Правда, как оказалось, счастье было недолгим и ложным. От этого еще больнее становилось на душе. Но не сама боль и терзания доставляли дискомфорт, а противное чувство загрязненности. Меня словно вываляли в помоях таким поступком, вырвали самое чистое и нежное, что было в сердце, и разорвали на клочки.
- Хватит! - оборвала сама себя и поднялась с кровати.
Вчера начался новый виток существования, значит надо учиться заново понимать этот мир, снова учиться жить. Надо залечить все раны, несмотря ни на что. Мне есть, ради кого бороться, и я буду это делать! Дав себе такую установку, я направилась вниз.
Вот только настраиваться на правильный путь и следовать ему: не одно и тоже. Глухая стена, возведенная в сознании, чтобы перестать думать о любимом, не могла сдержать бешеный поток мыслей. Они пробивалась назойливыми осами и жалили каждый раз все больнее и больнее. Естественно, мое состояние не укрылось от мамы. Рассказывать ей не хотелось, но пришлось. Все-таки она у меня умная и рано или поздно сама бы догадалась, что с Русланом все кончено.
- Дочка, а ты уверена...
- Мама, ну пожалуйста, не надо! - взмолилась я. - Его первая реакция на новость резала хуже ножа, но я успокоила себя. А вот вчера поняла, что напрасно это сделала. Все же и так ясно! Зачем ему еще один ребенок, если у него есть двое?
- Что-то не гладко тут...
- Как-раз-таки гладко, мам. Ну, захотелось развлечься парню, нашел игрушку... - ком непролитых слез застрял в горле. - Давай не будем об этом. Я его ни видеть, ни слышать не хочу!
- Как скажешь, родная!
После разговора стало чуть легче. Чтобы окончательно перестать думать о нем, нужно поскорее забить голову чем-то другим. У меня теперь есть работа, значит, буду думать исключительно о переводах.
Руслан
Уже шесть дней минуло с того момента, как похоронили моего наставника, и неделя, как исчезла Алёна.
Знаю, любовь ее не умерла. Верю, что найду ее. И надеюсь, что случится это очень скоро. Иначе я просто не могу представить, как жить без нее и малыша!
От рассвета до заката я колесил по городу в ее поисках, ночью работал в мастерской.
В отношениях родителей тоже был похожий момент. Папа тогда принял дядю Кирилла за маминого ухажера, ударил его, наговорил всем гадостей. После того Руся-художница, практически не расстающаяся с кистями, в период ссоры не притрагивалась к любимому делу. Рус-скульптор, наоборот - только в творческой работе и находил утешение.
Так думали все, слыша доносившийся из мастерской стук инструментов. И, в какой-то степени они были правы, вот только работа была в первые двое суток, а потом я с ненавистью разбивал на мелкие кусочки уже третью каменную глыбу.
Чтобы родные не сильно беспокоились, я не голодал, а исправно поглощал пищу (хотя кусок в горло не лез); не замыкался в себе, а поддерживал разговоры (сразу же забывая о чем, и с кем беседовал); ходил по магазинам (пристально всматриваясь в лицо каждой кассирше); нянчил близняшек (мысленно представляя, что это наши с Аленой дети).
На восьмые сутки рассудок не выдержал и сломался...
Алёна
- Доченька, к тебе пришли, - донесся снизу мамин голос.
"Кто это? - оторопела я, оторвавшись от переводимого текста. - Ведь никому неизвестно, что я тут? Неужели настырный Руслан все же нашел меня? Но как? Впрочем, неважно. Все равно, разговор с ним будет короток".
Стук множества поднимающихся по ступенькам ног меня ввел в растерянность. Почему так много людей? Когда же дверь в мою комнату отворилась, я порадовалась что сидела, иначе бы упала от неожиданности. И наглости. Уж кого-кого, но ее увидеть никак не предполагала.
- Здравствуйте, Алена!
Я машинально кивнула, все еще не соображая, зачем эта гостья пожаловала.
- Разрешите представиться: Барсова Мария... - остановившаяся в проходе девушка сделала паузу и продолжила: - Ярославна!
- И?
