Эти данные позволяют уточнить ряд моментов. Во-первых, можно полагать, что центром соединения московской и новгородской ратей, где сошлись главные воеводы, была Молодечна, но, поскольку соединение должно было происходить по полкам (большого с большим, передового с передовым и т.п.)255, а разные полки размещались, очевидно, в разных селах, это и вызвало разноголосицу в источниках. Во-вторых, проясняется вопрос о расстоянии, на которое русские воеводы подошли к литовской столице: «большие» воеводы стояли в 40 верстах от нее, а в непосредственной близости от Вильны действовали «легкие» воеводы, подходя к столице на 15—20 верст.
Поскольку посполитое рушение было осенью распущено, Литва оказалась беззащитной перед этим вторжением. Получив от пограничных наместников известия о приближении московских войск, Сигизмунд первого февраля 1535 г. разослал по поветам листы, «абы на службу земъскую ехали против Москвы»; король велел своим подданным «жадного року не ожидаючы», сразу по получении этого королевского листа ехать к месту сбора — Молодечне, под начало гетмана Ю. Радзивилла256. Но напрасно гетман с панами-радой ожидали ополчения в Молодечне — шляхта на службу не ехала, не помогали и угрозы короля, а тем временем литовские владения терпели все больший урон от неприятеля257. Ваповский пишет, что московиты «направились бы прямо к Вильне, если бы присутствие (там) короля Сигизмунда не отвратило их от столь дерзкого замысла»; король, после того как «литовцы были призваны к оружию», послал семь тысяч всадников258 против московитов; последние, однако, благополучно успели достичь своих рубежей, прежде чем литовцы попытались преградить им путь259. Поэтому ЛНЦ мог с полным правом констатировать: «а король бе тогда в Вилне и не успе ничтоже»260. Московские и новгородские воеводы вышли из литовских владений на Опочку первого марта261.
Третья рать, во главе с кн. Ф. В. Овчиной-Оболенским, вышла из Стародуба в ноябре 1534 г. и, вступив 5 февраля в литовские пределы, «повоевала» города от Речицы, Свислочи, Чернобыля почти до самого «Новагородка литовского»262. Речицкий державца кн. А. М. Вишневецкий жаловался позднее королю, что московиты «многии шкоды там поделали: люди побрали и в полон повели и вси статки и маетности их розобрали и к великому впаду привели … за которою ж сказою и въпадом тот замок (Речица. — М. К.) и волость наша на долгий час поправитися не можеть»263. 23 февраля стародубская рать вернулась к Чернигову264.
Каковы были итоги зимнего похода в Литву? Воеводы вернулись с большим «полоном» («наполнися земля вся Руская полону литовского»)265, оставив за собой сожженные села и посады, но не удержав ни пяди земли. Это был именно ответ на подобный же набег литовцев. Но от последнего он отличался своим масштабом: осенняя кампания 1534 г. представляла собой серию налетов на пограничные земли и крепости, русские же воеводы зимой 1535 г. дошли, не встречая сопротивления, до самой столицы Великого княжества Литовского — это был грозный симптом упадка былой военной мощи литовской державы. По словам Карамзина, лишь «государственная слабость Литвы объясняет для нас возможность таких истребительных воинских прогулок»266.
Глава 4
ЛЕТНЯЯ КАМПАНИЯ 1535 ГОДА
Зимний поход русских воевод произвел сильнейшее впечатление в Литве и Польше. Польские государственные деятели спешили выразить соболезнование литовским вельможам267. Следы февральского опустошения давали себя знать еще много месяцев спустя. В апреле-мае 1535 г. король выдал несколько подтвердительных грамот полоцким землевладельцам, пострадавшим во время московского вторжения268. 9 мая по просьбе речицкого державцы, жаловавшегося на недавнее разорение его волости неприятелем, король освободил Речицкую волость от дани сроком на три года269. Нападение казаков черкасского старосты Остафия Дашкевича в марте 1535 г. на московские «украины»270 выглядело булавочным уколом по сравнению с зимним походом русских войск.
