Изменение цен следует сопоставить с изменением зарплат. Зарплату часто изображали одним из главных инструментов, разрушивших систему, которую называют феодальной. На самом деле, как в целом и монета, зарплата интегрировалась в функционирование системы, называемой феодальной, довольно легко и сделала это сравнительно рано, коль скоро с 1260-х гг. начались забастовки с требованием ее повышения. Переход, в рамках эволюции феодальной системы, от домениального режима к сеньориальному значительно расширил и ускорил внедрение зарплаты на рынок труда. Бронислав Геремек показал эту эволюцию применительно к городской среде Парижа в конце средневековья, но это была общая тенденция, значительно повлиявшая на торговые операции с продуктами питания.

Демографический спад, усугубившийся со вспышкой черной чумы в 1348 г., привел к появлению дефицита рабочей силы, вследствие чего зарплаты с 1350 по 1450 г. выросли. Особенно богата документация о зарплатах для строительных ремесел. Эта тема очень хорошо изучена в исследовании о средневековом каменщике в Англии[77]. Для средневекового строительного рабочего индексы зарплаты, составлявшие в 1340-1359 гг. 94, поднялись в период 1360-1379 гг. до 105, а в период 1380-1399 гг. — до 122. Английские и французские короли старались ограничить этот рост, выпустив в 1361 г. статуты о рабочих. Мало того что оба суверена пытались вернуться к зарплатам 1348 г., но было запрещено подавать милостыню здоровым нищим, не желающим трудиться, а в Англии даже хотели заставить работать детей от двенадцати лет или удержать их, если они работали. Эти правила, к которым ремесленники и рабочие отнеслись очень неодобрительно, похоже, функционировали плохо, а потом были отменены. В Верхней Нормандии зарплата квалифицированного рабочего, получавшего в 1320-1340-х гг. в день два турских су, поднялась с 1340 по 1405 г. до четырех турских су и, наконец, с 1405 по 1520 г. — до пяти турских су. Зарплата чернорабочих за этот период тоже удвоилась, а известный максимум роста — случай зарплаты вюрцбургских грузчиков, которая утроилась.

Коллоквиум, на который собрались европейские историки в Барселоне в 2007 г., изучил зарплаты в конце средневековья. Как известно или как можно было догадаться, между зарплатами существовали заметные различия — мастера цехов или стройплощадок и вообще те, кто занимался организацией и руководством, получали больше, — и «вилка» зарплат работников разной квалификации, от ученика до мастера, тоже была широкой. Статуты регламентировали и рабочее время, в чем сказалось влияние оплаты в монете на представление о времени и использование времени. В Пистойе, например, рабочее время летом и зимой было разным, единица рабочего времени составляла двадцать минут, и в случае опоздания рабочего зарплата сокращалась. В конце средневековья особая и повышенная зарплата перевела архитекторов, художников, скульпторов из категории ремесленников в категорию деятелей искусства. Как подчеркнул Анри Бреск в электронном издании, посвященном труду в средние века, расширение использования монеты на стройплощадках и в ручном труде отразилось и на другом понятии, которое людям средневековья, от богословов до бедняков, постичь и определить было непросто, — на понятии труда.

