Жак вздохнул:

— Ошибка номер три: я решил вернуться в Европу. — Он посмотрел на нее и, увидев, что она вздрогнула, насмешливо ей улыбнулся. — Да, план был мой. Я написал своим родителям и попросил денег, я никогда не переставал переписываться с ними, просто не мог снова с ними встретиться. Деньги пришли, и я запланировал побег с тремя другими стрелками. Мне удалось заранее заплатить норвежскому капитану и украсть лодку. Все шло как по маслу. В тот день я повел остальных вниз по направлению к пляжу, потом отправился проверить, чтобы убедиться, что мы ушли незамеченными. Перед тем как уйти, я сказал им: «Дайте мне полчаса, и если я не появлюсь, уходите без меня».

— Мой Бог! — воскликнула София. — Значит, все, в чем тебя обвиняли, было правдой!

Он продолжал, будто не слыша ее слов.

— Ошибка номер четыре: я позволил им уплыть.

— Почему?

— Ты. Я не должен был допустить, чтобы ты спускалась по той тропинке. Если бы ты обнаружила их действия, то попыталась бы выдать их и навлекла бы на себя опасность. Они все были дьяволы; даю тебе слово, я был один из них.

София почти не дышала.

— Ты собирался дезертировать. Я остановила тебя.

Он насмешливо поклонился ей.

Она сказала с отвращением:

— Поэтому, когда я написала то письмо военному суду, я солгала в твою пользу.

— Боюсь, что так.

Она почувствовала тошноту.

— Ты был лжец во всем.

Жак покачал головой и подошел к ней. Дверь была все еще закрыта по ту сторону молчаливой конюшни, и он стоял очень близко. Ее шанс сбежать был упущен.

— Я никогда не лгал тебе. — Он опустился на колени перед нею.

— Ты собирался дезертировать. И ты продолжал искать другую возможность, не так ли? Но они схватили тебя раньше, в Гринвиче.

Он покачал головой.

— Ошибка номер пять: я решил остаться в Новом Южном Уэльсе. И когда пришел приказ отправляться в Англию, я повиновался. И ты знаешь, почему. Ты должна знать, почему. Ты, — сказал он. — До тех пор пока я не встретил тебя, я был мертвым человеком. Затем однажды летним днем я увидел тебя и снова стал живым. Я остался со стрелками ради тебя.

София опустила руки.

— Это все тоже ложь. Что ты делаешь в Сассексе?

— Присматриваю за тобой, хочешь ты этого или нет. Ты спасла мою жизнь дважды. В ответ я посвящаю свою жизнь тебе.

— А что насчет твоей личной вендетты против Наполеона? Ты пустил это на самотек?

Жак вздрогнул, как будто она ударила его, и она поняла шокирующую жестокость своего вопроса.

Но он ответил ей:

— Я должен смириться с тем, что другие люди лучше, чем я, осуществят то, чего я так страстно желаю. Он найдет свой конец, и если не от моей руки, значит, такова судьба.

София смотрела на его руки, когда он стоял перед ней на коленях. Неожиданно он вытянул одну и взял ее ладонь. Она попыталась выдернуть руку, но он не отпускал ее. Потом он наклонился и коснулся лбом ее пальцев.

Жак проговорил медленно, с ударением, сквозь зубы:

— Ты никогда… не должна… меня бояться.

София посмотрела вниз на его склоненную голову, и слезы затопили ее глаза. Она не могла устоять против того, чтобы не коснуться легонько его волос своей рукой. Она не могла сдержаться, чтобы не сказать:

— Я верю тебе, что касается твоего брата. Мне ужасно жаль. — Она перевела дыхание. — Но как я могу доверять тебе?

Он поднял свою голову:

— Я люблю тебя.

Захваченная его взглядом, София почувствовала, как ее сердце подпрыгнуло, но ее снова охватила паника. Теперь уже от радости.

Жак не ждал от нее ответа. Он заговорил снова, своим мягким красивым голосом, как будто произносил заклинание.

