля, причем в правом —

цейхгаузы, швальни, шорная, лазарет, ванны и квартиры

докторов, а в левом — казармы всех шести эскадронов

и дежурная комната.

Дух Аракчеева, года за два-три перед тем скончав­

шегося в своем имении Грузино, верстах в тридцати

от 1-го Округа, царил всецело над его созданием, и поря­

док, заведенный при нем, все еще сохранялся. Все

дороги были шоссированы, дерн по аллеям поддер­

живался во всей свежести, деревья подсаживались,

обрезались и также поддерживались; дома красились,

и все имело привлекательный вид, а в особенности

весной.

Могу смело сказать, что для пользы службы луч­

шего места для стоянки полка и сыскать было трудно,

и от того, как мне кажется, служба во всех своих про­

явлениях нигде так исправно не шла, как в нашем

полку, да и вообще в тех полках нашей дивизии, кото­

рые были расположены, подобно нам, в таких же

казармах, тянувшихся по Волхову до Новгорода.

Не знаю, чему приписать отвращение, царствовав­

шее впоследствии к этому месту в нашем полку, когда

он изменился в составе своих офицеров, но могу сказать,

что в мое время, когда полк только что перешел из

Варшавы, где простоял многие годы, составляя гвардию

в. к. Константина Павловича и состоял почти исключи­

тельно из людей небогатых, офицеры были довольны

стоянкою полка; мы жили чрезвычайно дружно, весело

и довольствовались развлечениями в своем обществе,

довольно значительном, так как было время, что у нас

в полку было до тринадцати человек женатых, где юные

офицеры — товарищи мои проводили свои зимние

вечера.

260

Можно было избирать себе кружки по своим вкусам,