Джек вперяет в ученика строгий взгляд. Этот Форшоу издевается над ним? Возможно, если судить по подчеркнуто невинной физиономии.

— Бонден! — восклицает капитан. Старшина, который поджидает за дверью с куском парусины и линьком, назначение которых отучать молодых джентльменов от неуместных шуток, входит в каюту. — Бонден, привяжите-ка мистера Форшоу к пушке и подайте мне линек.

— Золотые деньки, доктор, просто золотые, — сказал штурман «Ля Флеш», обращаясь к доктору Мэтьюрину.

Где-то далеко-далеко с подветра грандиозная пылевая буря в Африке создала такую завесу, что солнце, опустившись за нее, окрасило небо в янтарный оттенок, а морю придало нефритовый цвет. Однако через несколько минут им предстояло насладиться очередным зрелищным погружением светила в пурпурный нимб, когда волны приобретут насыщенный цвет аметиста. Стивен — руки сцеплены за спиной, губы поджаты, широко распахнутые глаза смотрят поверх рым-болта, устремляясь в никуда — стоял на квартердеке. Он издал гортанный присвист.

— Я говорю деньки нынче золотые, — уже громче повторил штурман, улыбнувшись ему.

— Так и есть, — воскликнул Стивен, очнувшись от грез о Диане Вильерс и оглядываясь по сторонам. — Такой свет мог бы запечатлеть Клод, доведись ему оказаться в море. Но вы, не сомневаюсь, выражаетесь фигурально, да? Имеете в виду быстроту нашего продвижения, отсутствие штормов, спокойствие океана?

— Именно. За всю среднюю вахту я даже не прикоснулся к шкоту или брасу, а матросам из забот остается только конопатить, не считая впередсмотрящих и рулевых. Никогда не видел подобного перехода: что ни сутки, так по меньшей мере двести миль, и так без перерыва. Золотые деньки. Хотя для него вот этот денек получился кровавым.

Штурман кивнул в сторону Форшоу, который медленно ковылял к носовому люку. Подбородок юноши дрожал, приятели ободряюще шептали ему на ухо: «Держись, старик, не показывай виду перед этими треклятыми „фличами“». Последние, кучка ухмыляющихся мичманов, собрались у поручней бакборта.

— Всегда есть нечто в несчастье близких, что не может не радовать нас, — заметил Стивен. — Обратите внимание на злорадные ухмылки тех сопливых мичманов. Бедное дитя, надо сделать ему припарку из толченого льняного семени, это послужит также хорошим обезболивающим.

— Но насчет золотых деньков вы правы, штурман, — продолжил доктор после небольшой паузы. — Если подумать, даже не припомню когда я с большим удовольствием проводил время в море. Кабы не беспокойство за моих сумчатых, нечего было бы и желать.

— Они хворают, сэр?

— Им не хватает собственного помета. Точнее, вомбаты страдают из-за отсутствия оного. Их помещения тщательно убирают два раза в день, а иногда, как подозреваю, и ночью. Я начинаю склоняться к мысли, что военный корабль — не место для помета, да и для стаи вомбатов, видимо, тоже. Но мне все-таки жаль, и я жду не дождусь, когда мы достигнем Мыса. В Саймонс-таун у меня живет превосходный друг, который содержит почти на воле некоторое количество африканских муравьедов. Ему я и сдам своих сумчатых. Не подумайте, тем не менее, что я намерен бросить хоть тень оскорбления на «Ля Флеш» — это…

Он хотел употребить выражение «удобный агрегат», но посмотрев на добрую сотню «фличей», снующих по узкой палубе с пустыми ведрами, предпочел сказать «ухоженное судно».

— Терпеть не долго, доктор, — произнес штурман. — Хотя сейчас на западе такое марево — Господи, вся палуба отливает красным! — могу пообещать вам, что ветер удержится. И если только я не жестоко ошибся в вычислениях, завтра мы увидим землю.

Вычисления штурмана оказались правильными. «Ля Флеш» вышел к берегу с точностью, не оставлявшей желать лучшего, и на следующее утро он, подгоняемый приливом, уже скользил под одними марселями по бухте Саймонс-бей, к такой памятной стоянке. Такое замечательно тихое плавание после недель беспрерывного завывания ветра в снастях и плеска воды, рассекаемой корпусом. Тишиной встретил их проплывающий за бортом берег; эта вековая, похожая на сон тишина была, наконец, нарушена салютом «Ля Флеш», громогласным ответом и плеском станового якоря.

