— Что же получается, Евгений Михайлович, — резюмирует Коновалов, — получается, что водовороты тоже можно реабилитировать?

— Нет, Евгений Дмитриевич, — отвечает Романов, — человек — не шарик из парафина. Это я даже по себе могу судить: один раз на Волге лодка перевернулась, и я без малого час барахтался в водовороте, пока наконец смог выбраться на берег.

— Вот видите: барахтались! Поэтому я позволю себе перефразировать ваше выражение: шарик из парафина — не человек: шарик пассивен, человек, даже растерявшись, будет барахтаться… Но вообще-то все это подлежит тщательной проверке, необходим натурный эксперимент.

И он едет на Енисей…

«Затея связана с риском для жизни. Я могу дать „добро“ на эту поездку лишь в случае, если ты обо всем расскажешь Гале».

Галя узнала-таки об эксперименте, хотя не все, что пришлось пережить в те дни на Енисее. Пожалуй, если в чем он и готов был в душе согласиться с расстроенной женой, так это в отношении Казачинского порога: риск был слишком велик, тогда как заплыв этот, по строгому счету, уже не требовался — для научного обоснования своих выводов ему вполне доставало опыта предыдущих обследований енисейских водоворотов.

Однако даже и здесь он не мог бы назвать свое поведение безрассудным: ведь прежде чем обратиться к людям с призывом ни при каких обстоятельствах не терять в воде присутствия духа, он должен был получить полную, безоглядную, до самого донышка уверенность — для себя получить! — что человеку действительно не страшны даже самые грозные водовороты.

Ну, а что касается риска… Конечно, как-то обезопасить себя было бы вроде и разумно, однако, как говорят ученые, эксперимент должен быть «чистым»: применение спасательных средств, пусть самых элементарных, уже внесло бы свою окраску в психологический настрой пловца.

Коновалов кинул вызов страху. Собственно, он не первый сделал это. Замечательный французский врач Ален Бомбар, анализируя причины гибели в море людей, уцелевших во время кораблекрушений, также пришел к выводу, что их убивает страх. Бомбар доказал это, когда без запасов пищи и пресной воды, в одиночку пересек за шестьдесят пять дней Атлантический океан.

Надо сказать, в исследованиях Коновалова все стрелы сошлись на страхе еще до поездки по Енисею, а эта поездка, исключившая водовороты из числа виновников несчастий на воде, тем более укрепила его в своих выводах. Но, чтобы выступить против страха не дилетантски, чтобы обвинительное заключение к суду над ним опиралось на обобщенный коллективный опыт, на теорию, научно обоснованную теорию, надлежало собрать показания пострадавших, показания свидетелей. Как это сделать?

Коновалов публикует в «Вечернем Новосибирске» статью — «Психологический барьер в плаванье»:

«Врачебная мысль не может примириться с тем, что в расцвете сил и здоровья гибнут многие тысячи людей. До сих пор остается немало неразгаданного в этих печальных историях. А ведь важно разобраться, если можно так выразиться, в пусковых механизмах этих процессов, ибо опыт и наблюдения убеждают: человек, как бы плохо ни плавал, не должен тонуть, его только надо научить преодолевать своеобразный „психологический барьер“ в плаванье…»

И далее:

«Неоценимую помощь для выработки мер по предотвращению несчастий на воде, для научного обоснования системы всеобщего начального обучения плаванию наших детей могли бы оказать люди, которые, будучи уже взрослыми и умея плавать, однажды во время купания оказались в тяжелом положении, но были либо спасены кем-то, либо сами с трудом выбрались из угрожающего положения…. С чего это началось, что происходило с ними в этот момент, что они испытывали, думали, как действовали и боролись за свою жизнь?..»

Опубликовал статью, указал адрес: Новосибирск-99, абонентный ящик 802. И стал ждать. Ему казалось, что писем будет много. Но их пришло всего четырнадцать. Для обобщения коллективного опыта нужны тысячи таких откликов! Как же быть?..

