Он узнал ее и сказал: это одежда сына моего; хищный зверь съел его; верно, растерзан Иосиф. И разодрал Иаков одежды свои, и возложил вретище на чресла свои, и оплакивал сына своего многие дни. И собрались все сыновья его и все дочери его, чтобы утешить его; но он не хотел утешиться и сказал: с печалью сойду к сыну моему в преисподнюю. Так оплакивал его отец его.

Мадианитяне же продали его в Египте Потифару, царедворцу фараонову, начальнику телохранителей.

В то время Иуда отошел от братьев своих и поселился близ одного Одолламитянина, которому имя: Хира. И увидел там Иуда дочь одного Хананеянина, которому имя: Шуа; и взял ее, и вошел к ней. Она зачала и родила сына; и он нарек ему имя: Ир. И зачала опять, и родила сына, и нарекла ему имя: Онан. И еще родила сына [третьего], и нарекла ему имя: Шела. Иуда был в Хезиве, когда она родила его.

И взял Иуда жену Иру, первенцу своему; имя ей Фамарь».

Фамарь, увидев Иуду, ведущего осла, нагруженного мешками и красивым ковром, взяла свою мотыгу и побежала на самый дальний конец отцовского поля. Охваченная страхом, она работала, повернувшись спиной к дому, надеясь, что Иуда пройдет мимо нее и найдет другую девушку для своего сына. Когда ее позвала кормилица, Фамарь притворилась, будто не слышит ее, и с большим усердием начала разбивать мотыгой землю. Слезы слепили ее.

— Фамарь! — Акса запыхалась, пока добралась до нее. — Разве ты не видела Иуду? Ты сейчас же должна вернуться со мной в дом. Твоя мать собирается послать за тобой твоих братьев, а им не понравится твоя нерасторопность. — Гримаса искривила лицо Аксы. — Не смотри на меня так, дитя. Это не моя затея. Ты предпочла бы выйти замуж за одного из тех купцов измаильтян, что ходят торговать в Египет?

— Ты, как и я, слышала, что говорят о сыне Иуды.

— Да, слышала. — Акса схватила ее за руку, и Фамарь неохотно выпустила мотыгу. — Возможно, он не так плох, как ты думаешь.

Но Фамарь прочла в глазах кормилицы тяжкие сомнения.

Мать Фамари, встретив их, взяла дочь за руку.

— Если б у меня было время, я бы побила тебя за то, что ты убежала!

Она втащила Фамарь на женскую половину дома.

Только Фамарь переступила порог, как тут же попала в руки своих сестер, которые начали стягивать с нее одежду. У Фамари перехватило дыхание от боли, когда одна из них неосторожно стащила с ее головы покрывало, дернув при этом за волосы.

— Хватит!

Она подняла руки, чтобы оттолкнуть сестер, но тут вмешалась мать.

— Стой спокойно, Фамарь! Аксе пришлось долго искать тебя, и теперь мы должны спешить.

Девушки заговорили все сразу, возбужденно и нетерпеливо.

— Матушка, позволь мне пойти в этом платье.

— В котором ты работала в поле? Нет! Мы покажем тебя Иуде в самом лучшем виде. Иуда привез дары. И не позорь нас своими слезами, Фамарь.

Судорожно сглотнув слезы, Фамарь взяла себя в руки. У нее не было иного выбора, как только подчиниться матери и сестрам. Они приготовили для нее самые лучшие одежды и благовония, чтобы показать ее еврею Иуде. У него было три сына. Если она понравится ему, то ее мужем станет его первенец Ир. В последнюю жатву, когда Иуда с сыновьями приводил свои стада пастись на убранные поля, отец Фамари приказал ей работать поблизости от него. Она поняла его намерения. И вот теперь он, кажется, добился своего.

— Матушка, пожалуйста, мне еще нужен год или два… Я сейчас не готова создать семью…

— Твой отец решает, когда ты будешь готова к этому. — Мать не желала смотреть ей в глаза. — Ты не имеешь права сомневаться в правильности его решения.

Сестры Фамари стрекотали, как сороки, отчего ей хотелось кричать. Мать хлопнула в ладоши:

— Хватит! Помогите мне приготовить Фамарь!

Фамарь стиснула зубы и закрыла глаза. Она решила, что должна покориться судьбе. Она знала, что однажды выйдет замуж. Она также знала, что мужа будет выбирать ее отец. Единственным ее утешением был девятимесячный срок помолвки. По крайней мере у нее будет время подготовить свой разум и сердце к жизни, которая неясно вырисовывалась перед ней.

