В преддверии и в начале Первой мировой войны страны Тройственного союза предлагали румынскому руководству за участие в войне на их стороне Бессарабию, а страны Антанты — Трансиль-ванию, Банат и часть Буковины. Однако Румыния не торопилась с вступлением в войну, довольствуясь прибылями от активизировавшейся в условиях войны внешней торговли. По мере затягивания войны противоборствующие группировки продолжали борьбу за вовлечение румынского государства в войну на их стороне. К лету 1916 г. стало ясно, что страны Четверного союза (Германия, Австро-Венгрия, Болгария и Османская империя) вряд ли смогут выиграть войну, кроме того, успехи русских войск на Восточном фронте создавали впечатление скорого выигрыша войны Антантой. В этих условиях Бухарест добился от стран Антанты согласия на присоединение к Румынии после победы в войне южной части Буковины до р. Прут, всей Трансильвании до р. Тисса, всего Баната до р. Дунай и сохранения Южной Добруджи. На этих условиях 4(17) августа 1916 г. было подписано соглашение о присоединении Румынии к Антанте.

В антантовских штабах рассматривалось два основных варианта использования румынской территории в стратегических целях. Первый предусматривал встречный удар из Добруджи и от Салоник с целью вывода из войны Болгарии, а затем Османской империи. Второй вариант исходил из возможности движения через Трансильванию в центральные районы Австро-Венгрии. Это требовало сосредоточения на юге значительной группировки русских войск, которые могли бы по территории Румынии обойти укрепленные полосы австрогерманских войск. Как ни странно, оба эти варианта по настоянию англо-французского руководства были отклонены, и Румынии предоставили возможность в одиночку атаковать Австро-Венгрию, лишь в Добруджу был введен небольшой корпус русских войск.

14 (27) августа 1916 г. Румыния объявила войну Австро-Венгрии, а на следующий день румынские войска перешли в наступление в Трансильвании, которое продолжалось до 13 (26) сентября. За это время командование Четверного союза смогло перебросить против Румынии войска с других театров военных действий и перейти в наступление как в Трансильвании, так и с территории Болгарии. Уже к 14 (27) октября была занята большая часть Добруджи. Тем временем в Трансильвании австро-германские войска все успешнее теснили румынские армии и к 10 (23) ноября вышли на фронт Рымник — Слатина — Каракал. 21 ноября (4 декабря) австро-германские войска заняли Бухарест и, наступая вниз по Дунаю, к концу года вышли на линию Фокшаны — устье Дуная. Русское командование было вынуждено, спасая союзника, перебросить в Румынию 35 пехотных и 13 кавалерийских дивизий, что составляло свыше 1/3 соединений действующей армии. Таким образом, вступление Румынии в войну лишь ухудшило обстановку на Восточном фронте, удлинив его почти на 500 км[3].

Общая динамика русско-румынских отношений в конце XIX — начале XX века определялась прежде всего различным статусом обоих государств на международной арене. Российская империя являлась великой державой, а Румыния — одной из Балканских стран, чье влияние на международную ситуацию ощущалось лишь на региональном уровне. Понятно, что в этих условиях территориальные устремления румынской элиты в отношении России оставались в лучшем случае беспочвенными мечтаниями. Однако в условиях начавшейся в феврале 1917 г. революции и распада Российской империи эти притязания вдруг оказались вполне достижимыми. О том, как удалось Румынии оккупировать и аннексировать Бессарабию, какие последствия это имело для советско-румынских отношений межвоенного периода и как был решен бессарабский вопрос летом 1940 г., и рассказывает эта книга.

