— Придется пробивать лед, — сказал Хёрбе. — Иначе мы не выберемся отсюда.

Он достал кирку, ледоруб и лопату, позвал Цвоттеля:

— Эй, соня-засоня! Помоги мне прорубить выход из дома.

Он звал его, кричал, расталкивал. Наконец полусонный, вялый леший поднял голову.

— Что случилось? — спросил он, позевывая.

— Посмотри. Все вокруг замерзло. Печь не растапливается. Воду не разогреешь. Давай приниматься за дело!

И гном взмахнул киркой.

— Проклятье! — воскликнул он. — Лед крепкий, как скала!

Каждый раз кирка отскакивала от сверкающей глыбы.

Ледоруб тоже не помогал: он оставлял на ледяной стене сверкающие зазубрины.

Но Хёрбе не сдавался. Он рубил, колотил, скреб, пока не заболели руки.

— Давай, Цвоттель, теперь ты. А я отдохну немного.

Цвоттель вовсе не обрадовался такому предложению. Он нехотя взял кирку и несколько раз вяло ударил по ледяной стенке.

— Эй, леший! — попытался подбодрить его Хёрбе. — А ну-ка, стукни посильнее, неужто силенок не хватает?

— А зачем? — пробормотал леший. — Честно сказать, я что-то устал, притомился.

Хёрбе начал сердиться.

— Ты понимаешь, что мы оказались подо льдом? Хочешь помереть с голоду или замерзнуть? Чувствуешь, в доме становится все холоднее и холоднее?

— В том-то и дело, гном, — зевнул Цвоттель, — от холода лешему хочется спать. Не рассчитывай на меня, Хёрбе. Для лешего наступило время спячки.

Зевая, Цвоттель побрел в свой угол. Свернувшись калачиком, он улегся в постель и мгновенно уснул.

— Вот оно что! — ахнул Хёрбе. — И это называется лучший друг. У меня беда, а у него спячка!

Но Цвоттель уже ничего не слышал. Леший, он и есть леший. Помощи ждать было неоткуда.

Надо работать! Целый день Хёрбе пытался прорубить в стене хоть крохотную дырочку. Он собрал все свои силы и рубил, рубил, рубил…

«Как не повезло, что сегодня воскресенье, — думал он. — В будний день соседи непременно бы спохватились, встревожились, что леший не пришел на обед. А сегодня у Цвоттеля домашний день, и никто не придет справиться, все ли в порядке. Иначе соседи не оставили бы нас в беде. Уж Старина Цимприх догадался бы, что тут что-то неладно. Но откуда знать старому Цимприху, что Хёрбе нуждается в помощи? Самое раннее завтра к обеду соседи встревожатся. Но не поздно ли уже будет? Если бы не было так холодно!» — вздыхал Хёрбе.

Он рубил, и рубил, и рубил, пока не почувствовал, что ему стало теплее. От него уже шел пар. Пот стекал со лба. На полях шляпы повисли сосульки.

Стемнело. Пришла ночь. Черная, злая, унылая, холодная ночь. Хёрбе попытался разжечь огонь. Но замерзшие пальцы ему не повиновались. И тут неудача!

Он достал из короба последний кусок хлеба. Хлеб замерз. Его невозможно было даже разломить.

— Все шишки сегодня на меня валятся, — удрученно прошептал Хёрбе.

Он ужасно устал. Голодный и холодный, забрался под одеяло, натянул его до самых глаз.

«Надо набраться сил, — подумал он, — утром продолжу».

Он заснул глубоким и тяжелым сном. До утра спал и спал. И неизвестно, проснулся бы он вообще, если бы не разбудил его чудовищный грохот.

А Цвоттелю снился роскошный обед. От удовольствия он захрапел. Храп его все усиливался. Чем вкуснее был обед во сне, тем сильнее храпел леший.

В доме стоял невообразимый шум!

Стол и стулья подпрыгивали, посуда на полках позвякивала. Все, что могло дребезжать, греметь и грохотать, дребезжало, гремело и грохотало.

Хёрбе в страхе откинул одеяло и вскочил. А-а! Да ведь это Цвоттель! Гном хотел было снова улечься спать, поглубже надвинув шляпу, и вдруг прислушался. Не дом ли рушится? Балки потрескивали при каждом вдохе и выдохе лешего. Хворост на крыше шуршал и шевелился. Хёрбе услышал, как что-то снаружи трещит, хрустит и раскалывается, будто ореховая скорлупа.

