Сэр Малькольм прервал его в тот миг, когда он набирал воздух, намереваясь выдать очередную тираду:

— Профессор, мы пришли справиться насчет трупа Катерины Ховард, поступившего из Ричмонда.

Грэхем на мгновение смутился. Похоже, ему не понравилось, что кто-то посмел прервать его речь. Вслед за тем он продолжал:

— Джентльмены, я без бахвальства и с полным основанием вправе считать себя крупнейшим в мире специалистом по некрофагам, или, если угодно, насекомым, которые последовательными волнами осаждают разлагающийся труп.

— Гм, — обронил старший инспектор, ощущавший себя явно не в своей тарелке, — и все-таки, может, вернемся к Катерине Ховард?..

— Вот именно! — торжествующе воскликнул Грэхем. — Эта женщина — случай совершенно особый. Я бы даже сказал — увлекательный! Естественно, заурядный практик, привыкший механически вскрывать грудные клетки и копаться во внутренностях, вряд ли оценил бы по достоинству всю прелесть данного случая. А я, джентльмены, могу вас заверить, что случай этот весьма показательный, ибо он подтверждает суть моей теории об одном из инстинктов мушки вида кожеедов — инстинкте, который это сборище невежд упорно считает обыкновенной прожорливостью. Прожорливостью! Только представьте себе! А ведь эта мушка, оказывается, насекомое на редкость разумное!

— Простите, — в сильном смущении проговорил сэр Малькольм, — но что конкретно вы имеете в виду?

Профессор поднял вверх указательный палец и тоном магистра громко изрек:

— Знайте же, джентльмены, тело, пролежавшее в воде при температуре три градуса, реагирует на окружающую среду иначе, чем при температуре воды двадцать градусов. К тому же, если на земле, на свежем воздухе личинки вида Lucilia caesar[16] начинают образовываться в омертвевшем теле через сутки после смерти, то в воде, при температуре три градуса, аналогичные симптомы проявляются лишь спустя двое суток, а личинки большой серой мясной мухи вылупляются через трое суток. Таким образом…

— Можно покороче! — на грани отчаяния выпалил Форбс.

— Я все это рассказываю только для того, чтобы убедить вас в следующем: судя по степени разложения тела означенной Ховард, она умерла за восемь-девять дней до того, как был обнаружен ее труп. Но куда интереснее другое! Наша подопечная скончалась не от удушья в результате утопления, а от разрыва аневризмы сердца. Оцените нюанс! И на это нам указывает милая мушка вида кожеедов! Она не может родиться и развиваться в крови с повышенным содержанием углерода. Замечательно, не правда ли?

— Простите, — заметил сэр Малькольм, — не хотите ли вы сказать, что жертва умерла не оттого, что утонула?

— Она совершенно определенно умерла до того, как оказалась в воде. О, для полиции это, возможно, имеет второстепенное значение, но для науки, джентльмены, привыкшей апеллировать к точности, это на самом деле далеко не нюанс, а нечто совершенно потрясающее! Короче говоря, вам, как неспециалистам, важнее знать — до того как наша подопечная утонула, ее убили ударом тупого предмета. На затылочной кости, в самой нижней части затылка, сохранилась очень четкая отметина. Бац! Удар точный. Наповал. Смерть почти мгновенная. А теперь, джентльмены, соблаговолите надеть халаты и маски. Пойдем проведаем нашу подопечную!

— О! — живо проговорил старший инспектор. — Неужели это так уж необходимо?

— Разве вам не угодно знать, что она ела перед смертью?

— Но мы хотели бы это узнать, не выходя отсюда, — заметил сэр Малькольм. — Вы же можете сказать по остаткам пищи в желудке, когда наступила смерть — после завтрака, после обеда или позже?

Грэхем снова пустился разглагольствовать:

— Джентльмены, для этого мне придется сразиться с целым полчищем крохотных, но весьма агрессивных кишечных личинок, хотя могу со всей уверенностью сказать: под микроскопом фрагменты пищи видны довольно четко. Ваша Ховард угощалась пудингом, пищей исключительно неудобоваримой и жирной. Что, ко всему прочему, позволило мне…

— Значит, — прервал его Айвори, — она ела десерт. И больше ничего?

— Возможно, еще баранину, впрочем, не уверен… Видите ли, личинки, живущие в кишечнике…

— Как по-вашему, она ела завтрак, обед или ужин?

