Тон у нее был такой, как будто я тоже нес за это ответственность. Вообще мне было непонятно, как может сломить человека случившаяся с ним беда. А впрочем, беда ли? В конце концов потеря денег и даже документов — не такое уж великое несчастье — неприятность, конечно, какие-то непредвиденные хлопоты, какой-то не очень приятный разговор с начальством. Но не ввергать же в траур себя и всю свою семью! И потом, если бы он потерял документы! Но ведь их у него отобрали вооруженные грабители. Его вины здесь не было никакой.

Я уточнил буквально по метрам ежедневный маршрут Кротова от завода до квартиры и, попрощавшись, ушел.

На следующий день сотрудниками уголовного розыска был задержан подозрительный тип, в нетрезвом виде пристававший на улице к пожилой женщине с требованием денег. Его приметы частично совпадали с приметами одного из преступников, указанного Кротовым.

Инженеру, вызванному для опознания, как обычно, представили для опознания несколько человек.

— Один из них — ваш грабитель, — сказал ему Одинцов.

Кротов долго ходил вокруг них со смущенной, вымученной улыбкой на лице. Ему было стыдно перед ними за то, что по его вине их подвергли унизительной процедуре.

— Если б не документы! — бормотал он чуть слышно — Вы уж меня, пожалуйста, простите.

Кротов вообще был чрезвычайно стеснительным человеком. Перед нами ему тоже было неудобно за то, что он так долго не мог определить преступника. От усердия и от волнения на лице его выступил пот.

— Это все темнота и моя проклятая близорукость, — сказал он и безнадежно развел руками. — Всех этих людей я вижу впервые.

Отпустив его, я отправился в стол находок.

— Кротов уже обращался к нам, — сказала мне молодая и бойкая дежурная. — Но ничего утешительного я не скажу ни вам, ни ему. Слишком еще мало прошло времени…

Нравился или не нравился мне Кротов, я обязан был помочь в его делах и на работе, Потеря документов — паспорта, пропуска и военного билета — дело не шуточное. Кротов умолял меня официально сообщить дирекции завода о постигшем его несчастье, но я всегда предпочитал личные контакты всяким формальным отпискам и телефонным разговорам. Кроме того, очень важным мне казался тот факт, что ограбление произошло в день получки, поэтому мне было просто необходимо самому отправиться на завод, что я незамедлительно и сделал, предварительно посоветовавшись. Одинцовым.

О несчастье Кротова в лаборатории знали все. Самого его в этот день не было, так как он уехал в местную командировку на другой завод. Разговор быстро стал общим, и минут через тридцать я уже представлял себе что о Кротове думает коллектив. Мнение сотрудников лаборатории о нем было отличным. Правда, ничего конкретного я о нем не услышал, но стандартно-положительные реплики типа «отличный инженер», «очень интеллигентный» неслись со всех сторон. Сотрудников лаборатории немного удивили мои расспросы. Им казалось, что, вместо того чтобы задерживать преступников я трачу драгоценное время для выяснения личности пострадавшего.

— Это, конечно, легче, — выразил общее мнение начальник лаборатории.

Потом мы остались вдвоем с начальником лаборатории в его неуютном, холодном кабинете, заставленном огромными непонятными мне приборами.

Он рассказал мне, какая дружная, хорошая у Кротова семья и какой сам Николай Александрович великолепный семьянин, без труда согласился со мной, что Кротов слишком слаб и чувствителен к жизненным не приятностям. Но счел эти его качества не относящимися к делу, а поэтому недостойными того, чтобы на них останавливаться. Потом начальник лаборатории сообщил мне, что наконец-то кончилась горячка, связанная с выполнением плана, что, как всегда в первой декаде месяца, и ему и его сотрудникам приходится прохлаждаться. А потом опять нужно будет работать вечерами. И что сам он, честно говоря, в такие дни старается убежать домой пораньше. Я упрекнул его в том, что это право равной степени должно распространяться не только на него, но и на его сотрудников.

