8 июля 1528 г. находившийся в Витебске господарский дворянин Ян Андреевич Скиндер35 написал донесение городенскому старосте и маршалку дворному Юрию Миколаевичу Радзивиллу. Ранее он уже сообщал тому же адресату о прибытии в Великие Луки воевод кн. М. В. Горбатого Кислого и И. В. Ляцкого с большим отрядом («люди великие»), теперь же известия звучали еще тревожнее. По словам Яна, 28 июня («у вилию святого Петра») к нему пришел витебский городничий Роман Герасимович и передал информацию, полученную от полоцкого владыки: тот предупреждал о том, что «до Витебска идет Кислица (то есть кн. Михаил Васильевич Горбатый Кислый. — М. К.), а с ним сорок тысеч людей а дел (пушек. — М. К.) сорок; а мают Витебска достоват(и), а вид(е)блене мают Витебск подат(и)»36. Далее Ян Скиндер сообщал Ю. Радзивиллу о неудачной попытке получить у полоцкого владыки подтверждение приведенной выше информации и о странном поведении витебских бояр в столь тревожный момент37.
В упомянутом выше разряде «от литовской украины», датированном июлем 1528 г., назван и кн. М. В. Горбатый (носивший прозвище «Кислый» или «Кислица»): вместе с татарским князем Федором Даировичем и другими воеводами он стоял в Торопце38. Еще более крупные силы, судя по разрядной росписи, были сосредоточены в Вязьме39. Очевидно, военные приготовления русских воевод в непосредственной близости от литовской границы вызвали появление слухов, подобных вышеприведенному.
Вероятно, в связи с этим не состоявшимся вторжением 28 июня 1528 г. из канцелярии Великого княжества были разосланы господарские «листы» «до мест пограничных московъских»: Браславля, Полоцка, Витебска, Орши, Дубровны, Могилева и др.40 Можно предположить, что эти «листы» содержали инструкции державцам пограничных крепостей на случай возможного нападения «московитов».
Напряженность в отношениях двух соседних держав сохранялась и в последующие годы, выразившись, в частности, в форме своеобразной «войны титулов». Она началась зимой 1530 г. (а не в 1531 г., как полагал Л. Коланковский) и продолжалась до весны 1532 г. Еще в конце октября 1529 г. в грамоте, посланной в Литву с Б. Голохвастовым, титул Сигизмунда был написан полностью, а уже в послании королю от 17 февраля 1530 г. Василий III именует его сокращенным титулом: «король полский, и великий князь литовский и жемотцкий и иных»41.
Напрасно Л. Коланковский усматривал в пропуске в господарском титуле наименования «русский» притязания Василия III на древнерусскую столицу — Киев42. Во-первых, этому противоречит хронология: сокращение королевского титула московская сторона стала практиковать с февраля 1530 г., а слухи о намерении Василия III захватить Киев появились в 1531 г. и усилились, как мы увидим, во второй половине 1532 г., когда московская дипломатия уже вернулась к употреблению полного титула Сигизмунда. Во-вторых, легко убедиться, что «уменьшение» титула литовского господаря состояло вовсе не только в пропуске слова «русский»:
Полный титул (1529, 1532 гг.) | Сокращенный титул (1530—1531 гг.) |
«великому государю Жигимонту, королю полскому и великому князю литовскому, рускому и прусскому, жомотцкому и иных»43(выделено мной. — М. К.). | «Жыгимонту, королю полскому и великому князю литовскому и жемотцкому и иных»44. |
При этом каждый случай сокращения королевского титула имеет в посольской книге свою мотивировку: «А тител убавлено того деля, что король писал не сполна…, не написал «милостью божиею» и «великого государя», — или: «тител умалено по предним грамотам, что король наперед того писал имя великого князя не сполна»45. Таким образом, в данном случае имело место взаимное умаление титула. Безусловно, это свидетельствует о натянутых отношениях обеих сторон, но не дает оснований говорить о чьих-либо территориальных претензиях.
В начале 1530-х годов власти Великого княжества Литовского вновь испытывали тревогу по случаю возможного нападения Москвы. Но если в 1528 г. вторжение ожидалось на полоцко-витебском рубеже, то теперь опасались похода Василия III на Киев. История неосуществленной киевской экспедиции вполне заслуживает особого обстоятельного исследования, здесь же мы ограничимся лишь необходимыми краткими замечаниями.
