— Я лучше в трубочисты пойду, чем так…

— Ну ладно, не кипятись… в трубочисты не в трубочисты, а что-то делать надо. С плотницкой работой ноне совсем худо…

— С дедом печи пойду класть.

— Ладно, поработай пока с дедом, а там поглядим, — согласился отец…

Егору вспомнилось, как осенью он ходил с дедом по деревням. Где кожух починят, где печь переберут. Дед был очень доволен помощником. Егор быстро схватывал, легко запоминал и ни от какой работы не увиливал. Однако к зиме печная работа кончилась, и Егору пришлось поехать в губернский город Владимир искать себе промысел.

Было это в 1913 году. Владимир в ту перу жил застойной, мещанской жизнью. Заводов в нем не было, фабрик тоже. Зато почти на каждом углу: то церковь, то лавка, то трактир. Егор толкнулся насчет работы на железную дорогу и в депо.

— Нету, своих сокращаем! — был ответ.

Попробовал заглянуть в лавки.

— Не нуждаемся! — отвечали ему.

С полдня пробродив по городу, Егор вышел на площадь и остановился в удивлении: перед ним вырос величественный, белый, с золотыми куполами и шпилями собор.

Как раз кончилась обедня, и из собора стали выходить горожане; больше купечество — с многочисленными семьями, в ярких одеждах; чиновники с женами и детьми; офицеры… Сквозь нарядную толпу Егор пробрался к выходу и увидел множество убогих и нищих, сидящих прямо в пыли и выставляющих напоказ свои увечья. Они жалобно пели на разные голоса одно и то же:

— Подайте милостыньку убогому Христа ради!..

— Не откажите копеечку на пропитание!..

Огромное скопление нищих удивило и раздосадовало Егора. Он направился к откосу, где стояли молодые парни, любуясь необъятными заречными лугами, уходящими далеко за Клязьму. На том берегу, пересекая широкую луговину, далеко-далеко, к самому горизонту, к синеватым лесам, тянулась прямая, ровная дорога.

— Куда же эта дорога ведет? — спросил Егор.

— В Судогду!

— А там что, в этой Судогде?

— Царствие небесное! — съязвил один из парней.

— А чего это туда столько подвод идет? — словно не слыша издевки, спросил Егор.

— Там стекольный завод, — пояснил другой парень.

— А далеко это?

— Верст тридцать будет, а что?

— Да так, ничего… — Егор еще раз поглядел на дорогу и стал спускаться вниз…

На другой день он достиг Судогды и нанялся возчиком на стекольный завод. Работа возчика зимой нелегка, особенно в морозы и метели. Но Егор был рад и такой работе. «Все-таки заработаю на кусок хлеба, а гам, может быть, удастся подыскать что-нибудь получше». Ему хотелось освоить какое-нибудь ремесло.

Иззябнув на ветру, он нет-нет да и забегал погреться в гуту (цех, где плавили стекло). С любопытством наблюдал, как стеклодувы в прожженных фартуках подходили к огнедышащим пастям стеклоплавильных печей и брали на длинные трубки комки раскаленного добела стекла. Отойдя в сторону, они начинали дуть в трубки, выдувая прозрачные пузыри, потом эти пузыри опускали в стоящие на полу формы и дули снова. Так рождались бутыли, кувшины, жбаны.

— Ты что, парень, уставился? — спросил его как-то изможденный человек в кожаном фартуке. — Никак, в стеклодувы хочешь?

— Да не знаю еще… присматриваюсь.

— А ты спытай, узнаешь, как сладка наша работа. — И он дал Егору трубку с огненным шариком на конце.

Егор вобрал в себя воздуху и начал дуть. Огненный шарик расширялся очень медленно. Егор передохнул и снова напыжился.

— Дуй! Дуй! — подбадривал стеклодув. — Не жалей силенок.

Егор опять передохнул и снова напыжился изо всех сил. У него захватило дыхание, зашумело в ушах и на глазах выступили слезы.

— Ну что, сладко? — спросил стеклодув. — Нет, парень, еще пока молод и есть силенки, беги отсюда, как можно дальше…

Иногда, чаще всего летом, Егор заглядывал в гранильный цех. Ему нравилось наблюдать за гранильщиками. Прикрыв глаза стеклянными колпаками, они огранивали графины и жбаны на тонких дисках абразивных кругов и наносили на стекло самые причудливые узоры. Среди гранильщиков были тонкие мастера «глубокой грани». По ранее нанесенному рисунку они вырезали на стекле тончайшие кружевные узоры. Егор понимал, что это не простая работа, а высокое искусство, и это его увлекало.

