— Только что. Сначала разговаривал с кадровиком, а потом он позвал начальника его отдела. Оба отзываются о покойном хорошо, оба долго убеждали меня, что Николаев не мог участвовать в уличной драке, не такой он был человек. Но и тайных врагов вроде бы у него быть не могло. Да и вообще они внушали мне, что Василий Семенович принадлежал к тому типу людей, у которых вся жизнь на виду, никаких тайн, никаких неожиданностей. «Слабости, — сказал мне начальник отдела, — может быть, и были, но даже в них не было ничего особенного, необычного». — «Какие слабости вы имеете в виду?» — спросил я его. «Любил ездить в командировки, особенно в Саратов. Любую возможность побывать там использовал». — «Именно в Саратове?» — «Именно. Я даже однажды спросил его об этом, но он как-то отшутился и перевел разговор на другую тему».

— Ну и что ж, — сказал Одинцов, — может быть, именно в Саратове живет та Нинка, к которой его приревновала жена. Помнишь, что тебе рассказала старушка во дворе? Так что все сходится. Оформляй командировку в Саратов.

Всю дорогу я думал о том, что опыт и интуиция и на этот раз не подвели моего начальника. С самого начала он говорил, что мы еще «наплачемся» с этим делом, и, увы оказался прав. Нельзя сказать, что за те несколько дней, которые прошли со смерти Николаева, мы ничего не узнали. Как будто мы все делали правильно, каждый день обогащал нас новой и, безусловно, полезной информацией. Но от цели всей нашей деятельности мы были так же далеки, как и в самом начале. Вот и сейчас. Совершенно очевидно, что в Саратов Николаев ездил не просто так. Какие-то были у него там интересы, о которых не знали на работе и, может быть, не знала и жена. Допустим, я даже кое-то узнаю об этом на месте, но какое это имеет отношение к его загадочной смерти? Меня преследовала мысль: мотивирована ли моя поездка в Саратов логикой расследования? Впрочем, я не рискнул бы поделиться этой со своим начальником. Он обязательно назвал бы мое состояние признаком малодушия и неверием в свои силы. Вспомнив об Одинцове, я немного приободрился и, вынув ручку, уже в самолете стал набрасывать примерный план работы в Саратове.

Из аэропорта поехал в гостиницу «Волга». Перед полетом я еще раз позвонил на предприятие Николаева. Там разыскали отчеты по его командировкам. Во всех значилась гостиница «Волга». Правда, за последнюю командировку Николаев отчитаться не успел. В конце концов, подумал я, насчет гостиницы разузнаю на месте.

Надо отдать должное директору гостиницы «Волга». Он сразу, через пять минут после нашего знакомства, развил бурную деятельность. Пожилой, явно перешедший пенсионный возраст, низенький, толстый, директор внешне был некрасив. Белое лицо его было усыпано веснушками, густые брови, неодинаковые по длине, разбились на кустики, тонкие уши заметно оттопыривались просвечивали на свету. Но все эти малосимпатичные детали его внешности немедленно забывались, как только он начинал говорить.

Директор не испугался меня, как человек с чистой совестью, которому нечего бояться. И не отмахнулся, сославшись на занятость, хотя было видно, что и без меня у него много забот. Как только я по возможности кратко изложил ему причину своего приезда в Саратов, он предложил мне конкретный план действий, каждый пункт которого был точен, логичен, полезен. Прежде всего он позвонил администратору и попросил его принести книгу регистрации жильцов гостиницы за последний месяц. Найдя там фамилию Николаева, выписал на листке бумаги дежурных по этажу, сменившихся за время его проживания в «Волге», и попросил секретаршу вызвать их всех на четыре часа дня.

А так как в этот момент было всего два часа, директор предложил мне пообедать и отдохнуть с дороги в одном из свободных номеров.

— До встречи с дежурными вам ведь все равно нечего делать, — резонно сказал он мне. — Ну а вечером, если понадобится, у вас еще останется время и на адресное бюро, и па аэропорт, и на наш городской отдел милиции. Кстати, могу помочь вам с машиной. Саратов, конечно, не Москва и не Ленинград, но расстояния у нас тоже приличные.

