на свои странности и плохое знание службы, был очень
любим товарищами. <...>
6-м эскадроном командовал сначала Адеркас, потом
Константин Штакельберг (вскоре он женился на дочери
негоцианта Крамера, и я был у него шафером). Он был
произведен в генералы. 7-м запасным эскадроном —
Готовский.
Вообще в нашем полку был сброд порядочный, так
как полк, состоя в гвардии цесаревича в Варшаве,
всегда комплектовался самим великим князем Констан
тином Павловичем, и никто не знает, что руководило
им при этой вербовке офицеров. Разные авантюристы
изобиловали в полку, и бог знает, каких только нацио
нальностей у нас не встречалось: кроме польских фами
лий, как граф Рачинский, Гродецкий, Готовский, Абра
мович, Гедройц-Юрага, попадались французы — Живон
де Руссо, граф Лотрек де Тулуз, немцы — Берг, Бер,
Герлах, Моллер, Лауниц, англичане — Мерфельд, поль
ские татары — Халецкий и даже был один с мыса Доб
рой Надежды. С прибытием полка в Россию и с зачисле
нием его в состав гвардейского корпуса он стал попол
няться воспитанниками из юнкерской гвардейской
школы и из пажей — отличнейшей молодежью: Моллер,
Цейдлер, Бер, Кропотов, Ильяшевич, граф Тизенгаузен,
Безобразовы, Топорнин, Арсеньев, Девитт, Бедряга,
Кисловский, Клодт, Лобанов-Ростовский и проч., кото
рые хоть какому полку не сделали бы бесчестья. Много
между ними было людей образованных, богатых, и мы
весьма дружно жили одной братской семьей. С переме-
264
ной доброго полкового командира Эссена на строгого
князя Багратиона-Имеретинского многие, не соответ
ствующие составу полка офицеры, сами оставили его,
а многие были вынуждены к тому строгостью командира
полка, что дало ему возможность довести Гродненский
полк до возможного совершенства во всех отноше
ниях. <...>
Итак, служба шла своим чередом, офицерская езда
производилась новичкам ежедневно, а всем офицерам
два раза в неделю, караулы отбывались поручиками
и корнетами, дежурили по полку ротмистры, а по трем
дивизионам все субалтерн-офицеры. Пешие, по конному,
учения повторялись на неделе очень часто; все офицеры
обязаны были присутствовать на езде своих эскадронов,
производившейся через день, равно и при пешем ученье.
Вечерами и в свободное время молодежь играла в кар
ты по маленькой, ездила гурьбой в почтовую гостиницу
Спасской Полести, в девяти верстах от нас, где выпи
вала изрядное количество шампанского, делая долги,
конечно, временные, так как Карл Иванович Грау, со
ставив себе состояние, ни на кого из нас во всю жизнь
свою не мог пожаловаться. Не быв по летам нашим
и по привычкам монахами, мы, правду сказать, вели
жизнь старогусарскую, в подражание былым гусарам,
но ни разу кутеж наш не омрачился никакой историей
или скандалом, а мало-помалу, можно сказать, и пре
кратился. <...>
Из товарищей полка помню очень хорошо полкового
казначея Федора Ивановича Левенталя, аккуратного
лифляндца, который не раз выводил всех нас из денеж
ного затруднения и никогда не отказывал мне в помощи;
он успел сделать себе небольшое состояньице и ныне
служит генералом для поручений при шефе жандармов.
