— Молодец, знаешь службу, — молвила в ответ государыня и, потрепав Александра по щеке, пожаловала поцеловать руку.

— Я положу его здесь, на земле, — добавила она. — Как сменишься, так возьми.

Крестовик этот Суворов хранил всю жизнь. Однако самое удивительное в этой истории, что ни в одном приказе по полку нет упоминания имени Суворова. Так что следует предположить, что рассказанный им случай относится к пребыванию Суворова на посту в садах Летнего дворца. Ведь именно здесь устраивались зачастую гуляния в Высочайшем присутствии.

Интересно, что в те веселые Елизаветинские времена при несении караульной службы нижними чинами допускалось немало вольностей. Так, из приказа от 5 июля 1748 года узнаем следующее:

«Ее Императорское Величество соизволила усмотреть, что на пикетах в Петербурге стоящие обер- и унтер-офицеры отлучаются от своих постов, того ради… наикрепчайше подтверждается, чтоб г-да обер-офицеры, также унтер-офицеры и прочие чины были на своих местах безотлучно…» Так что, прекрасно зная о расхлябанности и необязательности назначаемых в караул, Елизавета, пообщавшись с юным Суворовым, была приятно удивлена совсем иным отношением к делу.

Между тем в ноябре 1748 года начинаются сборы гвардейского отряда в поход в Первопрестольную. В состав отряда был включен и 3-й батальон семеновцев. Многоверстный переход в древнюю столицу готовился по случаю «шествия» туда государыни Елизаветы Петровны.

Сборы батальона на этот раз длились около двух месяцев, и выступление в Москву последовало лишь 29 декабря. Из числа семеновцев помимо 3-го батальона в поход отправлялась и половина гренадерской роты, заротная команда и даже полковая школа.

В этот же поход был включен и Александр Суворов, временно прикомандированный к 3-му батальону. Кстати, среди солдат полка было много москвичей.

Семеновский полк не был гостем в Москве. Он еще не порвал связей с Первопрестольной. А петербургские корни были еще не глубоки. В Москве «близ рек Хопиловки и Яузы» (то есть по соседству с местожительством Суворовых) у полка была своя слобода, пожалованная еще императором Петром Великим. Имелась там и своя церковь, правда, построенная чуть позже (к началу 50-х годов), и свой особый полковой «двор», где содержалась постоянная небольшая, так называемая «Московская команда».

Солдаты вновь прибывшего 3-го батальона разместились по квартирам близ своего двора. Причем всем чинам предписывалось «мягкое обращение с хозяевами квартир и доброе поведение во время пребывания в Москве». А вот для прибывшей в столицу «полковой школы» приказано было «занять дом впредь до отводу от полиции из прежде отведенных под батальон домов».

Здесь, в Москве, «школа» продолжала действовать, как будто и не случилось никакого переезда. Да и жизнь батальона скоро вошла в свои привычные рамки. Начались, как и прежде в Петербурге, ежедневные полковые разводы, караулы в «дом Ея Императорского Величества». Правда, несколько чаще обыкновенного в приказах по Московской команде встречаются выговоры и строгие взыскания за дружеские возлияния и озорничанье солдат-дворян.

Насколько привилегированными были гвардейские полки, можно судить по отправке их отдельных представителей с депешами за границу. Причем это касается не только господ-офицеров, но и солдат-дворян. В начале 1752 года в зарубежную командировку был отправлен и сержант Александр Суворов. Ученый-историк А. Петрушевский упоминает о двух подорожных, которые выписаны на имя Суворова — «он был послан в Дрезден и Вену с депешами, где и находился с марта по октябрь. Причиною выбора Суворова для такой командировки было, конечно, кроме служебной репутации, его знакомство с иностранными языками».

Шесть лет спустя, в 1752 году, семеновцам вновь пришлось сопровождать императрицу в Москву. Как и прежде, им предстояло участвовать в московских празднествах. Заранее, за три с лишним месяца, начинаются батальонные сборы. Приказ по полку от 13 сентября 1752 года гласит:

«По силе Высочайшего Ея Императорского Величества именного указу для прибытия Ея Императорского Величества в Москву командирован лейб-гвардии Семеновского полку 1 батальон и половина гренадерской роты и того батальона господа обер-офицеры и унтер-офицеры… того ради 1 баталиону быть к походу во всякой готовности».

