Из питья, которое меня заставляли глотать — обычно насильно, зажимая мне нос и вливая жидкость в рот, — мне запомнилась вода, перемешанная с чем-то похожим на бензин или дизельное топливо, мочу, кал, сточные воды, свернувшуюся кровь, сперму и тухлое мясо.

Несколько раз мое тело прикрепляли к какому-то деревянному приспособлению с помощью железных креплений и кожаных ремней и вытягивали мне поочередно руки и ноги. Всякий раз как я кричала, они ухмылялись и продолжали пытку, пока я не теряла сознание, даже когда я умоляла, чтобы они прекратили, и обещала сказать все, что они пожелают.

Не знаю, сколько времени — несколько дней, или месяцев, или целый год — длилось это мучение. Когда я в последний раз посмотрела на себя в зеркало — еще в тюрьме, — то не узнала себя и застыла как вкопанная. На лице у меня проступили кости, оно было все в пятнах и синяках. Руки мои стали как палки, ноги тоже — как я только на них держалась?

Я сохранила, однако, присутствие духа, ибо нашла силы с горькой иронией спросить себя, как моим мучителям удавалось возбуждаться, чтобы насиловать меня, вцепляясь в мое исхудавшее тело и проникая в него со скотской грубостью грязного и тошнотворного вожделения.

Однажды, когда я стояла перед тем же зеркалом, у меня появилось странное ощущение внизу живота. Несколько дней подряд меня мутило и часто кружилась голова, что повергло меня в отчаяние. Один из медицинских осмотров, во время которого, как обычно, у меня брали на анализ кровь и мочу, разрешил все сомнения: я забеременела от одного из своих мучителей и стала гадать, чем это кончится.

Кончилось это тем, что врач сам сделал мне аборт во время одной из последних пыток, когда я выдала Рафаэля, которого на самом деле не знала, всех членов партии, которые так или иначе участвовали в ее возрождении, всех тех, кто в той или иной мере сотрудничал с Национальным освободительным альянсом, всех тех, чьи имена вспомнились мне, и мне пришлось выдать даже невиновных, а также тех, кого не знала даже понаслышке, потому что меня принудили это сделать и потому что их имена значились в бумагах, которые меня заставили подписать.

Через несколько дней после очной ставки со всеми этими людьми — в том числе с моими товарищами и друзьями, чью виновность я подтвердила, хотя лицо у меня пылало от стыда — меня освободили при условии, что я буду являться туда по определенным числам, и мне пришлось повиноваться под угрозой новых пыток и насилия.

Далее я перечислю имена всех тех, кто меня пытал или присутствовал на допросах. Полные имена некоторых из них мне неизвестны, но повторяю, что лично опознать могу каждого.

(Следует перечень имен)

Больше рассказать мне нечего. Повторяю, что все изложенное здесь — чистейшая правда. И хотя я вновь подчеркиваю, что давала показания под давлением — что, естественно, повлекло, как я уже говорила, обвинение невиновных людей — я не отрицаю, что была активисткой Бразильской коммунистической партии, поставленной вне закона, и распространяла подрывную литературу, пропагандистские листовки и подпольные газеты. Не отрицаю и того, что по заданию партии дважды принимала участие в ограблении банков, что было спланировано и выполнено по распоряжению Национального освободительного альянса, в чем несколько дней без всякого давления давала собственноручные письменные показания компетентным органам, которые благоразумно аннулировали мои прежние показания и освободили арестованных по моим наговорам.

Подпись:

Клавдия Б., 22 года, бразильянка, не замужем.

Ваше превосходительство, господин генерал!

