Но в глубине души он сознавал, что никогда не сможет этого сделать. Уокер был официальным руководителем их экспедиции. На эту должность его назначили нийувы, выбор одобрили иолфы и поддержали хюффийцы. Без Уокера, хотя он и номинальная фигура, едва ли даже Скви сможет убедить нийувов продолжить путешествие.

Может быть, он зря так беспокоится? Разве Марк сам не выражал неоднократно твердого намерения вернуться домой? Просто человеку понравилось необычное ночное приключение, и все. Джордж подумал, что становится излишне подозрительным. Несомненно, эта подозрительность запечатлелась в его мозгу после многих лет преследований со стороны брошенных ротвейлеров и выбракованных питбулей.

Он и сам устал как последняя собака. Беспечный двуногий друг заставил Джорджа в отнявшей покой и сон тревоге до утра расхаживать по спальне. Дойдя до своего ложа, бывшего лишь уменьшенной копией уютной кровати Уокера, Джордж, потоптавшись на ней, упал наконец на подушку, свернувшись в теплый лохматый клубок.

Когда Скви проснулась, то первое, над чем ей пришлось поломать голову, было коматозное состояние двух выходцев с Земли, которых она так и не смогла разбудить ни толчками, ни изобретательными оскорблениями.

Туукали ели в течение суток дважды — первый раз утром, на рассвете, а второй — вечером, на закате солнца. Поэтому гигантская столовая была пуста, когда Уокер и Джордж, не вполне проснувшись и покачиваясь, отправились поесть. Теперь оба знали, какая еда является для них приемлемой, а какая вызывает всякие неприятности, включая неукротимую рвоту, и им не составило труда быстро получить две самые мелкие (по местным меркам) тарелки отменной пищи. Остатков вполне хватило на то, чтобы насытить обоих землян, так как они вдвоем съедали меньше, чем шло на приправу к типичным туукальским блюдам.

Скви составила компанию Уокеру и Джорджу, но не от голода — есть она не хотела, — а от скуки и из обычного для ее вида любопытства. Во временной спальне, устроенной для гостей, действительно можно было только спать. Кроме того, благодаря особенностям туукальской кухни в столовой Скви чувствовала себя уютнее, чем в сухом и прохладном воздухе северной туукальской равнины.

Забравшись на огромный пустой круглый стол, Скви удобно на нем расположилась и принялась осматривать столовую. Прежде всего она присмотрелась к своим примитивным спутникам, обладавшим способностью с наслаждением поедать практически все что угодно. Но нельзя же было, в конце концов, требовать, чтобы даже такой искусный повар, как землянин Уокер, мог сравниться своими способностями ценить деликатесы с утонченной к'эрему.

Джордж, уткнувшись мордой в поставленную перед ним тарелку, расположился на полу рядом с другом. Уокер, скрестив по-турецки ноги и поставив на них тарелку, тоже сидел на полу. Да, этим дикарям все было нипочем. Их нисколько не смущало отсутствие стульев, высота стола, делавшая недоступной для них его поверхность. Столовые приборы, рассчитанные на туукальские щупальца, тоже были бесполезны для собаки и человека, но они превосходно обходились без них. Пес, лишенный хватательных конечностей, ел прямо из тарелки, а Уокер виртуозно пользовался пальцами.

С удовольствием глотая пищу, Уокер одновременно восхищался закругленным краем стола, под которым сидел, — этот край напоминал ему очертания балкона и обтекаемые линии чудесного транспортного средства, на котором он ночью вволю полетал с Брауком. Все туукальские предметы оказывали на него невероятно умиротворяющее действие своими прихотливыми плавными очертаниями и гладкими поверхностями, составлявшими такой разительный контраст с пластической анатомией самих туукали. Как и во всех туукальских помещениях, пол от входа и стен плавно повышался к центру. Такую же конструкцию имел потолок, зеркально повторяя планиметрию пола, что придавало потолку сходство с яичницей-глазуньей. Уокер только теперь с удивлением обнаружил, что в своей архитектуре туукали придерживались таких же волнообразных, ундулирующих мотивов, что и в сагах. Этот синкретизм, это единство поначалу ускользнули от его внимания. Он никогда не замечал подобного синкретизма на Земле. Нет, определенно раньше он не мог бы даже вообразить, насколько дальнее путешествие обострит его восприятие.