Состав офицеров и унтер-офицеров был укомплектован из других двух батальонов полка. Причем к походу подготавливали и большое количество всякой провизии. А потому для конвоирования «питья и протчей провизии», а также посуды следовавшего в Москву двора наряжены особые люди. Небольшая команда отправлена и «при фрейлинской свите».

Для этого грандиозного похода необходимо подготовить десятки, если не сотни подвод. Кроме того, предусматривается и быстрая смена лошадей, так называемая подстава.

Так что уже к концу ноября приказано «командировать… ко отправлению… на станции» 8 офицеров и при них 7 унтер-офицеров, 9 капралов и 142 солдата. Цель посылки этой команды — сбор подвод на подставе для двора.

Кроме того, предлагалось «подать от рот и от заротной команды… ведомости: из командированного баталиона в Москву, кроме господ обер-офицеров також унтер-офицеров и капралов, только из солдат и других нижних чинов, кто желает и кому можно поверить, ехать напредь баталиона в Москву».

«За майора» командовал батальоном господин капитан Любовников. Батальон выступил уже перед самыми праздниками и только в первой половине января прибыл в Москву.

Жизнь в Первопрестольной протекала и на этот раз почти так же. Те же караулы «в доме Ея Императорского Величества». Те же дежурства и дневальства. И, конечно же, те же строгие приказы о соблюдении внутреннего порядка и внешней благопристойности.

А наряду с этим в батальоне продолжали царить веселый образ жизни и несколько легкомысленное отношение солдат-дворян к службе. Как и раньше, от частых служебных нарядов семеновцы пытаются уклониться разными способами. Какой же наиболее употребим был в XVIII веке? Как и сегодня — под предлогом болезни.

Когда число мнимых больных превзошло всякие пределы, появился строгий приказ по Московской команде полка (от 30 января 1753 года):

«Хотя приказано и отдано было, чтоб унтер-офицеры пред караулами больными не сказывались, а ныне были наряжены сержанты князь Алексей Гагарин — на караул, Александр Суворов — на ординарцию к Его Высокопревосходительству господину подполковнику к Степану Федоровичу Апраксину и, как пришли с нарядов, то сказались больными; а которые скажутся при наряде больными, таковых велено было приказом привозить на полковой двор; токмо видно, что господа командующие обер-офицеры по тому не исполняют; и впредь таковых по силе отданного приказу привозить без всяких отговорок на полковой двор, а впредь в неисполнении полковых приказов командующие господа обер-офицеры имеют ответствовати; того ради прислать от роты для показания оных сержантов дворов к господину лекарю Келлеру солдат; а ему, господину лекарю Келлеру, осмотря, рапортовать Его Превосходительства господина премиер-майора».

На этот раз пребывание в Москве 1-го батальона Семеновского полка вместе с частями других гвардейских полков затянулось. Елизавета Петровна не спешила распрощаться с Первопрестольной и находилась здесь около года.

Степан Федорович Апраксин был человеком хорошо известным в России. Судьба его изобиловала такими поворотами и жизненными камуфлетами, что могла бы лечь в основу многочисленных приключенческих историй. Впрочем, рассказы или романы, эссе или даже водевильные сюжеты, полагаю, не смогли бы до конца разгадать тайну этого неординарного человека. Многое в его биографии так и остается скрытым за темным флером непостижимого.

Но прежде чем мы попытаемся ответить на вопрос — так кем же был Степан Апраксин, военачальником или вельможей, выслушаем мнение о нем известного историка и публициста, общественного и государственного деятеля России и младшего современника Апраксина Михаила Щербатова^{9}. Оценка эта является вдвойне любопытной, поскольку и сам Михаил Михайлович с ранних лет носил мундир знаменитого Семеновского полка.