И тут Хёрбе понял, что означает этот наружный хруст. Своим храпом Цвоттель добился того, чего не смог сделать Хёрбе ни киркой, ни ледорубом. В ледяном панцире, сковавшем их дом, появились трещины, потом щелки и щели, потом целые расщелины. И вдруг ледяная стенка развалилась на тысячу кусочков.

— Клянусь моей большой шляпой, — изумился Хёрбе, — мы спасены!

Он ринулся к двери. Цвоттель еще пару раз богатырски всхрапнул, оглушительно присвистнул: пф-ф-фу! И повернулся носом к стене. Роскошный обед во сне подошел к концу. В комнате стало тихо, как прежде.

Когда Хёрбе распахнул дверь, он увидел лишь остатки ледяной стены, маленькие и большие осколки.

— Молодец, Цвоттель! — воскликнул он. — Остальное я доделаю мигом!

Хёрбе схватил кирку и лопату и принялся за дело. Он раскалывал большие куски и убирал их с дороги. Теперь это не составляло особого труда.

Сквозь треснувшую льдину просвечивало солнышко. Его сверкающие блики слепили глаза. Отблески солнца пламенели. Алый светлился сквозь ледяной заслон прямо в комнату.

«Странно, — подумал Хёрбе, — солнечный свет похож на пламя».

На самом деле это и был огонь. Огонь, который разожгли соседи — гномы. Ведь уже наступил понедельник, и Сефф Ворчун, не дождавшись лешего к обеду, всполошился. Он послал трусишку Лойбнера за соседями. Все моментально сбежались. Ведь у гномов всегда так водится: если кто попал в беду, то помощь приходит немедленно.

Они посовещались и решили: поможет только огонь. Надо растопить ледяную стену. Всем руководил Старина Цимприх. Но пока они собирали хворост и разжигали костер, Цвоттель своим храпом развалил ледяной панцирь. Оставалось лишь разобрать завалы, размести ледяные осколки.

А Хёрбе и не подозревал, что помощь уже подоспела. Вот удивился он, когда перед ним, будто из-под земли, вырос Медовый Панкрац, за которым толпились Пестрый Хоффман, Железный Шольце и все остальные.

— Кхе-кхе, ура! — взмахнув руками, закричал Плишке. — Они спасены! — Кашляя и покряхтывая, он обнял Хёрбе и прижал его к груди. — Кх-кхе, дай тебя обнять, сосед. Главное, кх-кхе, что вы оба живы. С наступающим Новым годом!

— С Новым годом! — ответил растерянный Хёрбе. Только сейчас он заметил, что наступила ночь, и вспомнил о том, что ни один гном не остается по доброй воле под открытым небом с наступлением темноты.

Перед ним теснились его соседи: Старина Цимприх и Железный Шольце, Длинный Гинцель и Мёллер Печник, Сефф Ворчун и трусишка Лойбнер, одним словом, все двенадцать гномов. И все двенадцать сияли от восторга и счастья.

— Входите в дом! Будем встречать Новый год у меня! — пригласил всех Хёрбе.

Он поспешил к печке и разжег ее. Какая хорошая тяга в дымоходе! Лучины и поленья потрескивали. Огонек так и плясал по ним. В доме быстро стало тепло.

— Поставь на огонь горшок с водой, — скомандовал Дитрих Корешок и вынул из левого кармана мешочек. — Сейчас мы сварим хороший крепкий кофе.

Они уселись вокруг печи, тесно прижавшись друг к другу. Огонь весело поигрывал за дверцей. Плита раскалилась. Комнату заливал нежный розовый свет.

— Как па-ахнет кофе! — восторженно воскликнул трусишка Лойбнер и сильно потянул носом.

— Погоди, — сердито пробормотал Сефф Ворчун, — хороший запах еще не означает, что кофе будет вкусным.

Только он это проговорил, как из угла раздалось громкое кряхтенье.

Цвоттель, леший из Дальнего леса, приподнялся в постели и сладко жмурился, как котенок. Неожиданное тепло разогнало его сон и пробудило от спячки.

— Лето, что ли, наступило? — хрипло спросил он.

— Лето? — засмеялся Хёрбе. — Не-ет, до лета еще придется немного подождать.

Он взял с полки чашку и наполнил ее до краев.

— Будь здоров, Цвоттель! Счастливого Нового года! Цвоттель не сразу понял, что происходит.

— Ну-ка, повтори, гном. И говори медленно и отчетливо, чтобы леший мог понять, — попросил он.