Сегодняшняя пресса сообщает и подчеркивает, что среди губернаторов, генералов, военнослужащих и гражданских лиц, которые будут награждены в Порту-Алегри в рамках празднования Недели армии, находится участковый Педру Карлус Зелиг. Итак, на одной и той же церемонии будут удостоены высоких наград и видные военные, и гражданские деятели, и служащий полиции, находящийся в данный момент под следствием по обвинению в применении пыток и в гибели несовершеннолетнего Луиса Карлуса Пинту Аребалу. Прокуратура обвиняет его в преступлении, предусмотренном статьей 121, параграф 2, пункт III уголовного кодекса (убийство с особой жестокостью), а судья, принявший заявление, в сделанном им заключении характеризует эту смерть, покрывшую позором весь штат Риу-Гранди, как «зверское и бессмысленное убийство». Законодательное собрание выявило факты, свидетельствующие против полицейских служб нашей страны и составляющие ужасающее досье.

Мне неизвестно, господин генерал, когда было принято решение наградить медалью «За миротворческую деятельность» Зелига, до сих пор занимающего должность участкового. Газеты не сообщают, но факты, преданные огласке полгода назад, советуют воздержаться от этого шага, и даже судебные органы инкриминируют ему преступление. Обоснованно или необоснованно? Не знаю. Только независимое и непредвзятое расследование может дать ответ.

Еще несколько дней назад пресс-служба законодательного собрания заявила, что он палач и кровожадный садист, и что из-под двери отдела по охране общественного и политического порядка течет кровь, как на бойне. Об этом, господин генерал, сообщает газета «Фолы да Маньян» — уважаемый орган местной печати, от 17 числа текущего месяца. «Земля уходит из-под ног, — говорит одна из жертв Зелига, — во время самых жестоких пыток, когда мы видели вытекающую из-под двери кровь». Нужно ли продолжать, генерал Оскар Луис?

Обвинения, выдвинутые против Зелига, ныне известны всей стране. Вся бразильская пресса пестрит его именем. Естественно поэтому, что общественное мнение приходит в изумление и замешательство, когда имя этого полицейского, уже, по-видимому, отстраненного от должности (Раймунду Падилья, губернатор штата Рио-де-Жанейро, многих уволил из полиции за гораздо меньшие провинности), упоминается в связи с церемонией, на которой бразильская армия предлагает, в форме декрета № 37.745, от 17 августа 1975 г., наградить гражданских лиц и военнослужащих за «выдающиеся заслуги, оказанные армии».

Жизнь каждого гражданина должна составлять неразрывное единство. Не знаю, какие такие особенные заслуги у Зелига перед вооруженными силами. Зато документально подтверждено, что против него возбуждено уголовное дело по обвинению в постыднейшем преступлении. Если и были у него заслуги, в чем вряд ли имеет смысл сомневаться, то его дальнейшие деяния их явно перечеркивают и делают недопустимым его награждение.

Могут возразить, что правосудие не вынесло ему окончательного вердикта по поводу вменяемого ему обвинения. Но было бы достаточно одного подозрения, а здесь не только подозрение, а очевидные факты, и элементарное благоразумие, господин генерал, предписывает воздержаться от награждения, пока с него не будут сняты тягчайшие обвинения. Не могут вооруженные силы подвергаться моральному риску, присуждая высокую награду гражданину, которого завтра правосудие может объявить опасным преступником. И тем более несправедливо, господин генерал, чтобы достойнейшие граждане получили столь высокие награды вместе с Зелигом, над которым тяготеет столь тяжкое обвинение.

Допускаю, что досье заслуг участкового было готово несколько месяцев назад и могло бы подтвердить обоснованность его награждения медалью. Однако факты, преданные огласке позднее, более чем достаточны для пересмотра такого решения — полагаю, что награжденные по декрету № 37.745 должны быть гражданами с безукоризненной репутацией — чтобы его заслуги перед армией были подтверждены новыми данными, отражающими новую грань его личности, и генеральный штаб как орган, подающий список представленных к награде господину военному министру — ныне министру вооруженных сил — мог бы снова представить его к медали «За миротворческую деятельность» — честь, которой удостоились немногие.