Февральские события побудили литовское правительство ускорить подготовку к новой антимосковской кампании, начатую еще в конце 1534 г. Для изыскания необходимых средств король 20 ноября 1534 г. разослал по Великому княжеству распоряжения о повышении размера серебщины271. Но главный расчет делался на военную помощь союзного государства — Польши. 10 ноября 1534 г. открылся коронный сейм в Петркуве; на него прибыли литовские послы с просьбой о помощи в кампании будущего года. Поляки решили послать на подмогу Литве 1000 конных и 500 пехотинцев (во главе с Андреем Гуркой); кроме того, на литовские средства вербовали наемников в Польше — эти войска должен был возглавить прославленный полководец, коронный гетман Ян Тарновский.272 Общее количество польских войск, отправленных в Литву, составило, по Ваповскому, 7 тыс. человек273. Приняв командование над ними, Ян Тарновский 8 мая 1535 г. прибыл в Вильну, где ему была устроена торжественная встреча; несколько позднее туда же подошел А. Гурка со своим отрядом274. Затем польский корпус двинулся на соединение с литовским войском, которое к 23 мая должно было собраться у Друцка275. Однако литовцы заставили себя долго ждать.
Направление будущего похода было определено заранее: в посланиях наместникам Пропойска и Чичерска и другим пограничным державцам от 3 июня 1535 г. король сообщал о посылке воевод «на Северу» — «замков наших отчизных Северских добывати», первым из которых должен был стать Гомель: наместникам предписывалось сразу по взятии этой крепости прислать туда плотников для строительства в Гомеле укреплений276. Между тем литовский гетман Юрий Радзивилл, номинально считавшийся главнокомандующим польско-литовскими силами в предстоящей кампании,277 в поход не спешил. 14 июня 1535 г. Н. Грабиа писал из Вильны одному из своих корреспондентов, что наемные польские войска под командой Тарновского ожидают близ московской границы (в Речице. — М. К.), пока соберутся литовские паны и шляхта278. Еще 20 июня Ольбрахт Гаштольд осведомлялся у Ю. Радзивилла: «которого часу ваша милость маете до Речицы приехати»279. Когда же в июне гетман наконец появился в Речице — месте соединения польского и литовского отрядов, — то «войска нашего Великого князства никого там не нашол, одно в Речицы наехал князя Ивана Михайловича Вишневского з братьею его», и потом Радзивилл (как он докладывал позднее королю) «для того омешкал в Речицы две недели, ожидаючи войска нашого», а многие уже после смотра приезжали280. Начало боевых действий затянулось до июля.
255
РК 1598. С. 86.
256
РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 227. Л. 252, 254—254 об.
257
Там же. Л. 255—256.
258
Н. Нипшиц в письме из Вильны от 3 марта 1535 г. упоминал о собранном шеститысячном войске, остававшемся в бездействии (AT. Т. XVII. № 139. Р. 198).
259
Wapowski. Р. 256; Bielski, 1597. S. 573.
260
ПСРЛ. Т. 29. С. 15; Т. 13. С. 88.
261
Там же. Т. 8. С. 288; Т. 13. С. 89; Т. 26. С. 316. Луцкий сын боярский Иван Ерышкин вспоминал позднее о «великом жаловании», розданном всем участникам похода (РА. № 55. С. 136).
262
РК 1605. Т. 1. С. 251—252; РГАДА. Ф. 123. Кн. 8. Л. 178 об. — 179.
263
РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 17. Л. 584.
264
РК 1598, С. 87; РК 1605. Т. 1. С. 252.
265
ПЛ. Вып. 1. С. 106.
266
Карамзин И. М. История… Кн. 2. Т. 8. Стб. 17 (выделено Н. М. Карамзиным).
267
AT. Т. XVII. № 134, 190. Р. 189, 272.
268
РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 17. Л. 578, 582 об. — 583.
269
Там же. Л. 584—585.
270
AT. Т. XVII. № 233, 235. Р. 323, 326; Bielski, 1597. S. 573.
271
Любавский М. К. Литовско-русский сейм. С. 266 и прил. № 14. С. 25—31.
272
AT. Т. XVII. М 2. Р. 6; Kolankowski. S. 132—134; Dworzaczek W. Hetman Jan Tarnowski. S. 72—73.
273
Wapowski. P. 256.
274
EFE. Т. XXXV. 1975. № 426. P. 107; Dworzaczek W. Hetman Jan Tarnowski. S. 74.
275
AT. Т. XVII. № 297. P. 394.
276
PA. № 58—60, 62—64. C. 139—146.
277
П. Томицкий в письме от 12 июня 1535 г. хвалил Яна Тарновского за то, что тот разделил командование с Ю. Радзивиллом: все равно решение останется за ним (AT. Т. XVII. № 230. Р. 318—319).
278
AT. Т. XVII. № 346. Р. 446.
279
РА. № 65. С. 147.
280
Донесение гетмана королю пересказано в ответном послании Сигизмунда Ю. Радзивиллу от 18 июля 1535 г.: см. там же. № 70. С. 155.