Бывало, в кошельке пусто, а насущные потребности
в платье, чае, кофе, сахаре, табаке напоминают о себе;
идешь к Федору Ивановичу, у которого все это всегда
находилось в запасе и отпускалось в кредит, отличное
и дешевейшее. <...>
Евгений Петрович Рожнов был тогда полковым
адъютантом, и я смело могу сказать теперь, что он был
совершенно на своем месте. Чопорный, щеголь, с всегда
вкрадчивым обычным своим «душа моя», он, кроме
исполнения своей обязанности по ведению дел в полку,
заведованию канцелярией и хором трубачей, всегда
старался быть посредником между обществом офицеров
265
и командиром полка, даже таким неукротимым, каким
был наш Багратион, и умел согласить и свои обязан
ности и интересы товарищей. <...>
Кропотов и Ильяшевич, оба из гвардейской юнкер
ской школы, были славные ребята и оба имели большие
состояния, а потому отличных лошадей, как верховых,
так и упряжных. <...>
Михаил Иванович Цейдлер, русский немец, как
назвал его поэт Лермонтов в экспромте, за стаканом
шампанского, написанном, когда мы все провожали
М. И. Цейдлера на Кавказ, был также красавец, боль
шой любитель женщин и милейший человек, какого
когда-либо можно встретить; он прекрасно лепил из
воска и глины, удачно рисовал карикатуры, как на всех
нас, так и на себя, и мастерски рассказывал и, конечно,
более выдумывал анекдоты, в которых обыкновенно
играл самую смешную и непривлекательную роль. По
службе он никогда не отличался особенною ретивостью
и впоследствии, командуя одновременно со мною эскад
роном, только успевал удержаться на своем месте, а во
фронте, по рассеянности, часто ошибался и заводил
свою часть не туда, куда следовало. В 1857 году, уже
полковником, он был некоторое время полицей
мейстером в Нижнем Новгороде, а затем состоял
по особым поручениям при Потапове, Альбединском
и прочих генерал-губернаторах виленских.
Два брата Безобразовы, Владимир и Александр,
были душою общества нашего, имея хорошие мате
риальные средства, и были как бы коноводами во всех
наших сборищах и собраниях. С Александром я осо
бенно сдружился и долго делил с ним и радости, и горе
свое. Шкатулки наши, ласки женщин — все у нас было
общее. Владимир очень хорошо играл на гитаре и на
фортепьяно, и оба брата премило пели. Зачастую у нас
составлялся хор, и мы за картами, за скромным ужином
или в гостинице Спасской Полести, или в лавке Малеева,
коротали наши дни.
Я был с обоими братьями в артели и у них же в три
дцать восьмом или тридцать девятом году в первый раз
увидел и познакомился с Михаилом Юрьевичем Лер
монтовым, старинным знакомым их по Школе юнкеров
и подпрапорщиков, когда он был переведен с Кавказа
в наш полк.
Надобно сказать, что Гродненский полк, да и вообще
2-я гвардейская кавалерийская дивизия в прошедшее
266
царствование императора Николая, вероятно, по месту
нашей стоянки, вдали от столицы и всех ее прелестей,
считалась как бы местом ссылки или какого-то чисти
лища, так что Лермонтов — не единственное лицо из
гвардейских шалунов-офицеров, прощенных за разные
проступки и возвращаемых в гвардию, из перебывав
ших у нас в полку. Несмотря на то что они садились
(в отношении старшинства) на голову многим из нас,
все они, будучи предобрыми малыми, немало способ
ствовали к украшению нашего общества. Так, у нас был
прикомандирован князь Сергей Трубецкой 5, товарищ
по Пажескому корпусу, из Кирасирского орденского
полка, в который попал из кавалергардов за какую-то
шалость, выкинутую целым полком во время стоянки
Кавалергардского полка в Новой деревне. (Говорили
тогда, что кавалергарды устроили на Неве какие-то
великолепные похороны мнимоумершему графу Борху.)
За ним последовал Лермонтов, а вскоре и граф Тизен-
гаузен, служивший прежде также в кавалергардах
и сосланный в армию за историю с Ардалионом Ново
сильцевым. Сергей Трубецкой, бывший в армии, соблаз
нил дочь генерала Мусина-Пушкина, фрейлину двора,
был обвенчан с нею по приказанию государя Николая
Павловича в Зимнем дворце, когда он стоял там
во внутреннем карауле, и сделался отцом дочери, ко
торая впоследствии вышла замуж за графа Морни.