— Мира, — взгляд Агаты скользнул по её шее, — где мамин крестик?

— Я его выбросила, — холодно сказала вампирша.

Мира поднялась в свою старую комнату на втором этаже и здесь схватилась за голову. Она не узнавала себя… Что за нелепая беседа! Её ещё можно было бы свести в шутку, но потом… этот мальчик!

Она долго перебирала в уме сказанное сестре. Верно ли она поступила, сочинив замужество? Зачем отдала роль Алана Эрику, к которому никогда не испытывала сердечного чувства? Но как же иначе? Назвать Алана? Нет, пусть он останется её тайной. Ни к чему сестре лишний раз слышать это имя из уст Миры! Ведь Алан Вако — их сводный брат, сын отца от второго брака… И пусть они увидели друг друга впервые, уже будучи совершеннолетними. Пусть при первой судьбоносной встрече они знали друг о друге не более чем о случайном попутчике. Они были чужими по духу, родными лишь по крови. Они могли бы влюбиться, не зная о родственной связи между ними… Но! Все эти доводы не подействуют на смертную, живущую в зашоренном мире строгих правил. Вампирша вздохнула. По правде сказать, она и сама не была уверена в своих доводах. Незнакомый брат — всё же родная кровь. Всё равно грех, инцест!

Холодная комната вдруг показалась ей душной и тесной. Вампирша прогнала Лину, пришедшую помочь новой хозяйке раздеться. Она принялась сама стягивать платье и от волнения и спешки порезалась о застёжку. Порез мгновенно затянулся кожей, исчез. Встрёпанная вампирша небрежно кинула чужое, не ставшее своим за ночь платье на пол. Ослабив ленты корсета, она подошла к единственному окну, чтобы запереть ставни, но рука замерла, коснувшись защёлки. Она застыла так на мгновение с нелепо поднятой рукой. Её вспомнилась первая ночь её бессмертной жизни.

…В это окно они влетели тогда. Юные счастливые, влюблённые… Рассвет приближался. Солнечные лучи проникли вслед за ними, детьми Ночи, в их дневное убежище, и Мира вскрикнула от новой, нестерпимой рези в глазах. Тогда Алан, смеясь, притянул её к себе ближе, и другой рукой захлопнул распахнутую ветром створку. Щёлкнула задвижка, а брат и сестра вновь слились в грешном поцелуе…

Мира проверила ставни и возвратилась к постели. Она избавилась и от корсета, и, упав на спину на кровать, долго созерцала пыльный полог.

…Здесь, в этой комнате, она отдала своё тело тому, кто прежде взял её душу. Голодные, они не насытились друг другом и к следующему вечеру…

Мира поморщилась. Как же она устала! Это недоедание тому виной? Её мысли сейчас должны быть заняты Владыкой и его грядущими заданиями, но вместо утомительного угадывания мозг занялся наилегчайшим занятием — перебором воспоминаний. Её отводилась пассивная роль созерцателя.

Она закрыла глаза и заставила себя думать о будущем. Но в голове зашумел недавний бал. Медленный вальс укачивал, уносил её. Мира засыпала. "Этот мальчик, Винсент… Да признайся же себе! Похож на Алана. На Алана, каким он мог быть в детстве… — была последняя, единственная чёткая мысль на границе дрёмы. — Те же глаза, готова поклясться, те же повадки! Волосы светлее, но, может быть, они ещё потемнеют. Это он вернулся ко мне… Алан".

В конце концов, она заснула. Сон был тревожным, тёмным, но полным непонятного шума, будто от множества голосов, словно она была не одна, словно вокруг были люди, много людей. И вампирша боялась открыть глаза, потому что точно знала: открыв глаза, увидит солнце, а на него нельзя, нельзя смотреть…

На следующий после Бала Карды вечер пятеро молодых carere morte собралась на крыше дома Ингенс. Здесь была сама хозяйка дома, Селена, Алиса Тэрре, темноволосый молодой человек — Патрик Фульге и двое новообращенных — Хиам Калькар и Анна Литус, бледная и пухленькая девочка, на вид лет шестнадцати.