Впервые о грозящей Киеву опасности идет речь в послании Сигизмунда I литовским панам-раде, написанном примерно в середине 1531 г. Молдавский воевода (Петр Рареш. — М. К.) писал король, «з Московским и с царем Перекопским змову вделал на том», что, если поляки начнут против него войну, «тогды Московский мает под замок его милости Киев подтягнути и на голову его добывати, а з другое стороны поганьство татаре мают теж у панство его милости увоити воевати, где ж тое змовы их знаки походят»46. Таким образом, намечались контуры широкой антиягеллонской коалиции с участием Москвы, Молдавии и Крыма, и «знаки» такого альянса действительно были налицо: возникший в 1529 г. русско-молдавский союз имел явную антиягеллонскую направленность; к началу 1532 г. к нему временно примкнул и хан Саадет-Гирей47. Летом и осенью 1532 г. участились известия о намерениях Василия III в отношении Киева, причем эти намерения, похоже, стали воплощаться в конкретных мероприятиях по подготовке к походу. Королю доносили, что «великий князь Московъский людей конъных и пешых к Чернигову прыслал и дерево готовати им казал, хотячы замок собе от Киева у семи милях… на Десне на горе Остры робити, а ещо к тому мають к ним люди прибылые быти…»48. Информаторы называли и дату, когда «Мосъковъский сам и з людми своими маеть под замок… Киев быти»: «на день святого Юрья… ув осень»49, то есть 26 ноября.
Король отдал ряд распоряжений по укреплению обороны Киева50, но нападения так и не последовало. Причину, вероятно, надо искать в занятости московского правительства проблемами восточной политики. Действительно, в 1530—1531 гг. все силы и внимание Москвы привлекла к себе Казань51, а в мае 1533 г. пришла весть о готовящемся крымском набеге; этот набег пришлось отражать в августе того же года52. Некоторая передышка выпала лишь в 1532 г. — начале 1533 г., и именно тогда, очевидно, велись упомянутые выше приготовления к походу на Киев, однако большого размаха эти приготовления получить не могли, ибо и в относительно спокойный период 1532 г. — весны 1533 г. приходилось держать крупные силы на южных рубежах для отражения возможного нападения крымцев53. Показательно, что после 1528 г. при жизни Василия III разряды не зафиксировали ни одного случая сосредоточения войск на литовском рубеже: подготовка к походу на Киев была, вероятно, прервана в самом начале.
35
Год в документе не указан — только число и месяц (8 июля); нет и фамилии автора: он подписался лишь именем и отчеством (Ян Андреевич). Однако год (1528) легко определяется по содержащимся в тексте датирующим признакам, а фамилия автора — по гербу на печати, которой скреплен документ. Подробнее см. комментарий к опубликованному документу: РА. С. 208—210.
36
Там же. № 7. С. 55, 56.
37
Бояре вместе с наместником отсутствовавшего в городе витебского воеводы И. Б. Сапеги Васильком «почали раду радити», а трое старших бояр отправились ко двору Сигизмунда I, несмотря на попытку Яна Скиндера их остановить (там же. С. 56).
38
РК 1598. С. 72.
39
Там же.
40
РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 14. Л. 371 об. — 372.
41
Сб. РИО. Т. 35. С. 802 и 821. Тот же сокращенный титул использовался в мае и декабре 1531 г. (Там же. С. 837, 842, 845).
42
Kolankowski. S. 98 i przyp. I.
43
Сб. РИО. Т. 35. С. 802. В 1532 г. после «жомоитцкого» прибавлено еще «и мозоветцкого» (Там же. С. 857).
44
Там же. С. 821, 831, 837.
45
Там же. С. 831, 837.
46
Малиновский И. Сборник материалов… С. 195.
47
См.: Гонца Г. В. Возобновление молдавско-русского военно-политического союза в конце 20-х — 30-е гг. XVI в. // Россия и Юго-Восточная Европа. Кишинев, 1984. С. 17—18.
48
Малиновский И. Сборник материалов… С. 203; РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 226. Л. 44 об.
49
Малиновский И. Сборник материалов… С. 210.
50
Там же. С. 190, 204—205, 210; РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 226. Л. 45—45 об., 56 об. — 59.
51
Зимин А. А. Россия… С. 364—366, 368—370.
52
Каргалов В. В. На степной границе. М., 1974. С. 82—86.
53
РК 1598. С. 80—83; Каргалов В. В. На степной границе. С. 81—82.