— Если бы Кротов не возвращался домой так поздно, не случилось бы с ним этого несчастья, — сказал я Начальник лаборатории недовольно сверкнул глазами из-под угольно-черных, косматых бровей:

— Вы, кажется, ничего не поняли из моих слов. Сейчас первая декада нового месяца, а когда Кротова ограбили, был конец квартала.

— Да, кстати, — сказал он после небольшой паузы, как будто вспомнив что-то, — работы тогда было действительно очень много, но как раз в тот день Кротов мог так поздно и не задерживаться. Он сам вызвался закончить одно исследование и даже закрыть помещение, от чего раньше всегда отказывался.

Все-таки, как видно, начальнику лаборатории был неприятен мой упрек в том, что и он как-то виноват в постигших Кротова неприятностях.

— Ладно. Оставим это, — сказал я. — Мне хочется посоветоваться с вами. Не кажется ли вам подозрительным совпадение: Кротова ограбили как раз в тот день, когда на заводе была получка.

— Нет, — сказал начальник лаборатории. — На заводе получка на день раньше. У нас же в лаборатории заболела раздатчица, и мы получили зарплату на день позже, чем обычно.

Он хотел еще что-то сказать, но вдруг испуганно замолчал, потому что прочел на моем лице то, что в ту же минуту подумал сам: о том, что в лаборатории выдали получку в неурочный день, и тем более о том, что Кротов задержался после работы, могли знать только сотрудники лаборатории, начальником которой он был. Вахтанг Георгиевич, так звали начальника лаборатории, как-то сразу растерялся и сник. Мысль о том, что в этом деле замешан кто-то из сотрудников, огорчила его. Думая о своем, он стал несвязно и невпопад отвечать на мои вопросы. Толку от него было уже все равно немного, и я распрощался с ним, попросив никому не говорить о нашем разговоре. Уже уходя с завода, я зашел в караульное помещение. Мне хотелось точно выяснить, когда же все-таки ушел в тот день с завода Кротов, сдавший сюда ключи от лаборатории. В специальном журнале я без труда обнаружил, что Николай Александрович действительно задержался последним в лаборатории и сдал от нее ключи в… 19 часов 35 минут.

Вот это был сюрприз! От завода до площади перед кинотеатром десять минут хода. В 23 часа произошло ограбление. По его собственным словам, Кротов в тот день, никуда не заходил. Где же, спрашивается, он был три с половиной часа? И почему он намеренно утаил это от нас? На всякий случай я проверил, не вкралась ли ошибка в запись в журнале. В конце концов он мог механически поставить другой час, не подозревая, что это когда-нибудь будет иметь значение. Но дежурившая в тот день охранница, хорошо знавшая Кротова, сказала, что он сдал ключи перед самым обходом начальника охраны, то есть в девятнадцать часов с минутами.

На следующий день утром один из сотрудников уголовного розыска привел в отдел пожилого, плечисто мужчину в очках с тесемочками, завязанными вокруг ушей.

— Познакомьтесь, товарищ капитан, — сказал сотрудник. — Дворник Сергеев Константин Петрович хочет сообщить нам чрезвычайно важную вещь.

— Меня тут все спрашивали, не видел ли я случайно, как человека на площади ограбили, — начал Сергеев медленно и солидно, очевидно считая, что только так можно говорить о важных вещах.

— Не видел я, товарищ капитан, и скажу вам со всей ответственностью, третьего дня в двадцать три часа вечера на площади, перед кино никаких ограблений не было.

— Постоите, постойте, — сказал я, пытаясь собраться с мыслями. — Как это не было? Прежде всего, где вы работаете?

— У дома номер четыре, с колоннами, как раз у входа в липовую аллею.

— А почему вы так уверены, что никого там в это время не ограбили?

— Да потому, товарищ капитан, что это как раз время моего дежурства, и я у своих ворот с десяти до двенадцати находился. А с этого места вся площадь как на ладони.

— Ну, допустим. Значит, вы утверждаете, что около одиннадцати, за минуту-две до окончания сеанса в кино, на площади никакого ограбления не происходило?