14 марта 1879 года. Банхофштрассе, 135[8] — вот где всё началось. Об этом времени он знает лишь то, что сохранилось в семейных преданиях. Удивление, когда он появился на свет из материнского чрева. Его головка была такой угловатой, что даже мать встревожилась: «У него такая большая голова — это ведь не страшно, доктор? Наш маленький Альберт… он ведь… нормальный?» Врач ее успокоил. Вот и начало легенды.
Годом позже семье пришлось покинуть город по финансовым соображениям и переехать в Мюнхен, где найдется работа. Никаких воспоминаний об Ульме не застряло в его памяти. Никакое радостное мгновение не пробудит тоски по родному дому.
И всё же при одном лишь упоминании об этом городе срабатывали некие чары. Возможно, именно от этой ничем не привлекательной земли, сосредоточенной на самой себе, он унаследовал любовь к прогулкам в одиночку, ту силу, которая одухотворяла его и заставляла идти сквозь грозы и бури. Презрение к мишуре, непринужденность, небрежность в одежде, возможно, уходили корнями в простоту этих мест, скромность обитателей его родной Швабии.
Но главное — напевность швабского акцента, смесь крестьянского диалекта и литературного немецкого языка, не покинет его на протяжении большей части его жизни. Именно на этом языке будет говорить до последней минуты Эльза Эйнштейн, его вторая жена. Женщина, которая сыграла самую большую роль в его жизни. Пережила вместе с ним славу и отчуждение, а из-за него — позор и обман. Эльза, супруга и кузина, которая неустанно, даже в Принстоне, называла его Альбертле — и прибавляла ко всем словам это нежное «ле», как принято в ее родных краях. Да, голос Эльзы будет звучать вечным эхом утраченного прошлого. Нежное и сладкое воркование, подобное шелесту спокойных вод Дуная. Источник его дней. На протяжении десятилетий каждое слово из уст любимой женщины напомнит человеку, находящемуся в постоянном движении, в вечном изгнании, о том, откуда он родом. До 1936 года Эльза Эйнштейн будет надежным свидетелем, отрицанием забвения. Песнью исчезнувшего мира.
Герман и Паулина Эйнштейн поселились в Ульме вскоре после свадьбы. В Швабии, на юго-востоке Германии, совсем рядом от Эльзаса и Швейцарии. Их привлек покой маленького городка. Крепостные рвы внушали ощущение уверенности. Что могло случиться за такими укреплениями?
Герман и Паулина Эйнштейн приехали сюда в надежде вести тихую жизнь, зарабатывать себе на хлеб, создать семейный очаг. Пустить корни в небольшом городке, как это делали раньше их родители и родители их родителей, между Австрией и Германией. Прежде всего, они стремились к спокойной жизни, прогулкам на природе, наслаждениям от чтения и музыки. Здесь, как и их родители, они не ощущали никакой враждебности к своим единоверцам. Ну евреи, и что? В 1769 году были опубликованы декреты об «эмансипации». Эйнштейны были такими же немцами, как и все прочие. Конечно, пока всего десять лет, но уже навсегда. В сельской местности еврейские общины прекрасно уживались с крестьянами и мещанами. От иудаизма они сохранили только приверженность к традициям. Немного нелогичное, но глубоко укоренившееся в душе стремление передать наследие Истории. Ничего ортодоксального, ничего принудительного, никаких бросающихся в глаза украшений. Они не евреи из Галиции. Они не живут в гетто. Паулина и Герман читали Библию, отмечали некоторые праздники, соблюдали, не впадая в догматизм, заповеди Господни. Подражая своим единоверцам, они пытались объединить любовь к родине с религиозностью. Идея заключалась в том, чтобы, не отрекаясь от себя, раствориться среди немцев, стать частью Второго рейха.
По вечерам Герман читал Гейне, иногда Шиллера, а Паулина играла «Патетическую сонату». Паулина обожала Бетховена, в особенности его сонаты. Каждую пятницу, в соответствии с Законом Моисея, Паулина Кох, следуя примеру предков, зажигала свечи с наступлением вечера. Протягивала дрожащие от благоговения руки к свету. Ее губы бормотали молитвы, обращенные к нему. Предвечный услышит ее молитвы. В великой милости своей Он дарует Эйнштейнам здоровье и счастье на десятки лет и позаботится о их родных.
