Девушка отчетливо понимала, что она потеряла, превратившись в чудовище, использующее тот дар, что она получила от матери, как оружие, но все это, только еще ярче раздувало ее ярость и жажду. Она, порой чувствовала себя инвалидом, все чаще теряя эмоциональный контроль в уже самых безобидных ситуациях. И тогда была опасна даже для собственных людей, находясь во власти ослепляющей вспышки безжалостного гнева, и больше всего боялась остаться такой навсегда, с каждым разом, все труднее возвращая ясность рассудка. Именно поэтому, она чаще всего теперь ходила на задание одна. Пока же, ей ничего не угрожало, а люди внизу, сейчас всматривающиеся в непроходимые заросли джунглей, могли пребывать в спокойной иллюзии их безопасности, не зная, какое исчадие ада притаилось, буквально над их головами.

  Мира снова поднесла к глазам бинокль - все были на месте, но что-то было не так. Как обычно, шел безобразный седой старичок, а несколько человек несли носилки с неподвижным телом, но она впервые видела тут девушку, которую хорошо знал каждый житель анклава. Впрочем, на отсутствие популярности, Мира тоже не жаловалась, будучи самым разыскиваемым человеком в стране. Сопровождающих, на этот раз, было тоже необычно много. Люди явно волновались, все время оглядываясь и озираясь, как будто искали поддержки у нервного старика, который с унылом видом плелся сзади и энергично жестикулировал, видимо, руководя всем этим процессом.

  Красивая, стройная девушка уверенно шла в центре этого шествия, но выглядела очень расстроенной, бережно держа лежащее на носилках тело за руку. Она явно охраняла его, раздраженно и властно распихивая неловко столпившихся вокруг нее людей, и держалась подчеркнуто отстраненно и с врожденным достоинством, что указывало на ее высокое положение в местной иерархии.

  Мира перевела взгляд на лицо человека, которого только что положили на землю, и едва не вскрикнула, чуть не выронив тяжелый бинокль от удивления. Она мгновенно все поняла и ловкой змейкой бесшумно скользнула между мокрых камней. Ей надо было поспешить с докладом. Происходило что-то неординарное и удивительное и они обязаны были в этом разобраться.

   2

   Ощущение движения, неясного шума, какая-то смутная возня. Совершенно нейтральное, ничем не окрашенное переживание бытия, словно холодный и бездушный автомат монотонно и равнодушно фиксировал происходящее. Амплитуда звука мягко увеличивалась, словно кто-то подкручивал регулятор громкости. Его тон стал мерным, спокойным и убаюкивающим. Движение прекратилось. Возникла какая-то смутная картинка. Просто пара мазков на черном фоне, которые стали постепенно складываться во все более крупные и отчетливые фрагменты. Что-то очень яркое и круглое больно слепило. Ум возрождался и наводил резкость, словно объектив фотоаппарата.

  Влажность, легкое ощущение холода, что-то больно кололось. Тяжесть тела на песке. Солнце, волны, камень под щекой. 'Хану'. Откуда вдруг всплыл этот звук? Похоже, объекты появились все вместе, когда набирающий силу ум, привычно и удобно разделив, схваченную картинку на отдельные зоны, дал рождающимся объектам свои имена и связав их в понятия. 'Хану' и мир, 'я' и 'другое'. Просто ярлыки, таблички с названиями. Он не знал или не помнил, что это за имя и кто им когда-либо называл его так. Но, это было для него в этот момент, столь же бесспорно, как и то, что этот яркий и слепящий круг называется "солнцем".

  И море. Перед ним было настоящее море. Мягкий песок блестел крохотными алмазными звездочками. Зеленая, с бегущими клеточками солнечных зайчиков, вода. Легкий и теплый ветер едва шевелил верхушки деревьев. Все это выглядело, как на банальных рекламных картинках в офисах туристических кампаний. Слишком хорошо, чтобы быть правдой и всерьез претендовать на реальность.

