Но деформация волокон веревки, соприкасавшихся с металлическими прутьями, свидетельствовала о том, что тело тянули вверх. Проще говоря, веревку сначала привязали к шее Эрнандеса, а затем свободный конец продели через прутья решетки и тянули до тех пор, пока тело не приняло наклонное положение. Эрнандес мог убить себя чересчур большой дозой героина, но повеситься он никак не мог.

Отпечатки пальцев, найденные на шприце, полностью исключали возможность самоубийства, и это тоже не удивило Кареллу. Ни один из отпечатков – а там их, ясных и четких, было много, и все они принадлежали одному человеку – не совпадал с отпечатками пальцев Анибала Эрнандеса. Если он и пользовался шприцем, то тщательно вытер его, прежде чем передал неустановленному лицу.

Удивило Кареллу это самое неустановленное лицо. Местное бюро учета правонарушителей в своей картотеке его отпечатков не нашло. Тот, кто пользовался шприцем и, по предположению, впрыснул героин Эрнандесу, к уголовной ответственности раньше не привлекался. Хотя данные от ФБР еще не поступили, Карелла расстроился. В глубине души он надеялся, что на того, кто вколол Эрнандесу смертельную дозу героина, есть полицейское досье.

Он размышлял о своем разочаровании, когда в двери показалась голова лейтенанта Бернса.

– Стив, – позвал лейтенант. – Зайди ко мне на минутку.

– Да, сэр, – сказал Карелла.

Он встал и направился к кабинету Бернса. Лейтенант не произнес ни слова, пока Карелла не закрыл за собой дверь.

– Плохие новости? – спросил он наконец.

– Что, сэр?

– С отпечатками пальцев не получилось?

– Да. А я, честно говоря, надеялся.

– Я тоже, – сказал Бернс.

Двое мужчин задумчиво смотрели друг на друга.

– У тебя есть копия?

– Отпечатков?

– Да.

– Есть.

– Дай ее мне.

– Мы уже проверили. Я имею в виду, мы не могли...

– Знаю, Стив. У меня просто появилась идея, над которой я хочу поработать.

– По делу Эрнандеса?

– И по нему тоже.

– Может, обсудим?

– Нет, Стив. – Он помолчал. – Пока нет.

– Понятно, – сказал Карелла. – Готов передать отпечатки в любое время.

– Дай их мне, Стив, прежде чем уйдешь, хорошо?

– Обязательно, – сказал Карелла. – Это все?

– Да, все. Можешь идти. Ты, наверное, домой торопишься. – Он опять помолчал. – Как жена?

– Прекрасно, – ответил Карелла.

– Это хорошо. Важно, когда... – Бернс покачал головой, фраза осталась незаконченней. – Иди, Стив, не хочу тебя задерживать.

* * *

Домой Карелла пришел мрачный. Тедди встретила его у двери, он поцеловал ее небрежно, совсем не так, как полагается целовать молодую жену. Она взглянула на него с любопытством, повела в гостиную, где его уже ждали напитки, затем, почувствовав его настроение, ушла на кухню. Когда она подавала ужин, Карелла молчал.

И поскольку Тедди была глухонемая, в кухне повисла гробовая тишина. Тедди то и дело бросала на него взгляды, пытаясь понять, не обидела ли чем. Наконец она протянула руку через стол и дотронулась до его руки, ее широко открытые глаза – карие глаза на овальном лице – с мольбой смотрели на него.

– Нет, ничего серьезного, – мягко сказал Карелла. Но ее глаза продолжали задавать вопросы. Она склонила голову набок, ее короткие иссиня-черные волосы четко выделялись на фоне белой стены.

– Да все это дело... – признался он.

Она кивнула, обрадовавшись, что он недоволен работой, а не женой.

– Ну, зачем, зачем оставлять четкие отпечатки пальцев на орудии убийства, а потом бросать это орудие там, где его найдет самый безмозглый полицейский?

Тедди с сочувствием пожала плечами.

– И зачем после этого инсценировать повешение? Может, убийца думает, что имеет дело с недоносками?

Он раздраженно помотал головой. Тедди отодвинула свой стул, обошла стол и села мужу на колени. Взяла его руку и положила себе на талию, потом свилась калачиком и поцеловала его в шею.

