— Нет, — холодно ответил он, достал из кармана зажигалку, зажег ее и поднес к пачке писем. Когда бумага вспыхнула, на его лице появилось выражение удовольствия, словно он не совершал акт жестокости, а ел шоколадку. Он кинул горящие письма в пепельницу на столе, и через минуту от них ничего не осталось.

Лина опустила голову. Хаммуд решил, что это выражение покорности.

— Итак, мы поняли друг друга, — сказал он, поднялся из-за стола и указал ей жестом на дверь. Экзекуция закончилась, все было сказано. Приговор за измену оглашен. Он нажал кнопку, чтобы секретарша проводила посетительницу. Когда он пожимал Лине руку, на лице у него было выражение абсолютной уверенности: он был убежден, что известие о смерти тетки станет для Лины последним ударом по ее независимости и гарантирует ее лояльность.

Но как раз здесь Назир Хаммуд просчитался. Он лишь разбудил в Лине ненависть. Тетя Соха была ее последним родственником, оставшимся в Багдаде, и это служило средством нравственного шантажа: Лина знала, что в случае ее непослушания тетка пострадает. Теперь, когда худшее уже случилось и ее тетка умерла, она почувствовала странное облегчение. Спали оковы страха и зависимости, приковывавшие ее к Хаммуду. Уходя из его кабинета, она уже чувствовала себя другим человеком. Она испытывала, наверно, простейшее и самое бесхитростное чувство, которое может испытать человек, когда уничтожили другого, близкого ему человека, — желание отомстить.

Секретарша Хаммуда вывела Лину через официальную дверь и провела ее по коридору в маленькую комнату с крошечным окошком в той части, где располагались кабинеты английских сотрудников «Койот инвестмент». Там кто-то уже положил на стол ее сумочку, ее личные вещи из старого кабинета, лондонский телефонный справочник, новый стэплер и клейкую ленту. Несколько ее новых коллег-англичан, проходя мимо, остановились, чтобы познакомиться. Они явно не имели понятия о том, что это за новое рабочее место.

На другой стороне атмосфера была более мрачная. Здесь стояла такая же напряженная тишина, какая бывает в Багдаде, когда посреди ночи приходят «мухабарат» и кого-то уводят. Никто не задавал вопросов; все затаили дыхание. Но те арабы, которые представляли себе внутренние механизмы работы компании, понимали, что произошло что-то существенное. Хаммуд никогда не производил перемещений без крайней необходимости.

Позже Ранда Азиз забежала в новый кабинет Лины поприветствовать подругу.

— Ну, ничего, — сказала она, осмотрев новое обиталище Лины. — Даже окошко есть. Можно при случае позвать на помощь.

— Ш-ш-ш, — сказала Лина. — Достаточно проблем.

— А что случилось? Почему тебя перевели? Ты этого боялась вчера вечером? — Ранда была не из тех, кто шарахается от каждого куста.

— Я чувствовала, что что-то будет, но не знала что. Хаммуд сказал, что моя новая работа — это повышение, но на самом деле это не так.

— Он повысил тебе зарплату?

— Да.

— Значит, повышение. Не забывай, мы здесь работаем из-за денег! И только. На сколько он повысил?

— На сто фунтов в неделю.

— Ма-акула? (Что же случилось?) Раз они тебе должны столько платить, значит, ты действительно что-то натворила.

— Ш-ш-ш. Ничего я не натворила. И не кричи так.

— Пригласи меня на ленч. Раз ты такая богатая, мы можем пойти в чайный домик в отеле «Карлтон-Тауэр» — «Ла Шинуазери». Заодно посмотрим, как арабские девицы охотятся на перспективных мужчин — цены этому нет. Толстые девицы в платьях в обтяжку. Это надо видеть.

— Не сегодня. Нет настроения. Мне надо все обдумать.

Ранда недоуменно посмотрела на нее. Думать — это была не ее стихия.

— О’кей. Как скажешь. А я иду в «Ла Шинуазери». — Она подмигнула Лине и взглянула на часы. — Уже пора.

Во второй половине дня Лина попыталась войти в компьютерную систему. В ее новом кабинете терминала не было, но она нашла один в пустом кабинете в дальнем конце помещения. Сев за машину и введя свое имя пользователя и пароль, она обнаружила, что не может войти в систему. Судя по всему, ее регистрационную запись стерли. Тогда она попыталась войти как менеджер системы, но и этого сделать не смогла: старый пароль не работал. Это было куда серьезнее смены кабинета, потому что означало существенное изменение ее статуса. Наверно, она и сейчас могла бы при необходимости проникнуть в систему, но все же ее мучил вопрос об этом внезапном электронном изгнании. Почему Хаммуд так перепугался? Что же она обнаружила? Что, по его мнению, она знала такого, что было для них опасно?