Коновалов снова обращается к ученым, только на этот раз не к гидродинамикам, а к социологам: он надумал прибегнуть к помощи анкеты, и теперь нуждается в совете, как такую анкету построить. Больше всего боится услышать от Г. Н. Черкасова и Т. И. Заславской: «Не находите ли вы, милый доктор, что ваше призвание — лечить людей, а всякие другие чудачества, вроде плаванья — сфера деятельности спортсменов?..»

Ему приходилось уже слышать такое от людей, куда более близко знавших его, нежели они.

— Не находите ли вы, доктор, — действительно начала академик Татьяна Ивановна Заславская, — не находите ли вы, что именно анкета и должна была стать вашим первым шагом? Самым первым?

Вернула ему «вечерку», пообещала:

— Я первая отвечу на вашу анкету: мне тоже однажды приходилось тонуть…

Анкета получилась большая: пятьдесят два вопроса. Но зато отвечающему давалась возможность наиподробнейшим образом обрисовать и обстановку, и свое состояние перед заплывом и во время заплыва, и свои действия, а также высказать соображения относительно судорог, водоворотов, воронок, омутов и всего прочего, что обычно присутствует в рассказах о несчастьях на воде.

Называлась она так: «Анкета для когда-то тонувших».

Но, покончив с нею, Коновалов спросил себя: а почему, собственно, опрос должен ограничиться одними «когда-то тонувшими»? Разве помимо них не имеет смысла попросить высказаться всех любителей плавания? Всех, кто пожелает, естественно…

Используя уже приобретенный социологический опыт, Коновалов составил и эту анкету.

Осталась задача, в решении которой не мог ждать помощи ни от ученых, ни от кого другого: каким образом организовать анкетирование? Было над чем подумать!

Одновременно Коновалов решил обследовать архивы судебно-медицинской экспертизы: в них много важных сведений о несчастьях на воде. Обследовать не только у себя в Новосибирске, но и в других городах…

И не мешало познакомиться с диссертацией кандидата технических наук Натальи Алексеевны Притвиц о воронкообразовании: необходимо иметь об этом явлении более четкое научное представление…

И надо бы заглянуть в курс зоологии — уяснить работу плавательного пузыря у рыб: надо знать, как копировать человеку действие этого пузыря, чтобы с помощью своих легких регулировать плавучесть…

И еще нужно обойти библиотеки — нет, не для того, чтобы рыться в руководствах по плаванью (они все похожи одно на другое), а с целью подтверждения своего вывода: водовороты в несчастьях на воде неповинны…

Впрочем, почему только водовороты? Или, скажем, судороги? Разве он не обязан, разве это не долг ученого, коль скоро он занялся этой проблемой, досконально изучить вообще все, что имеет хоть какое-то отношение к водной среде — точнее, к последствиям общения с водной средою человека? Значит, что же получается?

Получилось, что предстоит прочесть — на худой конец, просмотреть — свыше тысячи статей и книг: столько авторов и названий выписал он во время похода по библиотекам. Гидродинамика, гидрология рек, спорт, спортивная медицина, физиология общая, физиология подводная, физиология авиационная, психология, болезни уха, проблемы переохлаждения, механизм эмоционального воздействия, физическое воспитание детей у нас в стране и за рубежом… Свыше тысячи статей и книг!

Недалеко от берега плавает загорелый человек, которому можно дать на вид лет тридцать пять. Плавает уверенно, даже изящно, но — только взад-вперед вдоль берега, не дальше двух десятков метров от него…

— Вам, конечно, удивительно, как это молодой, здоровый парень, умеющий плавать — и вдруг плещется тут вот, с ребятишками? А я, думаете, не удивляюсь себе?.. Знаете, где я работаю? Рулевым на катере у геологов. А это — вечно в походе, вечно на воде, такой человек должен плавать — бог ты мой, как! И я плавал: Енисей в низовье сразу после ледохода переплывал. Можете верить или не верить, а — точно…

Один раз вели своим катером на буксире баржу, ребята с баржи возьми да и пошуткуй: «Айда к нам, анекдоты свежие имеются!» Ну, сила же играет, я перелез через борт, ухватился за буксирный трос и пошел по нему руками перебирать. Только руки-то голые, а трос у нас в одном месте срощенный был, я и уколол ладонь о проволоку. От боли выпустил трос…