— Я полюбил тебя с первой секунды и никогда не перестану любить тебя. Ты не понимаешь, какая ты необыкновенная, потому что никто не говорил тебе этого. Никто никогда не говорил, какое совершенство — твой благородный ум, твое одухотворенное лицо, твое изумительное тело. — Его пальцы легонько касались ее щек, порхали над ее плечами; затем его руки скользнули вокруг ее талии. Жак притянул ее к себе вплотную и прошептал: — Никто не говорил тебе: мое дорогое сердце, я люблю тебя, я буду любить тебя всегда, даже после смерти.

Когда он целовал ее, София прильнула к нему всем телом и отдалась в его объятия.

Поцелуй был как глоток пьянящего вина. Теперь больше не было заблуждения насчет правды, которую она отрицала для себя так долго; ее тело было создано для его объятий. Ответ пронизывал ее все сильнее из-за чуда, которое было в ее объятиях — он был здесь в ее руках, его губы и язык говорили на безмолвном языке, в котором она узнавала каждый нюанс, каждую потребность.

Мысленно она повторила его слова: «Мое дорогое сердце, я люблю тебя, я буду любить тебя всегда, даже после смерти».

Положив руки ему на плечи, София притягивала его все ближе, а он, склонившись, осыпал страстными поцелуями ее лицо и шею. Когда она запрокинула голову назад, шляпка упала с ее головы, и волосы шелковыми волнами заструились по ее спине и его рукам. Он скользнул ниже и зарылся лицом в ложбинке между ее грудей.

Она отказывалась думать. Она могла только чувствовать.

Затем в одно мгновение они очутились на полу, на сладко пахнущем сене. Его пальцы быстро расстегивали пуговицы ее платья, затем скользнули внутрь, чтобы найти ее грудь. София издала бессловесный звук и подняла руки к его лицу. Она заметила перемену в нем, когда его серые глаза потемнели как скопление дождевых облаков, и поняла: он думал, будто она противится его прикосновениям. Но она взяла его лицо в свои ладони и улыбнулась ему, позволяя увидеть ее желание.

София трепетала, но он ласкал ее с соблазнительной медлительностью. Он легко касался ее грудей своими губами, позволял следовать своим рукам вдоль ее тела, опуская их все ниже и ниже. Затем его ладони разгладили платье у нее на животе, шелк прилип к ее коже. Казалось, ничего больше не существует, только его прикосновение и ее тело. Благоухающее свежее сено под ней, большие терпеливые животные, все, что ее окружало, — все унеслось прочь и рассеялось в теплом, пыльном воздухе.

Она закрыла глаза, сплела свои пальцы позади его сильной шеи. Ее собственное дыхание подчеркивало слова, которые он нашептывал, выражая новое для нее удовольствие, такое острое, что оно было почти болью. Затем неожиданно, когда она думала, что больше не может выносить этого, он обхватил руками ее бедра и припал губами к точке ее величайшего желания. Мимолетное прикосновение заставило ее задохнуться и вздрогнуть; затем он склонился над лицом, ища ее взгляд. София лежала, глядя на него широко открытыми глазами, дыхание трепетало у нее в груди. Она начала думать, что на нее снизошло какое-то удивительное волшебство, унеся ее в царство, коего она жаждала и боялась.

— Моя любовь, — он сгреб ее в охапку и неистово сжал, шепча ей в ухо. — Моя любовь, где бы я ни был вдали от тебя, я говорю себе, что должен заботиться о тебе. Но когда бы я ни видел тебя, все, что я хочу делать, это заниматься с тобой любовью.

София обвила руками его голову. Ее грудь была прижата к его, ее кожа горела огнем, а глаза были закрыты.

Спустя мгновение она открыла глаза и увидела у него за плечом огромную, наполненную тенями комнату, силуэты лошадей, высокие деревянные двери. Свет, который проникал из-под карниза, стал более приглушенным, когда день начал клониться к вечеру, и фигуры под ним становились неясными. Но они представляли собой реальный мир — конюшни, дом и людей, которые окружали ее, любой из них мог открыть дверь и войти в пространство, которое сейчас принадлежало только им.

София вздохнула и погладила его волосы. Его руки ослабели, он отодвинулся и читал выражение ее глаз.

Не говоря ни слова, он поднял ее и снова усадил на дубовый сундук. Преклонив колени, он очищал ее накидку и платье, смахивая пыль и солому ловкими движениями пальцев. София сидела неподвижно и смотрела на него, словно никогда больше не увидит эти черты, словно она должна попрощаться с ним навсегда.