Сын Эйнштейнов так выскажется о семейном достоянии, состоящем из уважения и открытости к миру: «Иудаизм — это не вера. Еврейский Бог отрицает предрассудки и создает для них воображаемую замену… От еврея не требуется верить, скорее, почитать жизнь в надличностном аспекте… Чрезмерное почтение к букве скрывает под собой чистую доктрину… Но в еврейской традиции существует другая ценность, предстающая во всем великолепии во множестве псалмов. Некая опьяняющая радость, восхищение красотой и величественностью мира».
Свет восторга в глазах его матери в канун субботы был отражением огоньков свечей, зажженных изящно и торжественно.
Перехватив в этот момент взгляд своего отца, Альберт, скорее всего, увидел бы там налет скептицизма. В глазах Германа вспыхивали огни грядущего века, а не божественная сущность, внушавшая ему сомнения. Герман Эйнштейн мечтал продавать динамо-машины, которые он будет делать на своей фабрике с братом Якобом. Вся Германия, Европа — весь мир переходил к промышленной эре, эре электричества, и Герман станет вершить техническую революцию. Он осветит улицы своего города. Герман мечтал озарить светом всю Европу.
Отец Альберта родился в 1847 году, в альпийской деревушке близ Ульма. Когда мальчик подрос и проявил кое-какие способности к математике, родители отправили его учиться в Штутгарт. Денег не было, и ему не удалось продолжить учебу в университете, на инженера. Ему пришлось вернуться и начать работать. Он женился — поздновато для того времени, почти в 30 лет. Его жена, Паулина Кох, была моложе его на 11 лет. Она происходила из более зажиточной семьи родом из Вюртемберга, разбогатевшей во времена королевского двора.
Но у Германа была своя гордость. Они не станут нахлебниками у родственников его жены! В Ульме Герман надеялся найти работу, открыть фабрику. Создать собственное дело. Он сумеет прокормить свою семью. У Германа были совсем простые вкусы, унаследованные Альбертом. Он любил долгие семейные прогулки по лесу, катание по озеру. Любил хорошо поесть: щедрая швабская кухня была как раз то, что надо. Обожал читать. Гейне — гордость его сородичей, еврей, превзошедший немецких поэтов, и, конечно, — Шиллер. Он мечтал основать семью, не слишком большую, хотел детей… Теперь уже не те времена, когда заводят кучу ребятни. Двое детей, может быть, трое, если Паулина будет настаивать. Двое детей и один из них, разумеется, сын.
Он думает об Ульме, которого не знал.
В самом выборе этого города таится сокровище. Это символ жизни, о которой мечтали его родители. Он часами слушал рассказы своей матери о том, как они туда приехали, — она и Герман. Рассказ о пути, который проделали его родители до Ульма, где распаковали вещи, его захватывал. Став взрослым, он проедет через весь свет, познает пышность столиц, суету больших городов, но так никогда по-настоящему и не выберет места, где провести свои дни, всегда предоставляя истории решать за него. Однако он остался навсегда заинтригован, очарован выбором его родителей. Если бы история не шла вперед, он провел бы свою жизнь в Ульме, городе мечты Германа и Паулины Эйнштейн. Альберт видел в этом некую главную истину, приоткрывшуюся ему. Жизнь в месте, где зарождается день, где спускается ночь. Где время никогда не прекращается. Ульм, маленький городок, огражденный крепостным валом, под защитой от времени, в конечном итоге останется единственным местом, где захотели бы жить Эйнштейны.
В доме 135 по Банхофштрассе он издал свой первый крик. Ничто в этом крике не возвещало изменения миропорядка и движения планет. Ни радости, ни грусти, ни гнева. Только знак того, что он здесь, в этом мире, готов схватиться с наступающей жизнью, помериться силами с ближними с высоты своих 50 сантиметров. Крик, чтобы заявить, что теперь все будет уже не так, как прежде, заглушенный гомоном и радостным празднованием рождения.
8
Сегодня перед этим домом стоит памятник: 12 вертикальных каменных глыб и столько же горизонтальных — дневные и ночные часы, перпендикулярные друг другу.