Все заблуждались, потому что Мэрилин, хоть и была многим обязана Джонни Хайду[9], все же отказалась выйти за него замуж. К большой досаде его детей, карлик и в самом деле настолько влюбился, что предложил руку и сердце пышнотелой нимфе, которую хотел сделать перед смертью своей наследницей.

Миссис Мэрилин Хайд, сияющая вдова с миллионами в кармане, с усадьбами, слугами, титулами, советниками, адвокатами узнала бы совсем другую жизнь. Весьма примечательную. Заманчивый социальный реванш для сироты № 3463, которая могла бы подарить своей матери целый дом, даже замок, с белыми роялями во всех комнатах, выплачивать пожизненную ежемесячную ренту Грейс Годдард, осыпать подарками сестру Бернис Миракл, а также Нану Карджер, мать Фреда, или Наташу Лайтесс. Наверное, она в это не верила. Не хотела этого. Думала, что не в этом судьба Мэрилин Монро.

И тем не менее решение, наверное, далось ей нелегко. Хайд настаивал, он был при смерти. Мэрилин знала, что как только Джонни умрет, а их связь неофициальна, она вновь окажется в том же положении, что и прежде — будет перебиваться с хлеба на квас и позировать нагишом для календарей. И все же она отказалась выйти за него. Категорически. Она сама себя сделает. И выйдет замуж по любви, сказала она. К своему благодетелю она испытывает нежность, привязанность и бесконечную признательность. Но она не любит его. Благородная и похвальная щепетильность, делающая ей честь, но при этом удивительная, если знать, в каком тупике оказалась эта женщина, которая раньше не славилась такой сдержанностью и целомудрием. Самоубийственный или эгоистический поступок, глупый шаг или редкостное прозрение (возможно, и то, и другое вместе). Отказ Джонни Хайду вновь отбросил Мэрилин на обочину и в одиночество, которые и составляли ее суть. Верила ли она еще в любовь — в великую любовь, несмотря на свое уже тяжелое прошлое и полную неудачу с Фредом Карджером? Почему бы нет? Остатки детских иллюзий, светящие, подобно ночнику, отгоняя страх? Зато у нее была твердая уверенность, что она не хочет и не будет больше финансово зависеть от мужчины или кого бы то ни было, и этого принципа она неизменно придерживалась до конца жизни. Уступать она будет в другом, психологически или физиологически. Но Мэрилин никогда не будет содержанкой. И никогда не будет больше девочкой, ищущей приемной семьи.

Для прослушивания у Джона Хьюстона Хайд посоветовал Мэрилин как следует проработать текст с Наташей и быть как можно привлекательнее, в соответствии с вожделенной ролью. Начинающую актрису била дрожь. Она репетировала с Лайтесс днем и ночью. Ставка была высока. Каждый фильм — еще один камешек на дороге, ведущей к славе. Изнервничавшись, неуверенная в себе, она явилась, жеманничая, перед мэтром, затянутая в очень откровенное платье, набив в лифчик носовых платков. Режиссер не вчера родился. Он тотчас подошел к ней и без лишних разговоров лично извлек лишние предметы. «А теперь перейдем к тексту, мисс», — предложил он.

Смутившись, Мэрилин спросила, можно ли ей прилечь и так прочитать свой монолог. В первый раз. Во второй. Срывающимся голоском. Она просит позволить ей начать сначала. Ей так хочется сделать все хорошо, показать, что она нечто большее, чем соблазнительная девушка, внешностью которой она пользуется, чтобы выделиться из толпы и придать себе храбрости. Хьюстон пожимает плечами. Если хотите. Его наметанный глаз профессионала оскорблен уловками, наигранностью и перебарщиванием молодой актрисы. Он видит сияние кожи, ауру, исходящую от тела, от лица, подавляющее воздействие на съемочную группу: как только Мэрилин вошла, техперсонал не мог из себя слова выдавить. Над площадкой нависла тяжелая тишина, нарушаемая только прерывающимся голоском актриски, которая, того и гляди, сейчас задохнется.

«Хорошо, — в конце концов прервал ее Хьюстон. — Достаточно. Роль и так уже ваша».

