Другим признаком, отразившим в монетной сфере растущую потребность в серебре, которую испытывала торговля каждой страны и всего христианского мира, было появление новых серебряных монет с более высоким содержанием этого драгоценного металла — «грошей», начавшееся в Северной Италии, что неудивительно, если учесть ее роль в международной торговле[22]. Если в 1162 г. Фридрих Барбаросса создал в Милане императорский денарий, содержащий вдвое больше серебра, чем предшествующие эмиссии, то первый настоящий грош отчеканили в Венеции между 1194 и 1201 гг., и 40 тыс. марок серебра, переданных Венеции крестоносцами, были превращены в такие гроши. Вес и курс нового гроша — приравненного к двадцати шести пикколо (малых денариев) — определяли его место в составе настоящей монетной системы, где денарий и грош были связаны с византийским гиперпероном. Этот почин был подхвачен в начале XIII в. Генуей, в 1218 г. — Марселем, в 1230-х гг. — тосканскими городами и, наконец, Вероной, Тренто и Тиролем. В 1253 г. гроши достоинством в солид, то есть в двенадцать денариев, чеканились в Риме. То же делал Карл Анжуйский в своих государствах в Южной Италии и Неаполе. Его гроши назывались карлины или джильято и конкурировали с венецианскими матапанами. И Людовик Святой в 1266 г. создал турский грош. Лишь в начале XIV в. гроши начали чеканить в Нидерландах и Рейнской области, где при менее процветающей торговле им предпочитали серебряные монеты меньшего достоинства. В Англии грош стали чеканить только в 1350 г. Зато на побережье Средиземного море в конце XIII в. у каждого города имелся серебряный грош, например у Монпелье и Барселоны.

Если серебряный грош был несомненно самой полезной и самой ходовой из новых монет, то ярчайшим событием эволюции монет в XIII в. стало возобновление чеканки золотых монет в христианском мире, где она до того сохранялась только на окраинах Европы и в небольшом количестве для поддержания связей с византийцами и мусульманами. Имеются в виду Салерно, Амальфи, Сицилия, Кастилия и Португалия. Напомню, что эти золотые монеты производились прежде всего из африканского золотого порошка, поступавшего из Судана или из Сиджильмасы в Южном Марокко. Их чеканили в Марракеше, а также в Тунисе или Александрии, из-за чего туда стремился, чтобы разрушить мастерские, где их делали, Людовик Святой во время обоих своих крестовых походов.

В Европе первыми золотыми монетами были августали, чеканившиеся императором Фридрихом II на Сицилии с 1231 г. Но эти монеты были связаны с окраинными золотыми монетами, имевшими отношение к африканскому золоту, а также к мусульманским и византийским территориям. Первые по-настоящему новые европейские золотые монеты появились в 1252 г. одновременно в Генуе и во Флоренции. Это были золотой дженовино и флорин, украшенные соответственно изображениями святого Иоанна Крестителя и лилии. Венеция с 1284 г. чеканила свои дукаты с изображениями Христа и святого Марка, который благословляет дожа, — монеты, не имевшие соперников при хождении в Средиземноморье. Попытки английского короля Генриха III и французского короля Людовика IX ввести золотую монету около 1260 г. потерпели неудачу. Символические изображения на этих монетах высокого достоинства принадлежали к средневековому воображаемому.

Не забудем о третьем уровне монетного обращения, также значительно выросшем в XIII в., а именно о монетах низкого достоинства, мелких биллонных монетах, отвечавших потребностям повседневной жизни, особенно в городе. Они часто назывались «черной монетой». Так, в Венеции дож Энрико Дандоло в начале XIII в. велел чеканить полуденарии, или оболы. В конце нашего долгого XIII в. монетой, которую больше всего чеканили в Венеции, был кватрино, или монета в четыре денария — сумма, как правило, составлявшая стоимость буханки хлеба. Этой мелкой монетой также обычно подавали милостыню: такой обычай укрепился в XIII в. в результате как естественной эволюции общества, так и поучений и проповедей нищенствующих орденов. Так, во французском королевском домене парижское денье стало «денье милостыни». Раздачей мелкой монеты беднякам активно занимался Людовик Святой.

Когда к чеканке серебряной монеты добавилась чеканка новой золотой, был восстановлен биметаллизм, или, скорее, если использовать уместный термин Алена Герро, триметаллизм, поскольку историки монеты слишком мало учитывали растущее значение монет низкого достоинства — в основном медных, как биллон, — которое свидетельствовало о распространении использования денег почти на все слои населения и о росте количества продаж и покупок на очень скромные суммы. В стороне от этого развития не осталась и сельская местность, вопреки усвоенным представлениям, и в феодальное общество на его второй стадии, описанной Марком Блоком, проникли деньги. С 1170 г., например в Пикардии[23], новый чинш и оброк чаще всего назначались в денье или в других монетах. Между 1220 и 1250 гг. во многих европейских областях повинности, которыми облагались деревенские хозяйства, обычно можно было обратить в монету или выплачивать монетами. Действительно, зажиточные крестьяне так и поступали, и если, как мы увидим, настоящего рынка земли не существовало, то благодаря покупкам земли категория богатых крестьян укреплялась, ведь использование монеты всегда связано с социальными трансформациями. Если добавить, что все больше продуктов оплачивалось монетами низкого достоинства, станет понятно, что в XIII в. монета полностью вернула себе функцию резервной ценности. Впрочем, возникло и стало развиваться стремление к тезаврации, крайний пример которой — несомненно казна Брюсселя, где содержалось 140 тыс. монет, зарытых около 1264 г. В таких сокровищницах росло количество денариев, то есть монет широкого потребления. Если монетное обращение оставалось разрозненным, то в рамках региона оно было организовано определенным образом, и стоимости разных монет, ходивших на конкретной территории, были более или менее жестко связаны. Историки монеты называют долгий XIII век в Германии «эпохой регионального денария».

Такая регионализация хождения монеты привела к появлению новой категории профессиональных менял, которых стало так много, что в обществе они делались все заметней. Их богатство и престиж были столь велики, что, например, в Шартре они оплатили два из знаменитых витражей готического собора. Один из старейших образцов ремесленного устава менял появился в Сен-Жиле в 1178 г. и включал сто тридцать три имени. Рыцарский роман «Галеран Бретонский» оставил нам живое описание менял Меца, сделанное около 1220 г.:

Однако во Флоренции менялы получили официальный статус только в 1299 г., в Брюгге было лишь четыре публичных обменных конторы, а в Париже это ремесло, поставленное под строгий контроль, еще не имело собственной организации, хотя менялы входили в состав городской элиты и как таковые участвовали в процессиях и прочих въездах монархов и князей. Мы увидим в ходе всего этого очерка, что как использование денег, так и статус специалистов по деньгам в средние века переживали колебания между недоверием, с одной стороны, и социальным подъемом — с другой. Если какой-то привходящий фактор усиливал недоверие, оно могло перерасти в презрение и даже в ненависть. Это случилось в отношении евреев. Длительное время они были главными кредиторами задолжавших бедняков, потом их оттеснили с этой роли христиане, сделав не более чем мелкими заимодавцами; тем не менее они остались олицетворением дурного лика денег, и библейско-евангельское презрение к деньгам вплоть до наших дней сделало их людьми, над которыми тяготеет денежное проклятие.