Он как-то сам нанес восковым карандашом инициалы с виньетками на обыкновенный стакан и, придя в гранильный, попросил одного из мастеров допустить его к диску.

Мастер встретил Егора с улыбкой, одел на него стеклянный козырек и показал, как надо пользоваться абразивным диском. Егор осторожно приступил к работе. Но не успел он сделать и десятой доли рисунка, как мастер остановил его.

— Ну, хватит, парень, запорол свое изделие начисто: в четырех местах прорезал стакан насквозь.

Егор вздохнул:

— Жалко! Хотел научиться вашему ремеслу.

— Не советую, парень. Мне тридцать шесть, а небось ты дашь все пятьдесят!

— Да, пожалуй… а почему?

— Потому что все внутренности у меня изъедены стеклянной пылью. Да так и у других — впрочем… От нее никому спасенья нет.

Егор, ничего не сказав, вышел из цеха.

Дела на фронте шли с переменным успехом — без особых продвижений с той или другой стороны. Это позволило только что прибывший полк оставить в резерве. Полк разместили в лесу, в палатках и землянках, оставшихся от другой части. Солдаты старались получше укрыться в землю, так как еще по пути от станции подверглись нападению немецкого самолета, сбросившего несколько бомб. Одна из них угодила в колонну, убив ротного и четверых солдат.

Новый ротный прибыл из штаба армии. На другой день по его приказу рота ушла в лес на поляну для обучения практической стрельбе. В глухом овраге установили мишени, поодаль расставили часовых. Стрельбе из винтовок обучали унтер-офицеры.

В полдень на учение приехали верхом командир полка и начальник штаба. Когда они подошли к лужайке, где лежали на животах пятеро приготовившихся к стрельбе солдат, кто-то крикнул: «Смирно!» Солдаты вскочили, вытянулись.

— Отставить! — сказал седоусый полковник и слез с лошади.

— А ну, покажите, молодцы, как вы стреляете?

Солдаты опять улеглись на траве. Справа, у начальства на виду — Егор Шпагин.

— По мишеням, на быстроту и точность, пли!

Солдаты начали стрельбу. Быстрее всех разрядил обойму Антип. Егор замешкался и кончил последним.

— Ты что лодырничаешь? — толкнул его сапогом ротный.

— Никак нет, ваше благородие, быстрей не выходит!

— Эт-то по-чему?

— У него, ваше благородие, палец не владает, — сказал Антип.

— Что такое? Покажи!

Егор вскочил, вытянулся, показал омертвевший палец.

— Не гнется, ваше благородие.

— Черт знает, что такое, — сказал, подходя, полковник, — наприсылали каких-то калек, а вы извольте воевать с ними… Капитан, отправьте этого солдата в ремонтную команду.

— Слушаюсь, господин полковник.

— Ты смыслишь в мастерстве? — спросил полковник Егора.

Тот замялся, потупился.

— Смыслит, ваше высокоблагородие, — выручил Антип, — у них вся семья мастеровые.

— Эт-то что за заступник?

— Солдат Антип Шухов, кавалер Георгия за бои под Ляояном.

— Молодцом! — похвалил полковник. — Оказывается, есть тут и настоящие солдаты…

На другой день Егора перевели в ремонтную команду, которая помещалась в старом заброшенном сарае. Он поужинал и улегся спать на нары. А ночью его растолкали товарищи:

— Вставай, Шпагин, наши уходят на передовую.

Егор со всех ног бросился к лесу — благо, светила луна и было хорошо видно. Он отыскал Антипа, крепко сжал его руку.

— Увидимся ли?

— Не знаю, Егор, на войне загадывать нельзя. А ты, коли улыбнулось счастье, держись за него обеими руками. Если и не научишься ремеслу — плевать! Теперь главное — уцелеть!

— Спасибо, Антип Савельич, что поддержал меня перед начальством, не побоялся.

— Ладно, чего тут… вот, ежели со мной что случится, уж ты того… не забудь Настасью Семеновну с ребятишками.