- А это, - из-за угла выглянули две малышки, - Барсовы Кира Ярославна и Ника Ярославна.
- Что дальше? - недоумевала я, но на краю сознания мелькнул вопрос: "Почему у близняшек отчество не от Руслана?"
Потом показалась коротко стриженная девочка-подросток и тоже назвала свое имя:
- Барсова Ева Ярославна.
И тут до меня наконец-то дошло! Это же четыре его сестры! Что же я наделала? Ой, дура - всем дурам дура!
Но оказывается - это была только часть делегации, причем меньшая. После девчонок в мою комнатушку вошли хмурый мужчина и заплаканная женщина - кто они я поняла сразу - сын их одновременно похож на обоих родителей. За ними "цыганка-гадалка" из супермаркета, крестный Вадим и мама. Следом ещё четверо: врач Павел Николаевич - который оказался родным дядей Руслана, во втором и третьем я узнала Джорджа из салона "Афродита" и его водителя Василия, последнего - парня примерно моего возраста, я прежде не видела, зато слышала - он был наряжен в "тюбик". Кряхтя от натуги, мужчины затащили и поставили посреди уже переполненной комнаты статую девы с младенцем на руках.
В отличие от оригинала, каменное изваяние длиннокосой мадонны светилось от счастья, довольный пухлый малыш припал к груди и, кажется, только что уснул. Чьи талантливые руки сотворили столь прекрасное произведение искусства, гадать не нужно было. Вот только где сам мастер?
Судя по скорбным выражениям на лицах вошедших, я поняла, что моя вспыльчивость привела к трагедии. И возможно ошибка оказалась роковой. Полными от слез глазами я то ли простонала, то ли прохрипела:
- Что с ним?
- Ален, ты только не волнуйся! - кто-то из общей толпы сделал попытку меня успокоить. Вот только когда говорят такую фразу, лучше сразу лечь и принять много валерьянки.
- Что с ним? - повторила я, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на крик.
- Он в больнице...
- Как...
Воздуха стало катастрофически не хватать и, судя по тому, как ко мне подскочил Вадим и Павел Николаевич, это отразилось на лице.
- Аленка, тебе нельзя волноваться! - пригрозил Соболев.
- Успокойся, живой он! - добавил врач, и отвел взгляд - явно что-то не договаривает.
- Я хочу к нему!
- Нет, пока ты не успокоишься! - уверенно заявил крестный и более мягким голосом добавил: - Алена, подумай о ребенке! Ты думаешь, ему нужны эти переживания?
На несколько минут в комнате повисло молчание. Все внимание гостей было приковано ко мне, точнее к моему животу. Мне если честно было не комфортно под изучающими взглядами, казалось еще секунда и в животе окажется дырка. Ситуацию спас заботливый голос Павла Николаевича:
- Ален, скажи: он знал?
- Да... я ему говорила, вот только...
Слова застряли в горле, совершенно не хотелось признавать перед его родственниками, как он отнесся к новости о ребенке. К тому же я сейчас сама не знала причину такой реакции. А то, что приходит на ум... лучше не думать об этом вообще.
Глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями, и продолжила:
- Сама узнала случайно, на работе стало плохо, вызвали скорую, а в больнице выяснилось, что срок восемь недель. Сначала испугалась, ведь ни о чем таком мы не говорили.... Понимаю, что такие вести надо говорить лично, но все же решилась сказать по телефону. Первый раз связь прервалась и я не знала, услышал ли он, а второй...
Пересказав наш разговор с Русланом, я заново пережила тот холод, и боль, что вызвал его отстраненный голос. Последнее слово прозвучало, как гонг в тишине. Я не смотрела на его мать, просто не смогла поднять глаза, а в голове снова закрутились тревожные мысли.
- Ясно, - буркнула Руслана Николаевна. - Когда ваш разговор состоялся? - пришлось основательно порыться в памяти, чтобы вспомнить сегодняшнее число, а следом и число разговора. - Все же я была права - нашей семье опасно влюбляться, мозгов не остается!
Я непонимающе посмотрела на Барсову, пытаясь понять смысл ее слов.