Согласно легенде, мать человечества ступила на землю именно здесь, а Адам — в Сейлане, на вершине пика Адама. Змей-искуситель был сброшен в Исфахан в Иране. Что касается Иблиса, как называют дьявола в исламе, соблазнившего прародителей совершить грех, то он также спустился в Джидду. Народная легенда гласит, что праматерь отправилась отсюда на восток, навстречу Адаму.

Таким образом, Джидда рассказывает о Еве и о священном для человечества пути. «Джидда — место сражения, — напоминает Мухаммед, — а Мекка — место воссоединения». Но чтобы воссоединиться с матерью городов, необходимо навестить их бабку, Джидду!

Двери самолета открываются. В глотки, заполненные молитвами, врывается огненное дыхание дракона. Жара не дает сделать вдох. Взгляд скользит по бескрайним просторам цвета охры, лишь кое-где отмеченным квадратиками зелени. Подъезжает автобус, в который садятся сошедшие с трапа пассажиры. Какой контраст между пеклом на улице и искусственной прохладой в салоне машины! Настоящий снежный дом иглу. Какая разница между этими смеющимися, плачущими, изнемогающими от нетерпения ступить в эту благородную пыль людьми и бесконечным, ровным, равнодушным пространством. Международный аэропорт имени короля Абдель-Азиза, 105 квадратных километров, закатанные в асфальт, впечатляет современностью строений. Спроектированные специально для приема толп паломников, они тянутся до самого горизонта, и их видно издалека, они проносятся мимо, напоминая кружащихся дервишей-гигантов, чьи головы, туловища и ноги неразличимы из-за скорости движения. Отчетливо видны только их белые платья, раздуваемые ветром, подвешенные между небом и землей.

Пассажиры наконец ступают на землю и выстраиваются в длиннейшую очередь, ведущую в зал ожидания. Белизна стен и ледяной воздух, выдуваемый кондиционерами, создают впечатление, будто вы находитесь внутри холодильника, если только не считать влажного жаркого ветра, вырывающегося из туалетов. Верующие спят прямо на полу. Трудолюбие полиции и таможни утомило их. Чтобы проверить тысячи паломников, прибывающих каждый божий день, власти Саудовской Аравии установили целые батареи компьютеров, увеличили штат полиции, подкрепили его жандармами и даже отрядами скаутов. Сделано все возможное для успешного преодоления границы королевства. И все же прохождение таможенного контроля может растянуться от шести часов до целого дня. «Ибо Бог ваш — Бог единый. Так будьте покорны Ему, а ты, [Мухаммед], сообщи добрую весть смиренным» (Коран, 22:34/35).

Паломники устраиваются прямо на выложенном плиткой полу. На огромном панно написано: «Добро пожаловать» на тридцати языках, от малайского до португальского. За стеклом виден второй зал, где суетятся военные и служащие аэропорта, чтобы ускорить полицейский контроль. Еще дальше расположен третий зал, в нем производится контроль багажа. Сотрудники службы безопасности, робкие и безупречно корректные, следят за перемещением пассажиров из зала в зал.

Наступает время молитвы. Но как угадать правильное направление, когда вместо солнца — неоновые лампы, и как узнать, который Час, если друг напротив друга висят часы, показывающие абсолютно разйое время? Две чаши весов, две меры времени Святой земли. Действительно, Саудовская Аравия живет в ритме двух скоростей.

Кроме того, в этой стране пользуются двумя календарями: григорианским и календарем хиджры, которые соответствуют мирскому и религиозному времени. День мусульманина начинается в сумерках. Когда солнце катится за горизонт Джидды, Мекки или Медины, так называемые арабские, религиозные, часы показывают ноль, а часы солнечные, называемые завалия, бьют 18 или 19 раз, что зависит от места и времени года.

Нужно, чтобы верующему улыбнулась удача, иначе он, находясь в состоянии прострации от утомления, шума вентиляторов и гама собратьев по вере, не сумеет разобраться который час.

