На востоке ночь наступает быстро. Но огромный лагерь ярко освещен гирляндами фонарей и прожекторов. Раньше здесь, на вершине Благословенной горы, зажигали тысячи свечей. Вокруг нее располагались махмали. Трубы звучали от сумерек до рассвета, раздавались пушечные выстрелы, а великолепные фейерверки озаряли темное небо тысячами мерцающих звезд.

Люди все еще спят на земле у подножия холма. Пахнет жареным мясом и сладкой ватой. Некоторые верующие, стоя на коленях, предаются медитации, обратясь в сторону Каабы. За ними козы, улегшись практически в этой же позе, лениво жуют жвачку, тоже глядя в сторону Каабы. Трогательное соседство. Многие паломники покупают здесь животных, чтобы совершить жертвоприношение. Пастухи-бедуины разгуливают позади своих стад и заглядывают в павильоны. Средняя цена за козу — 350 реалов. Никто не торгуется. Да и можно ли называться хаджи, если ты пожалел денег на жертву самому Богу? Немыслимо.

Машины и автобусы заполонили долину, словно стая саранчи. По лагерю бродят толпы паломников, военных и пожарников, здесь и там завывают сирены «скорой помощи». Охранники разъезжают на маленьких мотоциклах, снабженных огнетушителями и радио. Для торговли, однако, и долина Арафат — благодатное место. Верующие в каком-то отупении покупают электрические печи, ножи для фигурной нарезки овощей, шлепанцы и чудо-снадобья для улучшения потенции.

Над станом алжирцев воздух гудит от шума и гама. Под круглой крышей шапито какой-то невообразимый поединок. Это мутаввифы принесли штук двадцать вентиляторов, и каждый пытается бороться за право получить один, жалуясь на диабет или на гипертонию. Женщины молча созерцают дележ. Жара и теснота уже свалили многих. «Время для вечерней молитвы», — неожиданно произносит врач, и каждый занимает свое место. Вновь возникает деление на классы: впереди стоят мужчины, дальше всех — женщины, а в центре — и те, и другие, не опасающиеся соседства разных полов. В тех палатках, что находятся посередине, верующие молятся одновременно со всеми, но… не в том направлении. Поздно ночью свет гасят, и каждый пытается устроиться под вентилятором на бугристой земле, под храп и перешептывания соседей. Сексуальные отношения строго-настрого запрещаются. Огоньки сигарет вспыхивают как светлячки. За пределами палаточного лагеря кипит жизнь.

В те времена, когда хадж совершали только несколько тысяч паломников, собрание верующих поднималось для молитвы на гору Арафат. Сегодня каждый делает то что хочет. Какой имам и какой громкоговоритель заставят прислушаться к себе одновременно два миллиона паломников?

В шесть утра становится ясно, что день будет очень жарким. Над головой с оглушительным грохотом пролетают вертолеты. В цистернах кончилась вода, так что омовение перед молитвой совершить не удастся. Опасность навредить хаджу сейчас велика, как никогда. Обезумевшие паломники мечутся в поисках бутылок с минералкой, штурмуют грузовики, с которых бесплатно раздают воду, бегают по лагерю в поисках укромного уголка, где можно было бы очистить себя. Стадо баранов беспристрастно взирает на шумиху и суету.

Среди людей распределяют огромные глыбы льда, только что привезенные на грузовиках. Их разламывают об асфальт, чтобы приложить маленькие кусочки к телу или сунугь их в рот. Небо огненной лавой стекает на лагерь, земля обжигает. Хребты гор, обступивших равнину, кажутся отсюда прохладными и манящими. У Благодатной горы колышется море людей в белых одеждах, проведших здесь всю ночь.

В Мекке же в это время обход Каабы совершают главы государств, послы и гости короля Саудовской Аравии. Они движутся цепочкой между стеной своих телохранителей. Король Иордании Абдаллах[81] был убит в 1951 году на священной площади между двух мечетей в Иерусалиме. Затем пришло время сменить кисву, и на Каабу, уже вымытую месяцем ранее в присутствии эмира Маджида ибн Абдель-Азиза, с большой помпой набросили новый покров. С помощью выдвижных лестниц одни рабочие осторожно сняли старую кисву, в то время как другие надевали новую. Торжественный момент. Когда, наконец, ткань ложится на землю, собравшаяся толпа хлопает в ладоши. Затем почетные гости спешат в долину Арафат.