Вызванные дежурные были встревожены и недовольны. После суточного дежурства в гостинице они не скоро приходят в себя — отсыпаются, готовят обед для семьи, приводят в порядок квартиру. Вызов на работу в неурочное время нарушает их планы, к тому же наверняка влечет за собой какие-то неприятности. Волнение их усилилось после первых же слов директора:

— Товарищи, я вызвал вас по просьбе сотрудника уголовного розыска.

— У вас не должно быть никаких оснований для беспокойства, — поспешил я взять слово. — Мы вынуждены обратиться к вам с просьбой. Несколько дней назад в тридцатом номере гостиницы проживал некий Василий Семенович Николаев. Все вы обладаете хорошей памятью и профессиональной наблюдательностью. К тому же Николаев уехал от вас совсем недавно. Я прошу вас вспомнить все, что связано с ним, все, до мельчайших подробностей.

С точки зрения следствия, дежурным было необязательно, даже нежелательно на данном этапе знать о том, что Николаев умер. И я просто сказал им, что он попал в большую беду. Женщины сразу вспомнили красивого, вежливого мужчину, который никогда ни на что не жаловался, не предъявлял никаких претензий, был всем доволен и даже сам убирал за собой постель. По возрасту дежурные значительно отличались друг от друга, и это заметно сказывалось в их оценках Николаева. Их объективные наблюдения были более или менее одинаковые, субъективные — казалось, относились не к одному и тому же лицу. Младшая из дежурных обратила внимание на то, что жилец из тридцатого номера чуть ли не каждый день менял костюм и рубашку, но все свои наряды он, как видно, купил давно, и сейчас они уже решительно вышли из моды. Пожилая дежурная, наоборот, считала Николаева чуть ли не франтом, но ей больше запомнилось то, что, проходя по коридору, он никогда не забывал сказать ей несколько вежливых, уважительных слов. У всех у них были разногласия и по поводу его возраста, некоторых черт характера, вкусов.

— Я помню его еще по прошлым приездам, — сказала одна из дежурных. — И тогда, и сейчас он был влюблен. Каждый раз, приезжая в нашу гостиницу, он встречался с одной и той же очень красивой, высокой женщиной, по внешнему виду заметно моложе его. Она приходила к нему в разное время, иногда даже утром, но приходила каждый день. На ночь не оставалась, у нас это не разрешается правилами, но до позднего вечера засиживалась частенько.

Почему они не встречались у нее, я не знаю, да и не мое это дело, знаю только, что это не была обыкновенная «командировочная интрижка». Это была настоящая любовь.

— Почему вы так уверены? — усмехнулся директор.

Дежурная удивленно и укоризненно посмотрела на него:

— Посмотрели бы вы, как он бережно и внимательно к ней относился, как встречал ее каждый раз у входа, как беспокоился, когда она задерживалась. Как светилось у нее лицо при встрече с ним. Однажды у нее испортился телефон, не знаю уж, дома или на работе, так он полгорода обзвонил, чтобы до нее добраться.

— Понимаю, — сказал я, — что вы не могли запомнить номер ее телефона, но хотя бы, как ее зовут.

— Я, я знаю, — ответила другая дежурная. — Как-то раз она пришла к нему в мое дежурство и не застала его в номере. То ли дело у него было срочное, то ли они неточно договорились. Так она попросила меня передать, что Нина Борисовна просит его позвонить ей на работу между часом и двумя. Красивая женщина, такую нельзя не запомнить.

— Нина Борисовна, — задумчиво сказал директор, — красивая, говорите, женщина и высокая? А не было ли у нее сережек замысловатых в ушах, вроде пирамидок или свернувшейся змеи?

— Точно, — почти в один голос сказали дежурные, — были у нее такие сережки, только она их не всегда носила. Именно эта женщина с сережками и приходила к жильцу из тридцатого номера.

— Ну, ну, — с надеждой повернулся я к директору.

— Я видел ее в гостинице, даже, пожалуй, несколько раз, — мучительно вспоминал директор. — На нее действительно нельзя было не обратить внимания. Но дело не во внешности. Я раньше ее где-то видел, не в гостинице. У меня при встрече с этой женщиной возникло ощущение, что мы с ней были знакомы в прошлом. Очевидно, и она меня знала, потому что мы одновременно раскланялись друг с другом. Я еще подумал тогда, что она может делать в гостинице, ведь она наверняка местная жительница.