«Бог знает лучше», — переговариваются верующие и выстраиваются в ряд по направлению к воображаемой линии Мекки. Повсюду образуются бесчисленные группки молящихся. Каждый ориентируется наугад, и поклоны они совершают не одновременно. Любопытно, что верующие разных национальностей еще не умеют молиться сообща. Один коммерсант из Камеруна, совершавший свой шестой хадж, заметил, что «они ведут себя так, словно Бог принимает на аудиенцию разные национальности в разное время». На самом же деле, правоверные, многие из которых ни разу в жизни не покидали своего захолустья, очень напуганы и могут заставить себя общаться только с теми, с кем они путешествовали бок о бок Это проблема раскованности, а не национальной принадлежности.

Ну и базар! От пестроты и разнообразия одежд рябит в глазах. Полуобнаженные мужчины, облачившись в ихрам, держат совет со своими закутанными с ног до головы женами и матерями — настоящими коконами из простыней. Индианки в розовом и голубом сатине погружены в чтение Корана. Рядом с ними магрибинки из Парижа в плиссированных юбках, а теперь впервые в жизни надевшие традиционный костюм марокканской женщины: нечто вроде длинного платья с капюшоном. На арабках из Алжира коричневые накидки, длинные платки завязаны под самым подбородком и закрывают плечи. У себя на родине им и шага не сделать без того, чтобы какой-нибудь остряк не назвал их «404 покрышки». В углу чинно беседуют «плащ-палатки» — так подшучивают в Дамаске над женщинами, с ног до головы укутанными в черную ткань. Появляются турки. Коренастые, бородатые, они привлекают взгляды своей невозмутимостью и уверенностью движений. У них своя «униформа»: брюки в вертикальную серую и бежевую полоску и оранжево-коричневая рубашка. Для женщин — широкое платье, передник той же расцветки и платок. Турки, по принятому у них обычаю, достают и поднимают турецкий флаг. Появление турок производит сенсацию. Мудрые и молчаливые, они приехали в Мекку как новобранцы на войну — строем.

А вот ряды алжирцев в хаотическом беспорядке, но зато на их одеяниях-джеялабах ни одного пятнышка, а вокруг головы гордо обернут шеш — белый или шафрановый тюрбан, отличающий выходцев из Северной Африки, которому алжирцы дали насмешливое прозвище «33 оборота». Женщины прячутся в своем исламском одеянии, которое можно даже назвать «современным»: пепельно-голубой плащ, платок, закрывающий голову и шею, так что видно только лицо, причем и оно закрыто солнечными очками. Чулки и перчатки разных цветов говорят о благосостоянии мусульманки и придают ее наряду современную ноту.

Египтяне выдают свое присутствие шумом и смехом. По числу людей, страдающих ожирением, это «американцы» арабского мира. То здесь, то там мелькают фигуры нубийских феллахов, худых, безбородых, утонувших в своих черных одеждах, по форме напоминающих бутылку. Они сильно отличаются от волосатых, упитанных соотечественников. Не секрет, что в стране фараонов богатство и знатность человека определяются, помимо всего прочего, его телосложением. Как правило, более дородный оказывается и более успешным.

Зал ожидания переполнен. Повсюду среди людей, одетых в ихрам и в более-менее традиционные наряды, встречаются нелепые «смешанные» костюмы, варьирующиеся в зависимости от возможностей каждого от богатых мусульманских одежд до западного рубища. Выработалась униформа для этого сочетания: прекрасная твидовая рубашка, которую вон тот палестинец носит поверх своей абайи (восточный вариант джеллабы) — весьма элегантная примета такого костюма. Эта мода прекрасно знает увлечения и предпочтения своих последователей, у нее даже есть свои денди и свои законодатели. Вот, к примеру, марокканец в ковбойских высоких сапогах, хотя и приехал он из страны вечного зноя, а на плечах у него бурнус. В глазах таможенников он настоящий супермен. А вот кабил из Алжира: традиционная джеллаба, а глаза смеются из-под баскского берета. Эдакий паломник-«французишка». Отличились и молодые женщины, сидящие неподалеку: чтобы удобнее было сидеть, они украдкой приподнимают платья, обнаруживая под ними бледно-голубые джинсы. Но пальма первенства принадлежит сирийцу, щеголяющему в костюме-двойке и с галстуком, но с традиционной феской на голове. Кое-кто тихо фыркает от смеха, заметив на его ногах футбольные бутсы, снабженные, как и полагается, шипами.