— Ужин. Вне всякого сомнения.

— Вы уверены?

— Процесс пищеварения начался давно. И продолжался часа два. К тому же в гормональной системе этой дамы я обнаружил прогестерон, а это значит, что она проходила курс лечения перед менопаузой. Подобное лекарство на основе ацетата хлормадинона принимают в форме таблеток вечером после еды, а точнее, перед сном.

— Очень интересно, просто замечательно! — восхитился сэр Малькольм. — Стало быть, если я верно вас понял, интересующие нас события произошли ночью. Госпожа Ховард у себя дома. Ужинает и готовится лечь спать. Перед сном принимает таблетку. И тут происходит нечто неожиданное. Что же? Загадка! А спустя неделю с лишним ее вылавливают из Темзы, одетую и с бесценным кулоном на шее!

— Прошу обратить внимание на хронологию! — вмешался старший инспектор. — Мы не знаем точно, когда именно жертва ела пудинг! В восемь вечера? В десять? Или около полуночи? Может, она ужинала в ресторане, а возможно, в гостях у друзей… А таблетки она могла носить с собой в коробочке.

— Но никакой коробочки с таблетками при ней не было, — уточнил Айвори. — Кроме того, выходя из дому, да еще в такой холод и туман, Катерина Ховард не преминула бы надеть пальто. Но пальто на ней не было.

— Может, убийца снял с нее пальто, перед тем как упаковать тело в мешок, — предположил Форбс. — В таком случае коробочка с таблетками могла остаться в кармане ее пальто. Ведь такое возможно?

— Не факт, — возразил сэр Малькольм. — Как бы там ни было, единственное, что нам известно совершенно точно, так это то, что тело госпожи Ховард бросили в воду ночью, хотя иначе и быть не могло. Даже при такой видимости, когда и в десяти шагах не видно ни зги, действовать среди бела дня было слишком опасно!

На этом наши друзья поблагодарили профессора Грэхема и направились к поджидавшей их машине.

— Странный тип! — заметил Форбс. — От этих его мушек меня чуть не стошнило!

— Да уж, большой оригинал и живой кладезь познаний.

— Может, и так, только почему, черт побери, все судмедэксперты, кого ни возьми, со сдвигом?

— От постоянного общения с мертвецами, Дуглас. Трупы для них все равно что для нас с вами золотые караси в аквариуме.

— С меня хватит! — воскликнул Форбс. — Расскажи я про его мушек госпоже Форбс, моей супруге, так она сорок ночей кряду глаз не сомкнет!

Машина доставила их прямо к дому покойной Катерины Ховард, расположенному в районе Виктория, в двух шагах от развалин храма Митры.

Это был прекрасный жилой дом, как, впрочем, и все остальные дома в этом привилегированном районе. После того как наши друзья-сыщики позвонили, дверь им открыла юная служанка. Форбс показал ей полицейское удостоверение.

— Ах, так вы джентльмены из Скотланд-Ярда! — в сильном волнении воскликнула она. — Бедная хозяйка! Горе-то какое!..

— Можно войти? — спросил сэр Малькольм. Девица посторонилась, пропуская их в прихожую.

— Госпожа Саузерн с радостью вас примет… — прощебетала она.

— А кто такая госпожа Саузерн? — поинтересовался Форбс.

— Экономка. Ее сильно потрясло исчезновение госпожи Ховард. Понимаете, она служит у нее не первый год… Для нас это был тяжелый удар, когда мы узнали, что случилось, — ужас, в голове не укладывается…

С этими словами юная служанка разрыдалась.

— Откуда вы обо всем узнали? — спросил сэр Малькольм.

— Из газеты. Ах, я глазам своим не поверила. Там на первой странице был заголовок с фотографией… «Катерина Ховард найдена мертвой!». Ведь она была знаменитая, наша хозяйка! И такая добрая… Не больно разговорчивая, зато ладили мы с ней хорошо!

Квартира была обставлена в общем-то вполне традиционно. Ни одной старинной вещи. В основном — копии в стиле чиппендейл[17] красного дерева, купленные, вероятно, оптом по совету какого-нибудь доморощенного знатока. На развешанных по стенам картинах были изображены сцены охоты на лису, оленя и кабана — такая живопись прижилась во многих британских домах.