– Перестань, – сказал он, а затем, чтобы увидеть ее лицо, взял ее за волосы и нежно отодвинул от себя, повторяя: – Перестань. Как я могу размышлять об этом деле, когда ты меня целуешь?

Тедди выразительно кивнула, демонстрируя ему, что понимает его резоны.

– Ты чертовка, – сказал Карелла с улыбкой. – Ты меня с ума сведешь. Вот скажи...

Тедди поцеловала его в губы. Карелла осторожно отстранился.

– Вот скажи, ты оставила бы...

Она поцеловала его еще раз, на этот раз он помедлил, прежде чем отстранить ее.

–...шприц с отпечатками пальцев на м-м-м-м-м-м...

Ее лицо было рядом, он видел блеск ее глаз и припухлость губ, когда она чуть отодвинулась.

– О Боже, что ты делаешь, женщина?

Она встала, взяла его за руку и потянула из кухни. Карелла пытался возразить:

– Посуда. Нам надо...

Она в ответ взмахнула юбкой так, как это делают танцовщицы канкана. В гостиной Тедди протянула ему листок бумаги, аккуратно сложенный пополам.

– Оказывается, ты хочешь, чтобы я письма читал, – сказал Карелла. – А сначала мне показалось, будто меня соблазняют.

Тедди нетерпеливо показала на бумагу. Карелла развернул листок. На нем было четыре машинописных четверостишия. Называлось все это «Ода Стиву».

– Мне? Она кивнула.

– Так вот чем ты занимаешься весь день, вместо того чтобы за домом следить.

Она снова ткнула указательным пальцем в бумагу.

Ода Стиву

Люблю тебя,

Люблю всегда,

Хочу быть там,

Где ты, всегда.

Где ты, там я.

Где я, там ты.

Умру вдруг я,

Умрешь и ты.

Так вот, мой друг,

Люблю тебя

И за тобой

Пойду всегда.

Придешь ли ты,

Приду и я.

Начнешь ли ты,

Начну и я.

– С рифмой у тебя не все в порядке, – сказал Карелла.

Тедди скорчила гримасу.

– А кроме того, в последнем куплете мне видятся сексуальные намеки, – добавил Карелла.

Тедди взмахнула рукой, невинно пожала плечиками и прошествовала зазывно в спальню, преувеличенно покачивая бедрами.

Карелла ухмыльнулся, сложил листок бумаги и спрятал его в бумажник. Подошел к двери спальни и оперся о косяк.

– Знаешь, – сказал он, – стихи тебе писать необязательно.

Тедди пристально смотрела на него. Он тоже не отводил от нее взгляда, потом вдруг подумал, а зачем это понадобилась Бернсу копия отпечатков пальцев, и наконец произнес хрипло:

– Тебе достаточно попросить.

* * *

Бернсу очень хотелось задать вопрос.

Ложь, как он видел, была двойной, и, как только он спросит, все выяснится. Вот почему он сидел в автомобиле и ждал. Чтобы спросить, надо найти того, к кому обращен вопрос. Надо найти, загнать в угол и сказать: «Слушай, это верно, что...»

А может, не так?

Но как же, будь он проклят, как это получается, что человек, честно проживший всю жизнь, вдруг попадает в такую переделку? Нет, нет, черт возьми, это была ложь. Глупая ложь, кому-то просто надо было списать убийство на... а что, если это не ложь?

Предположим, что первая часть лжи соответствует действительности, одна только первая часть, что тогда? Тогда, тогда, тогда что-то надо делать. Что? Что я скажу, если первая часть лжи окажется правдой? Как с этим быть? И первой части достаточно. Вполне достаточно, чтобы сойти с ума, если хотя бы первая часть верна, если она верна, нет, нет, это невозможно!

А вдруг правда? Попробуй посмотреть правде в глаза, попробуй представить, что, по крайней мере, первая часть соответствует действительности, и веди свои рассуждения от этой точки.

А если правдой окажется и вторая часть, если она станет известна, сколько несчастий это принесет? И не только самому Бернсу, но и Харриет. Боже, почему должна страдать Харриет, невинная Харриет, и каково это будет для следственного отдела, о Боже, пусть это окажется неправдой, гнусной ложью мерзкого подонка.