Акса коснулась ее плеча.

— Постарайся успокоиться. — Она распустила волосы Фамари и начала причесывать их, проводя гребешком до самых их кончиков. — Думай о приятном, дорогая.

Фамарь чувствовала себя животным, которого отец готовит к продаже. Ах, разве не так? Гнев и отчаяние наполнили ее сердце. Почему жизнь так жестока и несправедлива к ней?

— Петра, принеси благовония и натри ее кожу. Она не должна пахнуть, как рабыня, работающая в поле.

— Лучше, если бы она пахла козами или овцами, — сказала Акса. — Еврею бы это понравилось.

Девушки засмеялись, несмотря на окрик матери: «От твоей болтовни никому не станет легче, Акса. А теперь все замолчите».

Фамарь ухватилась за материну юбку.

— Пожалуйста, матушка. Не могла бы ты замолвить за меня перед отцом слово? Этот юноша… злой! — Девушка не смогла остановить выступившие на глазах слезы. — Пожалуйста, я не хочу замуж за Ира.

Губы матери дрогнули, но она не утратила решимости. Она с трудом оторвала руки Фамари от своей юбки и крепко сжала их.

— Ты знаешь, что я не могу изменить намерений твоего отца, Фамарь. Ничего хорошего не выйдет из того, что я выскажусь против этого брака, я только навлеку позор на всех нас. Иуда уже здесь.

Фамарь зашлась в судорожном рыдании. Страх сковал ее тело.

Мать сжала ее подбородок и заставила поднять голову.

— Я тебя готовила к этому дню. Если ты не выйдешь замуж за Ира, ты будешь совершенно бесполезна для нас. Пойми, ради чего это делается — ради благополучия отцовского дома. Ты построишь мост между Зимраном и Иудой. Мы будем жить в мире.

— Матушка, нас больше, чем их!

— Это неважно. Ты уже не ребенок, Фамарь. У тебя уже достаточно мужества.

— Больше, чем у отца?

Глаза матери потемнели от гнева. Она резко оттолкнула Фамарь.

— Ты сделаешь так, как тебе говорят, или поплатишься за свое непослушание!

Потерпев поражение, Фамарь замолчала. Все, что она сделала, — это позволила унизить себя. Ей захотелось закричать на своих сестер, чтобы прекратить их болтовню. Как могут они радоваться ее несчастью? Что из того, что Ир красив? Разве они не слышали о его жестокости? Разве они не знают, как он высокомерен? Ир, говорят, приносил беду всюду, где появлялся.

— Больше краски для век, Акса. Так она будет выглядеть старше.

Фамарь не могла успокоить бешеное биение сердца. Ладони стали влажными. Если события разворачиваются так, как и рассчитывал ее отец, то ее будущее определится сегодня.

«Все это ради блага отцовского дома, — сказала себе Фамарь, — ради его блага». Ей сдавило грудь, слезы подступили к горлу.

— Постой, Фамарь, — сказала мать. — Дай я взгляну на тебя.

Фамарь подчинилась. Мать тяжело вздохнула и одернула складки красного платья, заново драпируя его спереди.

— Мы должны скрыть недостаточную округлость форм, Акса, иначе Зимрану будет трудно убедить Иуду, что она достаточно взрослая, чтобы забеременеть.

— Я могу показать ее рубашку, моя госпожа.

— Хорошо. Имей ее наготове, на случай, если она понадобится.

Фамарь почувствовала, как ее лицо залила краска стыда. Неужели нет ничего сокровенного? Неужели все надо обсуждать, даже самые интимные подробности ее жизни? Ее первая кровь свидетельствовала о ее женской зрелости и о том, что при переговорах отец может использовать дочь в качестве средства получения уступок. Она была товаром для продажи, инструментом при заключении союза между двумя кланами, жертвой ради устойчивого мира. Она надеялась, что год или два на нее не будут обращать внимания. Четырнадцать лет — слишком юный возраст, чтобы привлечь внимание мужчины.

«Все это ради блага отцовского дома», — снова сказала себе Фамарь. Даже когда в ее голове теснились другие мысли, когда страх охватывал все ее существо, она снова и снова повторяла эти слова, пытаясь убедить сама себя: «Все это ради блага отцовского дома».