Полдень. Зной становится невыносимым. Солнце — пятно, источающее жар. Небо — раскаленный свинец. Умма окутана пеленой оцепенения, ее голос затихает, ее движения замирают. Белизна палаток столь же ослепительна, что и небесная синева. Кажется, что все устремлено в вечность… Обычное начало вукуф — стояния на горе Арафат, которое будет длиться до захода солнца. Раньше «указывающие» взмахивали платками, подавая сигнал, и верующие приближались к холму, выполняли необходимые ритуалы, молились и слушали проповедь с Арафата, как некогда ее произносил с этой горы пророк.

В наши дни проповедь не является обязательной, как и стояние, что снимает обвинение с ислама о его якобы неспособности к изменениям и реформам. Египетские улемы авторитетного во всем исламском мире медресе аль-Азхара в I960 году вынесли фетву, разрешившую паломникам оставаться в своих палатках во время вукуфа и участвовать в нем в своем сердце. Но самые рьяные мусульмане все равно карабкаются на гору, чтобы вернуться только в сумерках. Это их рвение не особо приветствуется, простым хаджи оно кажется показным.

Пророк, которому исполнилось к 632 году уже шестьдесят лет, медленно поднялся по тропинке к вершине Благодатной. С нее он обратился к своему народу, говоря прямо и кратко. Его речь была торжественной. Он говорил о предписаниях, связанных с летосчислением, о возврате к лунному календарю, о взаимных обязанностях супругов. Так, женщина, совершившая супружескую измену, должна быть наказана, но без жестокости, и если она пообещает, что это не повторится, то следует перевернуть страницу и забыть о случившемся. Мухаммед призывал своих последователей опасаться козней дьявола, призывал хорошо относиться к рабам, жить в братстве со всеми мусульманами и настаивал на равенстве людей перед Богом. «Араб может превосходить другого араба только набожностью». Толпа преданных, окружившая пророка, была взволнована, люди тянули к нему руки, на глаза их наворачивались слезы. Прощальная проповедь (хаутбат аль-вада) завершилась такими словами: «Сегодня я завершил для вас вашу религию… и закончил для вас мою милость, и удовлетворился для вас исламом как религией» (Коран, 5:5). «Хорошо ли я передал послание?» — спросил посланник. «Именем Господа — да!» — ответила толпа. «Именем Господа, я возвращаю свидетельство!»

Из-за невозможности совершить остановку у подножия Благословенной горы, паломники еще более тщательно, чем обычно, блюдут чистоту ихрама. И это настоящая пытка, так как состояние ритуальной чистоты так важно для мусульманина, что только болезнь может заставить его отказаться от ее сохранения. Нельзя почесываться, нельзя стричь ногти, нельзя ничего делать с волосами на теле и даже с насекомыми, которые могут там завестись! Правоверные спорят о том, можно ли мыть голову алтеем или лотосом (интересно, откуда они возьмутся в пустыне). Кое-кто утверждает, что больным разрешается бриться, но очень осторожно, чтобы не раздавить ненароком вшей, если те живут в волосах. Другие улемы считают, что этих отвратительных насекомых вполне можно убить. Третьи возмущаются, услышав о такой жестокости. Сходятся на том, что паломник может аккуратно пересадить вшей на другой участок тела, «если там у них будут те же условия питания» — то есть на лобок или подмышки. Точно также можно сменить одежду хаджи, не причиняя вреда укрывшимся в складках ткани паразитам. Если паломник причесывается, и на гребне остаются волосы, то искупить этот невольный проступок можно символической милостыней. Можно ли массировать ноги или спину? Выдирать зубы? Что, если пошла кровь? И так далее. Удовлетворительного ответа нет.