С этого момента покой закончился. Посыльному кораблю полагается входить в порт и уходить из него с намного большей спешкой нежели обычному военному судну. «Ля Флеш» пополнял запас пресной воды так, будто его судьба зависела от необходимости захватить следующий отлив; снаряжение, запасной рангоут и припасы хлынули на него рекой — и тайным ручейком вытекали на берег. Снова и снова Стивен слышал вопль: «Не терять ни минуты!». Он без конца колесил по пыльным улицам Кейптауна с шаткой тележкой, полной очумевших сумчатых. Им, накрытым сеткой, предстояло сидеть там до тех пор, пока не найдется подходящее убежище — приятель Мэтьюрина, ван дер Поель, съехал из дома вместе с муравьедами и прочим имуществом. У Стивена оказалось столько хлопот на берегу, что только когда «Ля Флеш» уже вышел в море и они уселись обедать за капитанским столом, он услышал про войну с Соединенными Штатами.

Новость эту на борту корвета восприняли со смешанным чувством. Те из офицеров, что не забыли Войну за независимость, были рады; те, кто имел в Америке друзей или считал все это дело состряпанным шайкой тори и армией, да и просто полагал стремление к независимости естественным, сожалели о случившемся. Были и такие, кто предлагал оставить политику политикам, но высказывал мысль, что если война с американцами будет такой же успешной, как против Бонапарта и его союзников, то чего еще и желать? К тому же есть надежда разжиться призовыми деньгами. Славные деньки испанских золотых галеонов миновали навеки, французские призы встречались реже и реже, зато американские «купцы» перевозят значительную долю грузов по всему миру, и повстречать их можно в любой момент. Бонден поведал Стивену, что нижняя палуба в целом не рада — за исключением нескольких кадровых военных моряков, матросы были завербованы с торговых судов или на берегу, многие ходили на американских кораблях и у всех имелись приятели-янки. Хотя шанс получить призовые деньги был заманчив, матросы не видели особого смысла драться с американцами. В настоящий момент на борту находилось с полдюжины последних, и они практически ничем не отличались от англичан, ни обликом, ни речью — лучше, пожалуй, и не скажешь. Французы — дело другое. Это чужаки, и воевать с ними в некотором роде естественно. Но говоря в целом, экипаж воспринял новость о войне как не слишком важную — в ней могут быть свои преимущества, но это сущая безделица по сравнению с борьбой против Франции. Подробности еще не достигли Мыса, но все и так знали, что у Штатов нет ни одного линейного корабля, тогда как у Англии их больше сотни только в море, не говоря строящихся и состоящих в резерве. И хотя по части, касающейся моряков, исход войны не вызывал вопросов — разве последние двадцать лет Королевский флот не занимался исключительно тем, что топил, сжигал и пленял оптом и в розницу любые вражеские корабли, осмеливавшиеся против него выступить? — Йорк выражал сомнение, если не озабоченность, развитием боевых действий на суше. Раз американцы смогли побить англичан в восемьдесят первом, то почему им не сделать этого снова, тем более теперь, когда лучшие полки задействованы на Полуострове? Да и населяющие Квебек французы вряд ли ревностно встанут за британцев. Сильнее всего страшило капитана то, что скрытно перейдя границу, янки могут напасть на военно-морскую базу в Галифаксе с тыла. Это создаст изрядные проблемы. Но даже так он почти не волновался за успех флота. Есть еще Вест-Индия, есть Бермуды, и это не говоря о родных базах. Вместе с Джеком они прикидывали состав эскадры, необходимой для сдерживания или уничтожения — в случае генерального сражения — американских морских сил, исходя из допущения, что Галифакс потерян.

Профессиональное любопытство заставляло их постоянно следить за флотами других держав, даже таких юных как Соединенные Штаты, поэтому когда Стивен спросил: «Не подскажете ли, из чего состоит американский флот?», — капитаны могли дать ответ без дополнительной подготовки.