в невозвратимости утраты дух наш успокаивается. Мы
принимаем то, что дано нам, снова дивимся песням
безвременно погибшего юноши и, проклиная лиц, допу
стивших его п о г и б е л ь , — все-таки с гордостью убеж
даемся, что «не бездарна та природа, не погиб еще тот
край», где при стечении самых неблагоприятных слу
чайностей, при полной неспособности общества ценить
325
людей, его возвеличивающих, — все еще появляются
личности, подобные поэту Лермонтову.
В издании, принадлежащем С. С. Дудышкину и те
перь нами разбираемом, нет биографии Лермонтова, нет
даже материалов для его биографии. В этом отношении
винить издателя невозможно, для полного жизнеописа
ния еще не пришло время, материалов же готовых
слишком мало, неизданных же, может быть, и довольно,
но все они раскиданы по рукам людей, весьма мало
заботящихся о литературе. Жизнь Лермонтова не была
скупа событиями, но многие слишком интимные ее под
робности, касаясь людей живых или еще недавно умер
ших, не могут принадлежать печати. Поэт имел, как
говорят люди, его знававшие, небольшое число страст
ных привязанностей, имевших решительное влияние на
его жизнь, касаться их невозможно, когда еще живы
женщины, ценимые им выше всего на свете. Умея лю
бить, Лермонтов был и тем, что Байрон называет a good
hater, то есть человек, умевший ненавидеть глубоко.
Друзей имел он мало и с ними редко бывал сообщите-
лен, может быть, вследствие детской привычки к сосре
доточенной мечтательности, может быть, потому, что их
интересы совершенно рознились с его собственными. На
переписку был он ленив, и хотя, соприкасаясь <со> всем
кругом столичного и провинциального общества, имел
множество знакомых, но во всех сношениях с ними дер
жал себя скорее наблюдателем, чем действующим ли
цом, за что многие его считали человеком без сердца.
Не надо забывать и влияния Байрона, и многих афориз
мов из «Героя нашего времени» — для оценки Лермон
това как человека. По натуре своей горделивый, сосре
доточенный, и сверх того, кроме гения, отличавшийся
силой х а р а к т е р а , — наш поэт был честолюбив и скрытен.
Эти качества с годами нашли бы себе применение и вы
яснились бы в нечто стройно-определенное, — но при
молодости, горечи изгнания и байроническом влиянии
они, естественно, высказывались иногда в капризах, ино
гда в необузданной насмешливости, иногда в холодной
сумрачности нрава. Вот причина противоречащих отзы
вов о Лермонтове как о человеке и, может быть, той не
охоты писать о нем, какую не раз мы сами подмечали
в лицах, имевших кое-что сказать о Лермонтове. Между
всеми теми, которых мы в разное время вызывали на
сообщение нам воспоминаний о поэте, мы помним только
одного человека, говорившего о нем охотно, с полной
326
любовью, с решительным презрением к слухам о дур
ных сторонах частной жизни п о э т а , — но и он все-таки
решительно отказался набросать хотя несколько заме
ток о своем покойном друге, отговариваясь ленью
и служебными делами. Мы должны прибавить, что
последняя причина была уважительна, наш приятель
собирался в экспедицию, где и положил свою голову 3.
Дружеские отношения его к Лермонтову были несом
ненны. За день до своего выступления из города <Пяти-
гор>ска, где мы сошлись с л у ч а й н о , — он, укладываясь
в поход, показывал нам мелкие вещицы, принадлежав
шие Лермонтову, свой альбом с несколькими шуточ
ными стихами поэта, портрет, снятый с него в день
смерти, и большую тетрадь в кожаном переплете, на
полненную рисунками (Лермонтов рисовал очень бойко
и недурно). Картинки карандашом изображали по боль
шей части сцены кавказской жизни, стычки линейных
казаков с татарами и т. д. Кой-где между ними были
еще стихи — отрывки из известных уже произведений да
опять шуточные двустишия и четверостишия, относя
щиеся к каким-то неизвестным лицам и не имеющие
другого значения 4.
Так как, пользуясь правами рецензента, мы наме
рены передать читателям кое-что из изустных расска
зов приятеля Л е р м о н т о в а , — то не мешает предвари
тельно сказать два слова о том, какого рода человек
был сам рассказчик. Он считался храбрым и отличным
кавказским офицером, носил имя, известное в русской
военной истории; и, подобно Лермонтову, страстно
любил кавказский край, хотя брошен был туда не по
своей охоте. Чин у него был небольшой, хотя на лицо
мой знакомый казался очень стар и и з д е р ж а н , — това
рищи его были в больших чинах, и сам он не отстал бы
от них, если б в разное время не подвергался разжа
лованию в рядовые (два или три р а з а , — об этом спра
шивать казалось неловко). Должно признаться, что
знакомец наш, обладая множеством достоинств, храб
рый как лев, умный и приятный в сношениях, был
все-таки человеком из породы, которая странна и даже
невозможна в наше время, из породы удальцов, воспе
тых Денисом Давыдовым и памятных, по преданию, во
многих полках легкой кавалерии. Живи он в двенадца
том году, при широкой дороге для военного разгула
и дисциплине, ослабленной необходимостью, его про
славляли бы как рубаку и, может быть, за самые шало-
327
сти его не взыскивалось бы со строгостью, но при мире
и тишине дела шли иначе. Молодость его прошла
в постоянных бурях, шалостях и невзгодах, с годами все
это стало реже, но иногда возобновлялось с великой
необузданностью. Но, помимо этих периодических
отклонений от общепринятой стези, Д<орохо>в был
человеком умным, занимательным и вполне достойным
заслужить привязанность такого лица, как Лермонтов.
Во все время пребывания поэта на Кавказе приятели
видались очень часто, делали вместе экспедиции и вместе
веселились на водах. С г о д а м и , — когда подробные
рассказы о последних годах поэта будут возможны
в п е ч а т и , — мы передадим на память несколько осо
бенных приключений, а также подробности о последних
днях Лермонтова, в настоящее же время, по весьма
понятной причине, мы можем лишь держаться общих
отзывов и общих рассуждений о его характере.
« Л е р м о н т о в , — рассказывал нам его покойный прия
т е л ь , — принадлежал к людям, которые не только не
нравятся с первого раза, но даже на первое свидание
поселяют против себя довольно сильное предубеждение.
Было много причин, по которым и мне он не полюбился
с первого разу. Сочинений его я не читал, потому что
до стихов, да и вообще до книг не охотник, его холод
ное обращение казалось мне надменностью, а связи его
с начальствующими лицами и со всеми, что терлось
около штабов, чуть не заставили меня считать его за
столичную выскочку. Да и физиономия его мне не была
по в к у с у , — впоследствии сам Лермонтов иногда смеялся
над нею и говорил, что судьба, будто на смех, послала
ему общую армейскую наружность.На каком-то увесе
лительном вечере мы чуть с ним не посчитались очень
к р у п н о , — мне показалось, что Лермонтов трезвее всех
нас, ничего не пьет и смотрит на меня насмешливо 5. То,
что он был трезвее м е н я , — совершенная правда, но он
вовсе не глядел на меня косо и пил сколько следует,
только, как впоследствии о к а з а л о с ь , — на его натуру,
совсем не богатырскую, вино почти не производило ни
какого действия. Этим качеством Лермонтов много гор
дился, потому что и по годам, и по многому другому
он был порядочным ребенком.