Фильм «Асфальтовые джунгли» кинокомпании «Метро Голдвин Майер» стал классикой детективного жанра. В этом мрачном и реалистическом кино, вышедшем на экраны в 1950 году, единственный лучик света — «племянница» Луиса Калхерна, появляющаяся на несколько минут, — Мэрилин Монро в черном платье и с элегантной прической. Фильм имел большой успех, как в прессе, так и у публики. На каждом сеансе зрители аплодировали или шумно свистели златокудрой красотке с соблазнительными формами, имя которой позабыли вставить в титры. Компания «Метро Голдвин Майер» получила сотни писем с одним и тем же вопросом: кто эта блондинка, играющая с Калхерном? Джонни Хайд ликовал. Он был уверен, что Мэрилин входит в высший круг, где ей и место. Наконец-то ее оценят по достоинству. Но ничего не произошло, никто не отреагировал так, как он рассчитывал. Из блондинок у «Метро Голдвин Майер» уже была Лана Тёрнер, а у «XX век Фокс» — Бетти Грейбл. Мэрилин не отчаивалась. Она продолжала брать у Наташи уроки актерского мастерства и соглашалась на все подворачивавшиеся фотосессии. Когда ей по-настоящему дадут шанс? Она терпеливо ждет, соглашаясь играть множество мелких ролей, которые добывает ей добряк Джонни, одну за другой. Элегантная и пресыщенная дама в «Правом кресте», зрительница на гонках на роликах в «Огненном шаре», пышная и наивная секретарша в фильме «Из жизни родного города» — и все это только за полтора года.

Наконец дошла очередь до «Всё о Еве» Манкевича — великолепного фильма с потрясающим сценарием, получившего шесть «Оскаров». В день съемок Мэрилин парализовало от страха. Она явилась на площадку с опозданием на целый час и так путала реплики, что пришлось снять множество дублей, прежде чем хоть один вышел удачно. И все это ради нескольких минут. Ибо у Мэрилин, стоящей за спинами великих звезд из роскошного актерского состава — Клаудии Касвелл, начинающей актрисы, которая появляется под руку с Джорджем Сандерсом на роскошном приеме, устроенном Марго Чаннинг (Бетт Дэвис), — в очередной раз всего лишь маленькая роль. С обнаженными плечами, в длинном светлом платье без бретелек, с накидкой из белой норки, она играет восходящую звезду, в глазах которой светится восхищение великой заходящей звездой — Бетт Дэвис. Она воплощает собой смену, еще неловкую и напуганную, полную соблазна, которого сама как будто не сознает, который сильнее ее, в том мире, где, к ее великому удивлению, все — продюсеры, режиссеры, театральные и киноактеры — похожи на «несчастных кроликов». «Потому что они такие и есть», — отвечает ей циничный кинокритик, которого играет Сандерс. «Иди к ним, будь мила и сделай их счастливыми», — советует он, обнажая ее золотистые плечи. И Мэрилин выходит вперед, томная и роковая.

Занук, продюсировавший фильм, должен был признать очевидное. Как только «соломенная голова» появлялась на экране, все остальные отступали на задний план, включая Бетт Дэвис и Энн Бакстер. Он не мог не знать о письмах, которые мешками приносили на «Фокс» с момента выхода «Всё о Еве», с требованием выслать фото Мэрилин Монро.

— Кто-то цифры подделывает?

— Нет, босс. Это действительно ежедневная почта, поступающая на имя мисс Монро.

— Ну хорошо, возьмите ее на работу, — смирился Занук.

— Мы ее уже брали, босс, и уволили, — возразил ему кто-то.

— Возьмите снова! — завопил босс. — И вставьте в первый же фильм, где будет нужна блондинка.

Мэрилин вернулась на «XX век Фокс», теперь уже на семь лет, получив лучшее жалованье (50 долларов в неделю с прибавкой каждые полгода) и Наташу Лайтесс в придачу — актриса без обсуждений включила ее в свой контракт. Это был последний подарок Джонни Хайда восходящей звезде по имени Мэрилин Монро.

Он умер 18 декабря 1950 года.

Априори Мэрилин Монро стоит на пороге славы.

Она обратила на себя внимание, и журналисты поджидают ее на повороте, желая знать, что будет дальше, пойдет ли это явление в рост или, наоборот, погрязнет в забвении. С каждым днем все более многочисленные поклонники коллекционируют ее фотографии. А главное, перемена отношения к ней на «XX век Фокс» отныне обеспечила приличный доход и наконец-то сулила настоящие роли, с ее именем над названием фильма, роли под стать ей самой, выходящие за рамки образа сексуальной ветреницы, который создал ей известность. За ней понемногу начинают признавать талант актрисы, думает она. Короче говоря, имя Мэрилин Монро начинают все чаще упоминать в определенных кругах. Она все чаще появляется на обложках иллюстрированных журналов. Ее везде приглашают. Она должна быть счастлива.