У жены Амфиона, Ниобы, было семь сыновей и семь дочерей. Гордилась своими детьми дочь Тантала. Прекрасны, как юные боги, были ее дети. Счастье, богатство и прекрасных детей дали боги Ниобе, но не была благодарна им дочь Тантала. Унаследовала она от отца своего высокомерную гордость и думала, что достойна большей славы и почестей, чем боги Олимпа. Своим высокомерием погубила Ниоба и себя, и мужа, и всех своих детей, а могла бы быть счастливейшей из матерей.

Однажды дочь слепого прорицателя Тиресия, вещая Манто, проходя по улицам семивратных Фив, звала всех фиванок принести жертвы Латоне и ее детям-близнецам: златокудрому, далекоразящему Аполлону и девственной Артемиде. Послушные призыву Манто, пошли фиванки к алтарям богов, украсив головы лавровыми венками. Одна лишь Ниоба, гордая своим могуществом и посланным ей богами счастьем, не хотела идти приносить жертвы Латоне. В пурпурной, затканной золотом одежде, в золотой диадеме вышла она, величественная, как богиня, к фиванским женщинам и воскликнула:

– Что за безумие приносить жертвы Латоне! Если вы чтите ее жертвами, то почему же не чтите вы и меня! Я – дочь сына Зевса, Тантала, который был единственным из смертных, пировавшим на светлом Олимпе с небожителями. Мать моя – плеяда Тайгета, дочь титана Атласа, который держит на своих могучих плечах небесный свод. Мой муж, царь Фив, Амфион, тоже сын Зевса. Велико мое могущество, мне повинуются народы Лидии и великие Фивы. Я равна богиням по роду своему и по могуществу! Семь сыновей и семь дочерей у меня. У Латоны же всего лишь двое детей. За что же чтите вы эту дочь титана! Ведь было время, когда ее не хотела приютить ни одна страна в мире, только один пустынный Делос принял ее, да и то лишь из сострадания. Разве недостойна я блаженства! Мое богатство и могущество так велики, что мне нечего бояться судьбы, она не властна надо мной. Сколько бы ни отняла у меня судьба, все же много останется у меня, не в силах она все отнять. Да зачем, наконец, поклоняетесь вы бесплодной Латоне? Ведь не многим больше иметь двух детей, чем быть бесплодной. Нет, никогда не буду я приносить жертв Латоне, не достойна она!

Смутили фиванок полные гордыни слова Ниобы. Не окончили они жертвоприношения. Смиренно молят женщины Фив не гневаться великую Латону.

Услыхала богиня Латона надменные речи Ниобы. Она призвала детей своих, Аполлона и Артемиду, и, горько сетуя на Ниобу, сказала:

– Тяжко оскорбила меня, вашу мать, гордая дочь Тантала. Она не верит, что я богиня! Меня не признает Ниоба, хотя лишь великой жене Зевса, Гере, уступаю я в могуществе и славе. Неужели вы, дети, не отомстите за это оскорбление! Ведь если оставите вы без отмщения Ниобу, то перестанут люди чтить меня как богиню и разрушат мои алтари. Ведь и вас оскорбила дочь Тантала! Она равняет вас, бессмертных богов, со своими смертными детьми. Бесплодной называет меня Ниоба! Как ее отец Тантал, надменна она!

Прервал свою мать стреловержец Аполлон:

– О, кончай скорей! Не говори больше ничего! Ведь ты отдаляешь своими жалобами наказание!

– Будет! Не говори! – воскликнула и гневная Артемида.

Окутанные облаком, быстро понеслись с вершины Кинта к Фивам грозные брат и сестра. Зловеще звучали в их колчанах золотые стрелы. Примчались они к семивратным Фивам, Аполлон невидимым остановился на ровном поле у городских стен, где фиванские юноши упражнялись в воинственных играх. Когда далекоразящий Аполлон, окутанный облаком, встал у фиванских стен, два сына Ниобы, Исмен и Сипил, неслись по полю на горячих конях, одетые в пурпурные плащи. Вдруг вскрикнул Исмен, пронзила ему золотая стрела Аполлона грудь. Выпустил он золотые поводья и мертвым упал на землю. Услыхал Сипил грозный звон тетивы Аполлонова лука; он хочет спастись на быстром коне от грозной опасности. Несется во весь опор Сипил по полю, как несется по морю, распустив все паруса, моряк, спасаясь от грозной тучи. Настигла сына Ниобы смертоносная стрела, вонзилась она ему в спину у самой шеи, и вышло сквозь горло ее золотое острие. Упал он на землю и обагрил ее своей кровью. Сыновья Ниобы, Файдим и Тантал, боролись, тесно обхватив друг друга руками. Сверкнула в воздухе стрела и пронзила обоих. Со стоном упали они. Одновременно погасила в глазах их свет жизни смерть, одновременно испустили они свое последнее дыхание. Спешит к ним брат их Альпенор, он хочет поднять их, он обнимает их похолодевшие тела, но глубоко вонзилась и ему в сердце стрела Аполлона, и пал он бездыханным на тела своих братьев. Дамасихтона поразил Аполлон в бедро у самого колена; хочет вырвать из раны золотую стрелу сын Ниобы, вдруг со свистом вонзается другая стрела ему в горло. Хлынула кровь из раны насмерть сраженного Дамасихтона. Поднял к небу руки последний из сыновей Ниобы, юный Илионей, он молит богов:

