Карл Густав Юнг — основоположник одного из направлений глубинной психологии — аналитической психологии. Он умер в 1961 году, не оставив обобщающего труда с систематизированным понятийным аппаратом. Но вот уже почти сорок лет его идеи вызывают растущий интерес во всем цивилизованном мире, а последователи — психологи-юнгианцы — продолжают развивать, объяснять и приумножать его аналитический подход к человеческой психике. Сегодня в повседневной культурной среде общеупотребительными стали многие юнговские понятия, такие как комплекс, архетип, экстраверт, интроверт, а число разнообразных программ обучения по глубинной психологии и аналитической психотерапии во всех развитых странах стремительно растет. Увеличилось и число работ Юнга, переведенных и опубликованных в России. Тем не менее еще очень многие читатели не знакомы или мало знакомы с юнговской терминологией.

Словарь рассчитан как на практикующих психоаналитиков, так и на психологов, врачей, психотерапевтов, социологов, философов, педагогов, студентов соответствующих специальностей, а также на широкий круг гуманитариев и читателей, желающих получить сведения об аналитической психологии.

Основу данного Словаря составляет терминологический Лексикон Дарела Шарпа, ему же принадлежит изначальная идея компилятивного представления основных понятий аналитической психологии в тех контекстных формах, в каких они использовались самим Юнгом. Вместе с тем все возможные недочеты и недостатки целиком лежат на составителе русскоязычной версии, хорошо осознающем уязвимость подобной работы и с признательностью готовом к принятию неизбежных критических замечаний. Некоторым оправданием может послужить желание быстрее удовлетворить назревшую потребность в аналитико-психологическом словаре. В отличие от «Критического словаря аналитической психологии»,* выпущенного с рядом ошибок и весьма насыщенного «критическими постюнгианскими» размышлениями, данная работа не содержит критического материала, она антологична по существу и ведет читателя непосредственно к источнику юнговской мысли, то есть к его текстам.

Предлагаемый читателю словарь поможет лучше справиться с уже переведенными текстами по аналитической психологии и смежными с ней гуманитарными дисциплинами, а наличие англонемецких эквивалентов в конце книги даст лицам, владеющим английским и немецким языками, возможность более полноценного чтения литературы на языке оригинала.

Каждая статья, за рядом исключений, состоит из краткого определения и цитат из работ Юнга с поясняющими комментариями.

Выделенные курсивом слова, входящие в пояснительный текст, находятся в словаре на соответствующем по алфавиту месте. Выделения в цитатах принадлежат самому Юнгу.

Настоящее издание подготовлено в рамках программы Информационного центра психоаналитической культуры в Санкт-Петербурге.

Составитель выражает глубокую благодарность главному редактору издательства Inner City Books (Торонто, Канада) Дарелу Шарпу за его неоценимый вклад в дело распространения юнговских идей в России; без его участия данная работа вряд ли смогла состояться.

Карл Юнг родился 26 июля 1875 года в Кессвиле, кантон Тургау, на берегу живописного озера Констанц в семье пастора швейцарской реформаторской церкви; дед и прадед со стороны отца были врачами. С детства Юнг был погружен в религиозные и духовные вопросы. Кроме Библии отец обучал его латыни, а мать учила молитвам и читала книжку об экзотических религиях с завораживающими рисунками индийских богов.*

В своей автобиографии Юнг вспоминает два сильных детских переживания, повлиявших впоследствии на его отношение к религии. Одно связано со сновидением, привидевшимся ему между тремя и четырьмя годами, которое Юнг описывает в своей автобиографической книге (ВСР, с. 24):

«Я находился на большом лугу [вблизи дома священника]. Внезапно я заметил темную прямоугольную, выложенную изнутри камнями, яму. Никогда прежде я не видел ничего подобного. Я подбежал и с любопытством заглянул вниз. Я увидел каменные ступени. В страхе и неуверенности я спустился. В самом низу за зеленым занавесом находился вход с круглой аркой. Занавес был большой и тяжелый, ручной работы, похожий на парчовый, и выглядел роскошно. Любопытство требовало узнать, что за ним, я отстранил его и увидел перед собой в тусклом свете прямоугольную палату, метров в десять длиной, с каменным сводчатым потолком. Пол тоже был выложен каменными плитами, а в центре лежал большой красный ковер. Там, на возвышении, стоял золотой трон, удивительно богато украшенный. Я не уверен, но возможно, что на сидении лежала красная подушка. Это был величественный трон, в самом деле,— сказочный королевский трон. Что-то стояло на нем, сначала я подумал, что это ствол дерева (около 4—5 метров высотой и полметра в толщину). Это была огромная масса, доходящая почти до потолка, и сделана она была из странного сплава — кожи и голого мяса, на вершине находилось что-то вроде круглой головы без лица и волос. На самой макушке был один глаз, устремленный неподвижно вверх. В комнате было довольно светло, хотя не было ни окон, ни какого-нибудь другого видимого источника света. От головы, однако, полукругом исходило яркое свечение. То, что стояло на троне, не двигалось, и все же у меня было чувство, что оно может в любой момент сползти с трона и, как червяк, поползти ко мне. Я был парализован ужасом. В этот момент я услышал снаружи, сверху, голос моей матери. Она воскликнула: „Ты только посмотри на него. Это же людоед!“. Это лишь увеличило мой ужас, и я проснулся в испарине, напуганный до смерти. Много ночей после этого я боялся засыпать, потому что боялся увидеть еще один такой же сон».

Долгое время, как пишет далее Юнг, сон преследовал его. Лишь гораздо позже он понял, что это был образ ритуального фаллоса.

Второе переживание имело место, когда Юнгу исполнилось двенадцать лет. Он вышел днем из базельской гимназии, в которой тогда учился, и обратил внимание на солнце, искрившееся на крыше соседнего собора. Мальчик задумался о красоте мира, величии церкви, величии Бога, сидящего высоко на небе на золотом троне. Внезапно его охватил ужас, а мысли повлекли туда, куда он не осмеливался следовать, поскольку чувствовал в них что-то святотатственное. Несколько дней он отчаянно боролся, подавляя запретные мысли. Но, наконец, решился «досмотреть» собственный образ: он снова увидел прекрасный базельский собор и Бога, сидящего на великолепном троне высоко в небе, и вдруг он увидел огромный кусок кала, падающий из-под божьего трона прямо на крышу собора, разбивая ее и сокрушая стены всего собора. Можно лишь вообразить пугающую силу этого видения для мальчика из пасторской благочестивой семьи.

Но так или иначе, в результате такой визуализации Юнг почувствовал огромное облегчение и вместо ожидаемого проклятия испытал чувство благодати:

«Я плакал от счастья и благодарности. Мудрость и доброта Бога открылись мне сейчас, когда я подчинился Его неумолимой воле. Казалось, что я испытал просветление. Я понял многое, чего не понимал раньше, я понял то, чего так и не понял мой отец, — волю Бога. Он сопротивлялся ей из лучших побуждений и из глубочайшей веры. Поэтому он так никогда и не пережил чуда благодати, чуда, которое всех исцеляет и делает все понятным. Он принял библейские заповеди как путеводитель, он верил в Бога, как предписывала Библия и как его учил его отец. Но он не знал живого Бога, который стоит, свободный и всемогущий, стоит над Библией и Церковью, который призывает людей стать столь же свободными» (там же, с. 50).

Отчасти в результате и этих внутренних переживаний Юнг чувствовал себя изолированным от других людей; порой невыносимо одиноким. Гимназия наводила на него скуку, но развила страсть к чтению; были у него и любимые предметы: зоология, биология, археология и история.