Она зашла к Юсефу — влюбленному в нее молодому иракцу, которого утром назначили на ее место, — наблюдать за группой обработки данных. Она подумала, что у него можно будет легко все узнать. Когда она вошла в бухгалтерию, ее бывшие коллеги притворились, что заняты, или просто отводили глаза в угол. Очевидно, она уже была неприкасаемой. Просунув голову в дверь Юсефа и поприветствовав своего пылкого поклонника, она вдруг увидела, что при виде ее он поморщился.

— Я не могу войти в компьютерную систему, — ласково заговорила она. — Это, наверно, какая-то ошибка. Может быть, вы мне поможете?

Юсеф покачал головой. Вид у него был испуганный.

— Мне очень жаль, — ответил он. — Это приказ профессора Саркиса.

— Он это как-нибудь объяснил?

— Нет. — Юсеф смотрел на часы; ему явно хотелось, чтобы она ушла.

— Просто у меня есть в системе несколько личных файлов — с адресами, номерами телефонов и все такое. Может быть, вы все же поможете мне?

Юсеф снова отчаянно помотал головой.

— Вам нужно поговорить с профессором Саркисом. Я не вправе этого сделать.

— Но это же займет всего несколько минут. Вы можете сидеть рядом.

— Поговорите с профессором Саркисом. Мне очень жаль.

Лина кивнула.

— Хорошо. Наверно, мне действительно надо пойти к профессору Саркису. Он у себя?

— Нет. — Молодой человек вновь отрицательно покачал головой. Ему не терпелось закончить разговор с Линой.

— Где же он?

— Он сегодня уехал из Лондона. Вернется через несколько дней.

У Лины екнуло сердце.

— А куда он поехал? — спросила она, хотя уже догадалась, что ей ответит молодой человек.

— В Багдад.

Лина кивнула. В Багдад людей вызывают для допросов. Может быть, они подозревают, что Саркис связан с Линой? Так ему и надо. Она взглянула на Юсефа, настолько перепуганного, что он едва мог усидеть на стуле. Ей пришло в голову, что именно так чаще всего выглядела она сама, когда здесь работала. Действительно ли он так напуган? Немного подумав, она наклонилась к нему.

— Слушайте, Юсеф, помните, вы приглашали меня пообедать?

Он кивнул.

— У меня на сегодня нет никаких планов, и, может быть, мы могли бы куда-нибудь пойти. Я бы вам рассказала, как работает система, кое-что объяснила бы. Что вы на это скажете?

Он выглядел подавленным.

— Мне очень жаль. Это невозможно. Я занят.

— О’кей. Тогда, может быть, завтра?

— Нет. Невозможно. Завтра я тоже занят. Очень занят. — Он отодвинулся от нее на своем стуле, словно боялся заразиться. Выглядел он действительно жалким. Его прежнее низкопоклонство влюбленного превратилось в ужас евнуха, который дрожит от одной лишь мысли о том, что хозяин застанет его за разговором с одной из обитательниц гарема. Она с отвращением отвернулась и пошла прочь из кабинета, бросив ему с порога:

— Какая же ты задница, Юсеф!

Лина сказала это как бы непроизвольно, но когда эти слова выскочили у нее изо рта, она почувствовала облегчение. Она повторила это несколько раз. «Задница!»

Проходя обратно мимо лифтового холла, отделявшего конфиденциальную часть «Койот» от официальной, Лина думала, что же делать дальше. Ей нужно было с кем-то поговорить. Может быть, с посторонним человеком. Она уже давно, охваченная страхом, выкинула визитку Сэма Хофмана. Вернувшись в свой кабинет и открыв телефонную книгу, она стала искать его фамилию. В справочнике был указан адрес на Норт-Одли-стрит, чуть ниже Оксфорд-стрит, на углу Мэйфер. Сначала она хотела позвонить и спросить, не может ли она зайти, но потом решила не доверять телефону. Она взглянула на себя в зеркало. На ней была обычная короткая юбка и свитер в обтяжку. Лучше бы сегодня она была одета более по-деловому.