В определенном отношении бессарабский вопрос носил уникальный характер, поскольку эта территория была единственной из всех утраченных на западе Российской империи земель, отторжение которой никогда не признавалось советским правительством. Кроме того, румынская интервенция 1918 г. была не только самой первой, но и самой долгой интервенцией в истории Советского государства. Поэтому советская историография, посвященная советско-румынским отношениям межвоенного двадцатилетия, могла гораздо более свободно и четко говорить о реальных интересах Советского Союза в бессарабском вопросе. Освобождение от румынской оккупации территории Бессарабии всегда признавалось основной целью Москвы. Однако, поскольку бессарабский вопрос носил все же локальный характер и не мог оказать решающего влияния на советскую внешнюю политику в целом, в отечественной историографии внешней политики СССР сложилась довольно оригинальная картина. Если все прочие государства в своей международной политике руководствовались собственными интересами, то Советский Союз занимался лишь тем, что демонстрировал свое миролюбие и боролся за мир. В принципе, конечно, признавалось, что у СССР также есть собственные интересы, но обычно о них говорилось столь невнятно, что понять побудительные мотивы советской внешней политики было практически невозможно.

Однако отказ от такого идеологизированного подхода делает советскую внешнюю политику столь же понятной, как и политику любой другой страны. Рассмотрение международной ситуации в рамках историко-политологического анализа развития систем международных отношений показывает, что советское руководство в начале 1920-х гг. столкнулось со сложной, но довольно традиционной проблемой. В годы Революции и Гражданской войны Советская Россия утратила завоеванные Российской империей позиции на международной арене и территории в Восточной Европе. По уровню своего влияния в Европе страна оказалась отброшенной на 200 лет в прошлое. В этих условиях советское руководство могло либо согласиться с региональным статусом СССР, либо вновь начать борьбу за возвращение в клуб великих держав. Сделав выбор в пользу второй альтернативы, советское руководство взяло на вооружение концепцию «мировой революции», совмещавшую новую идеологию и традиционные задачи внешней политики по усилению влияния страны в мире. Стратегической целью внешней политики страны стало глобальное переустройство системы международных отношений, что делало основными противниками Англию, Францию и их союзников.

Конечно, на фоне столь серьезных внешнеполитических целей проблема территориального размежевания с Румынией имела сугубо подчиненное значение. Однако следует помнить, что бессарабский вопрос оказывал заметное влияние на отношения Советского Союза со странами Восточной и Юго-Восточной Европы. Это же в свою очередь оказывало определенное влияние и на взаимоотношения Москвы с великими державами. В советской исторической литературе бессарабский вопрос исследовался преимущественно в дипломатическом аспекте, военным же событиям, за исключением румынской оккупации края в начале 1918 г., уделялось несравнимо меньшее внимание[4]. Ныне, когда историк не связан обязательными идеологическими догмами и стали доступны многие архивные документы, имеется возможность более всесторонне исследовать эту проблему, показать, как советские дипломатические шаги подкреплялись военными мерами в 1919 г. и особенно летом 1940 г. Поэтому одной из целей данного исследования является более подробное и систематическое описание Бессарабской кампании Красной армии 1940 г. на основе доступных архивных документов.

Эта проблема сохраняет актуальность еще и потому, что в румынской историографии существует обязательное единомыслие по вопросам отношений Румынии с Российской империей и СССР. В наиболее общем виде румынская версия изложена в интервью президента Румынии И. Илиеску: «В восприятии румын укоренился образ России как оккупанта. Ведь Румыния имела несчастье находиться на перекрестье интересов трех империй — Оттоманской, Австрийской и потом Российской. Все они пытались оккупировать румынские провинции. В 1812 году Россия отрывает от Молдовы половину ее территории и превращает ее в российскую губернию — Бессарабию. Тем не менее, румыны участвовали в антиосманской войне 1877 года, в которой и Россия воевала за нашу независимость от Турции. Правда, в знак признательности Россия вновь оккупировала территорию, которую Румыния получила после Крымской войны (три уезда на юге Бессарабии). Потом был 1940 год и пакт Риббентропа — Молотова, по которому СССР опять занимает румынскую территорию, причем не только Бессарабию, но и север Буковины, который никогда не принадлежал России или СССР… Все это осталось в памяти румын. Но сейчас мы не выдвигаем ни к кому территориальных претензий. Мы выступали и выступаем за развитие отношений и с Республикой Молдова, и с Украиной. А с Россией мы должны отложить в сторону все обиды, включая недовольство русских и украинцев участием румынской армии в войне на стороне Германии»[5]. Как правило, для обоснования этой трогательной версии румынские авторы всячески фальсифицируют реальные исторические события.