Уокер понимал, что очень сильно изменился с тех пор, как виленджи взяли его в плен и похитили с родной планеты. Даже тот, кто сказал когда-то, что путешествия расширяют кругозор, не мог бы себе представить, что пришлось пережить Уокеру за последние два года. Нельзя сказать, что Уокер и раньше с предубеждением относился к тем, кто немного отличался от него самого или кичился своей городской культурой. Но теперь, после того как он столько времени провел среди инопланетян, даже из его подсознания улетучились последние остатки неприязни к чуждым культурам и этносам.

Взять хотя бы туукали. Когда Уокер впервые столкнулся с Брауком, тот показался ему свирепым монстром, от которого надо немедленно бежать, если, конечно, успеешь. Да, конечно, Браук страдал от плена и был не в себе, но не только (и не столько) этим определялось отвращение, испытанное Уокером. Он в тот момент отреагировал не думая, отреагировал, как испуганный шимпанзе. Теперь же Уокер не только сдружился с Брауком и его родом, но и, как сказал его туукальский друг, сроднился с ними, стал членом семьи.

Семья. Дома, на Земле, он всегда считал семью чем-то безнадежно унылым, бременем, от которого надо избавиться. Но оказалось, что семья — это нечто сладостное и приятное. Что лежит в основе семьи? Только родство по крови? Прямые генетические связи? Или семья — это единение, основанное на общности идеалов, разума, позволяющего совместить разницу в устремлениях? С кем у него больше общего — с двоюродным братом Ларри, считавшим скабрезные шутки вершиной юмора и с наслаждением дышавшим выхлопными газами автомобильных гонок, или с Брауком — творцом и мыслителем, пусть и велеречивым? Внимание жующего Уокера привлекла наконец Скви, сидевшая на столе прямо над ним.

Пять щупальцев расслабленно свисали с края стола, в то время как пять других служили к'эрему надежным основанием. Из места соединения всех десяти змееподобных щупальцев вырастало конусообразное, суживавшееся кверху красно-коричневое тело, расширявшееся и опадавшее в такт с дыханием. Продолговатые, а не круглые зрачки спрятанных в глубоких щелевидных впадинах глаз были расположены горизонтально. Похожая на челюсти бабочки речевая трубка кольцеобразной формы не совпадала со ртом, а располагалась выше его. Трудно было представить себе два более разных организма, чем Ларри и Скви. Тем не менее, при всем сарказме и оскорбительной снисходительности, Скви была более верным другом и более надежным товарищем, чем его кровный родственник. Не один раз ум и забота Скви спасали ему жизнь. Ларри же был способен только занимать деньги.

Как же судить о разуме и дружелюбии? По числу конечностей и глаз, по языку, по цвету глаз и волос? Чем опытнее становился Уокер, тем лучше понимал мелкость суждений своего вида, довлевшую над ним.

«Все станет по-другому, когда я вернусь домой», — поклялся себе Уокер. Это не будет стоить ему большого труда — путешествие действительно расширило его кругозор.

Они почти покончили с едой, когда в зал ввалилась знакомая фигура. Броулькун-ув-ахд-Храшкин поводил глазными стеблями и обнаружил друзей. Направив один глаз на Джорджа, а второй на Уокера, он спросил:

— Вижу, вам понравилась наша семейная еда?

Собрав подливку в тарелке, непривередливый Уокер извлек из нее кусок, который дома он посчитал бы отбросом, и с чувством отозвался:

— Поатек просто восхитителен, как, впрочем, и все остальное.

Джордж оторвал от тарелки вымазанную синим соусом морду:

— Неплохо, змеерукий. Здесь вся еда хорошая.

Мех Браука слегка затопорщился от гордости.

— Все, что вы едите, мы сделали своими руками. Свежая еда северных равнин считается лучшей на всей Туукалии, а наша семья славится качеством еды на севере. Мне очень стыдно, но вы не сможете долго наслаждаться нашими блюдами.