Несмотря на все новые испытания, в частности войны и эпидемии, в конце XIV и в XV в. роскошь, уже увеличившаяся в XIII в., достигла поразительных масштабов, толкая высшие слои сеньориального и бюргерского обществ на все более значительные расходы. В течение всего этого периода правители и, в частности, с одной стороны, короли, с другой — городские власти пытались сдержать этот рост затрат, с которым по религиозным мотивам боролась и церковь, даже если такой памятник, как Папский дворец в Авиньоне, показал: папство — один из самых расточительных, если не самый расточительный институт на Западе, хотя тративший не ради личного удовольствия, а для укрепления коллективного престижа. Так, вслед за Филиппом Красивым Иоанн Добрый в 1355-1356 гг. и Карл V в 1366 г. осуждали тот или иной вид расходов на роскошь, например на украшения и на массивные изделия из драгоценных металлов. Тот же Карл V, как уже говорилось, запретил носить экстравагантные башмаки-пулены. В 1367 г. он особо запретил женщинам Монпелье носить драгоценные камни или платья со слишком открытым декольте, в которых роскошь сочеталась с безнравственностью. Еще в 1485 г. Карл VIII запрещал шелковые и бархатные ткани. И в Италии очень старались обуздать такой избыток роскоши, который можно считать скорей феноменом Возрождения, чем собственно средневековым. Особым гонениям подвергалась роскошь стола. Тем самым деньги способствовали совершению некоторых смертных грехов, что укрепляло отрицательное отношение церкви к первым. Avaricia (алчность) часто выдвигалась на первое место среди этих смертных грехов, a gala (чревоугодие), которая в раннем средневековье подвергалась резким нападкам со стороны монахов-аскетов, а потом как будто стала терпимой по мере развития «застольных манер» в XIII в., в XIV-XV   вв., казалось, вновь вышла за все пределы. Впрочем, общественное мнение, которое начинало показывать себя, испытывало противоречивые чувства в отношении роскоши и затрат, которых она требовала. С одной стороны, оно разделяло враждебность церкви и народа к «нуворишам», но, с другой стороны, роскошь была знаком престижа в обществе, основанном на глубоком неравенстве социальных категорий. XIV и XV вв. стали временем пиров, одновременно ослепительных и скандальных. В виде роскоши деньги опять-таки укрепляли и усиливали противоречивое воздействие иерархии на феодальное общество. Деньги обостряли в душах людей внутреннюю борьбу между осуждением и восхищением[78]. Роскошь способствовала развитию ситуации, которая создалась в большой мере вследствие монетизации экономики и стала одним из страшнейших бичей XIV и XV вв., — задолженности.

Таким образом, XV век был веком противостояний, в которых деньги, похоже, играли всё бо́льшую роль. Для того времени можно по-настоящему говорить о категории новых богачей, отличавшихся все более кричащей роскошью, которая проявлялась в богатстве мебели и популярности ковров, тогда как города все больше кишели бедняками. Таким был Париж Вийона, город, который тогда превращался в столицу «сброда».

Каким было состояние монетного обращения в Европе на рубеже 1400 г.? Это попытался уточнить Питер Спаффорд. Напомним о неизбежном различии между тремя монетными уровнями: высший уровень, где торжествовало золото, средний, прежде всего сфера серебра, и, наконец, низший уровень биллонной или «черной» монеты, чаще всего медной. На двух верхних уровнях отмечалась определенная тенденция: одновременно с ростом монетного обращения сокращалось число типов используемых монет. Первый из этих феноменов был связан с возрождением торговли и расширением рамок общественной и частной жизни, второй — с развитием монополии монарха на чеканку монеты и с доминированием отдельных финансовых сетей. В результате возникла тенденция к формированию относительно «национальных» монетных систем и к активизации обращения двух главных «интернациональных» монет — флорентийского флорина и венецианского дуката. В XV в. венецианский дукат вышел на столь доминирующую позицию, что его название вытеснило слово «флорин». Его влияние в равной мере сказывалось на содержании драгоценного металла в других главных золотых монетах Европы и на их весе. Вес французского золотого экю в 1424 г. уменьшился до веса флорина. Английский золотой нобль в 1412 г. стал двойным флорином, или двойным дукатом. Престиж этой золотой монеты в Европе XV в. сделал дукат чем-то вроде эталона. Золотые монеты, отправляемые в Африку с каравеллами португальца Генриха Мореплавателя, назывались «крузадо» и имели тот же вес и пробу, что и дукат. Особенно много золота шло на большие выплаты, связанные с войнами — привилегированной сферой использования денег, и, в частности, на выкупы за князей. Выкуп за французского короля Иоанна II Доброго, приданое Изабеллы Французской, жены Ричарда II Английского, выкуп за Иакова I Кипрского, отказ Джона Гонта от прав на английскую корону — все это оплачивалось в дукатах.