Площадка с низеньким ажурным ограждением, защищённая от посторонних глаз фасадом дома, казалось, была спроектирована специально для carere morte, желающих отдохнуть между ночными приключениями. Собравшиеся веселились. Иногда их шелестящий, похожий на шепот облетевшей листвы смех долетал до улицы.

— Крылья не появляются вместе с клыками или чувством голода, — говорил Патрик, самозвано объявивший себя учителем новичков. — Ими с юным carere morte должен поделиться его создатель. Это традиция. Первый вампир, Макта Вастус, дарил крылья всем, кого обращал, и те поступали потом также. Если крылья не даст тебе твой создатель, ими может поделиться любой carere morte, сильнее и старше тебя. Обрести крылья самостоятельно невозможно.

— Получается, все carere morte летают на крыльях Первого вампира, — проговорил Хиам. — Интересно, а откуда их получил Макта?

— Крылатое обличье можно снять с противника, — не слыша его, продолжил Патрик. — Есть несколько приёмов…

— Все они сводятся к тому, что ты хватаешь крылья соперника в области плеч и резко дёргаешь на себя. И вампир вываливается из своего крылатого обличья, как из мешка, — заметила Селена.

Она ступила на ограждение одной ногой, раскинула руки в стороны, будто собиралась взлететь. Вампирша залюбовалась ночью, наконец вступившей в права. Луна, чуть недобравшая веса до полнолуния, куталась в тонкую шаль облаков. Внизу немногие краски зимы размазались грязно-серым пятном, голоса зазвенели колокольчиками в чистом морозном воздухе. Оживлённое уличное движение стихло. Жители старой Карды трусливо попрятались в дома, за крепкие засовы, за невидимые купола защиты…

— Время охоты, — прошептала она. — И мы теряем это время.

Селену не услышали, и в ней немедленно поднялась злость.

— Делиться крыльями — это больно для того, кто их дарит? — спросила Анна и тут же сама предположила. — Наверное, это отнимает силы.

— Вовсе нет, — уверенно сказал Патрик, сам недавно получивший крылья и ещё не делившийся ими ни с кем. — Это не труднее, чем поделиться пищей или одеждой. Макта раздаривал свою тень без счёта. Силы у carere morte отнимает только нахождение в крылатом обличье. Гектор говорил, во время превращения ты становишься частью Бездны, и Она забирает твои силы.

Селена резко опустила руки, грубо разрушив иллюзию полёта. Она обернулась к гостям, но не сказала ничего. Она тихо изучала Патрика из-под полуприкрытых ресниц.

Патрик был моложе её на год и на три, если считать по годам смертной жизни. По слухам, он прежде был в группе столичных дикарей. Но это были только слухи…

"Как же узнать? — терзалась Селена. — Если б найти доказательства! Владыка выгнал бы его".

— Кто этот Гектор, на которого ты столько раз ссылался? — нежно, чтобы не спугнуть, пропела она.

— Мой знакомый по столице, — Патрик поглядел тревожно, почуяв подвох. — Он — carere morte.

— Вот как? Я слышала об одном Гекторе, — прошептала Селена. — Вампир из Доны. Он опасный дикарь, якшается с Низшими, с какими-то бандитами… Говорят, его родители Низшие и он сам начинал, как Низший. Это тот, о ком ты говоришь?

Патрик оторопело кивнул и тут же вступился за друга:

— Он не дикарь! Он присягал Владыке. Дэви принял его, значит, его происхождение и прежние занятия не важны!

— Ясно, — тускло сказала Селена.

— Я уже очень голоден, — вмешался Хиам, с интересом наблюдавший за их противостоянием. — Пора на охоту.

Скоро пятёрка покинула крышу. Селена, Патрик и Алиса взлетели с места, а неопытным новичкам пришлось сделать шаг с крыши. Неловко планируя, качаясь на потоках воздуха, они постепенно нагнали изящных старших собратьев. Затем все пятеро взмыли вверх и скрылись от человеческого взора.

Город казался пустым, словно жители оставили его — обычное дело для недели нежити. Вампиры перелетели Карду с востока на запад и не нашли на улицах ни одного прохожего. Через несколько минут трое ведущих опустились на крышу вокзала и оттуда перебрались на парапет самой высокой башенки в готическом стиле. Спрятавшись за высокими и тонкими зубцами, они озирали площадь вокзала и сходящиеся к ней дороги.