  С чего же все началось? Возможно, это был сон - в этом Хану был почти уверен. Но даже эта версия, тогда появилась не сразу. Потому, что в самом начале не было совсем ничего - даже этого "начала" или этого "ничего". Ни темноты, подобной тому, что мы видим, когда закрываем глаза. Ни восприятия отсутствия этой темноты. Ни самого восприятия. Не было ни предыдущего момента, ни памяти, которая могла бы эти моменты связать в привычную для ума цепочку причины и следствия. Это состояние едва ли можно было назвать небытием, поскольку даже такое отсутствие воспринять было бы некому, как некому было сделать и вывод о невозможности такого восприятия. Времени не было, но не было и того, кто мог бы это заметить.

  Хану помотал головой. Залезть умом в это переживание и разобрать все аккуратно "по полочкам" было совершенно невозможно. Похоже, это некий вид "осознанного сновидения", который ему, видимо, был хорошо знаком и ранее. Он даже знал, что события, объекты и сюжет такого сна можно какое-то время менять по своему желанию, вплоть до того всегда разочаровывающего момента, когда сновидение начинает превращаться в уже контролируемую полудрему перед окончательным пробуждением. Все понемногу рассыпается на части. События более не происходят столь же спонтанно и естественно, как это было чуть ранее, а персонажи застывают, превращаясь в скучных марионеточных кукол. Увлеченный разум отчаянно пытается все это оживить, собрать заново и продолжить. Растянуть ускользающий мир хотя бы на несколько секунд. Закончить все эти дела так, чтобы сюжет сохранил хоть какой-то смысл и иллюзию независимого и самостоятельного бытия.

  Зачем он сейчас вообще думает об этом? Хану лениво потянулся и посмотрел прямо перед собой. Стоило бы позаботиться о себе и у него был повод волноваться. Даже, если это только сон, то все равно, это выглядело чрезвычайно реально. А значит, столь же реальными, тут могут быть неприятности. С другой стороны, осознанные сны, обычно очень редки, но в остальных случаях, никаких претензий по поводу нереальности, чаще всего, в снах никто не имеет.

  Хану все еще так же комфортно лежал на мелком и белом, словно мука, песке, под узловатой веткой в тени большого раскидистого дерева, которое росло как бы из десятка различных мест, но все же, было одним и тем же деревом. В голову опять полезла какая-то мудреная ассоциация со словами 'одним и тем же...', требовательно и нагло настаивавшая на ее немедленном развитии и осмыслении и Хану с некоторым усилием, опять вернул ум к более насущным для него сейчас мыслям.

  Кто он, как здесь оказался и почему сон столь неестественно реален? А может, уже сама реальность так неестественна? Прошлого, которое бы относилось лично к нему, Хану не помнил. Эта информация не была скрыта неким темным облаком и ее не заслоняла смутная преграда - ее просто не было.

  Песок вокруг него был утрамбован десятками, если не сотней, отпечатков ног и грубо расчерчен какими-то геометрическими фигурами и линиями с небольшими кострищами по краям. В центре этого странного чертежа, некоторое время назад и обнаружил себя Хану, вывалившись тут из своего "небытийного небытия".

  Все это, было подозрительно похоже на некий каннибальский ритуал, участники которого вдруг разом удалились, внезапно вспомнив о нехватке какого-то важного ингредиента. Тем более, что вытоптанная тропинка вела куда-то на покрытую джунглями гору.

  В уме вдруг возникла идея рекламы эдакого баунти-рая с улыбающейся, длинноволосой и стройной девушкой в гамаке и в ослепительно белом купальнике, мило жующей что-то или скорее, кого-то. Рядом булькал большой, зловещего вида котел. Туда, образовывая застывающие в воздухе брызги прозрачной и вкусной воды, медленно и аппетитно засыпались золотые луковые кольца, кружки томата и прочей неестественно яркой и свежей зелени. Вокруг яростно прыгали доброжелательные каннибалы с великолепно нарисованными кубиками пресса. Они жизнерадостно потрясали рекламными баннерами вместо оружия, кричали "Спарта!" и "Аллоха!".

  Хану закрыл глаза, чтобы опять попытаться сосредоточиться, но поняв, что больше ничего из памяти выдавить уже не удастся, осторожно похлопал вокруг рукой, убедившись в том, что встав, не провалится в черную бездну, утонув в очередном и уже не столь романтичном сновидении.