– О вы, олимпийские боги, пощадите, пощадите!

Тронула его мольба грозного Аполлона. Поздно! Нельзя вернуть слетевшую с тетивы стрелу. Пронзила она сердце и последнему сыну Ниобы. Быстро донесся слух о великом несчастии до Ниобы. Со слезами сообщают слуги и Амфиону о гибели его сыновей. Не перенес их потери Амфион, он сам пронзил себе грудь острым мечом.

Склонившись над телами сыновей и мужа, рыдает Ниоба. Она целует их похолодевшие уста. Разрывается от страдания сердце Ниобы. В отчаянии простирает несчастная к небу руки. Не молит она о милости. Горе не смягчило ее сердца. Гневно восклицает она:

– Радуйся, жестокая Латона! Веселись, пока не насытится твое сердце моей скорбью! Ты победила, соперница! О, нет, что же говорю я, не победила ты! У меня, несчастной, все же больше детей, чем у тебя, счастливой! И хотя много вокруг меня бездыханных тел моих детей, все же я победила тебя, все же больше осталось детей у меня, чем у тебя!

Только замолкла Ниоба, как раздался грозный звон тетивы. Ужас объял всех. Одна Ниоба осталась спокойной, несчастье придало ей смелость. Недаром раздался звон тетивы лука Артемиды. Одна из стоявших в глубокой печали вокруг тел братьев дочерей Ниобы падает, сраженная стрелой. Вот опять звенит тетива, и падает другая дочь Ниобы. Шесть золотых стрел одна за другой слетели с тетивы лука Артемиды, и бездыханными лежат шесть прекрасных, юных дочерей Ниобы. Осталась лишь младшая дочь. Она бросилась к матери и укрылась у нее в коленях, в складках ее платья. Сломило горе гордое сердце Ниобы.

– Оставь мне хоть младшую дочь, великая Латона! – молит Ниоба, полная скорби. – Хоть одну оставь мне!

Но не сжалилась богиня, и пронзает стрела Артемиды и младшую дочь. Смерть исторгла ей душу на коленях у матери.

Стоит Ниоба, окруженная телами дочерей, сыновей и мужа. Как бы оцепенела она от горя. Не колышет ветер ее волос, в ее лице нет ни кровинки. Не светятся жизнью ее глаза, не бьется в груди сердце, лишь слезы скорби льются у нее из глаз. Одел ее члены холодный камень. Поднялся бурный вихрь и перенес Ниобу на ее родину в Лидию. Там, высоко на горе Сипиле, стоит обращенная в камень Ниоба и вечно льет слезы скорби.

Женою Зета была Аедона, дочь царя Эфеса, Пандарея. Как Ниобу погубила гордость, так погубила несчастную дочь Пандарея зависть. Не могла видеть спокойно Аедона счастие Ниобы. Вызывало в ней великую зависть, что у Ниобы семь прекрасных сыновей и семь дочерей-красавиц. У Аедоны же был лишь один сын, Итил. Долго мучилась завистью дочь Пандарея. Не в силах была она бороться с этим чувством и задумала наконец страшное злодеяние: она решила убить старшего сына Ниобы. Легче станет ей, так думала Аедона, когда увидит она, как будет плакать дочь Тантала над телом убитого сына.

Была темная ночь. Весь дворец был погружен в глубокий сон. В полночь встала Аедона, и, гонимая завистью, тихо крадется она по окутанным мраком покоям дворца. В руках ее острый нож. Она крадется в тот покой, где спит ее сын Итил со старшим сыном Ниобы. Глубокая тишина кругом. Боится Аедона малейшего шороха, чтобы не разбудить кого-нибудь во дворце. Она боится даже шума собственного дыхания. Вот и покой. Осторожно, затаив дыхание, идет она к ложу, где спит, как знает она, сын Ниобы. И вот в полной тьме вонзает она острый нож в грудь спящего юноши и быстро уходит. Спешит Аедона вернуться назад в свою опочивальню.