— Тихонов, на выезд. Большая Садовая, шесть. Наезд автобуса на велосипедиста. Пострадавший в больнице имени Семашко. Инспектор Дорнадзора Иванов ждет на месте. Перехожу на прием.

Затем дежурный щелкнул тумблером рации, сказал: «Слушаю вас!», взял протянутое мной удостоверение и тут же снова снял трубку зазвонившего телефона. Дежурный был занят. Плохая погода — значит, плохая видимость. В дождь и в сильный ветер чаще случаются аварии. В общем, у дежурного был свой час «пик», и даже нетерпеливый Худяков скромно сидел на стуле, не рискуя отвлечь его.

Освободившись, дежурный мгновенно разобрался в ситуации. В соседней комнате в картотеке были учтены все машины города и области. Быстро перебирая пальцами, он извлек из ящика карточку, заложив вместо нее полоску красного картона.

— Куликов, — прочел он, — Иван Иванович, серая «Волга» 15–80. Перевозная улица, дом шесть, квартира два, гараж во дворе.

Когда мы вместе с инспектором ГАИ Победиловым выехали на Перевозную улицу, дождь хлестал как из ведра.

Высокий с крупными чертами лица лейтенант Победилов был большим специалистом своего дела. Очень суровый и малоразговорчивый, он оживлялся только когда сравнивал работу местного ГАИ с оребургским, откуда он недавно перевелся.

Победилов любил говорить, что ГАИ в Оренбурге гораздо активнее борется с теми, кто совершает дорожно-транспортные происшествия, хотя там инспекторам не выдают светящихся жезлов и белых поясов…

Согнувшись и прыгая через лужи, мы влетели в подъезд дома номер шесть, но во второй квартире молодой человек в пижаме, продирая заспанные глаза, недовольно сообщил нам, что отец уехал в два часа на машине и до сих пор не возвращался. Перспектива ожидания Куликова под дождем не сулила ничего хорошего. Однако в гараже мы увидели свет. Куликов мыл «Волгу».

Проинструктированный нами инспектор Победилов ничего не объясняя заранее, объявил Куликову, что сейчас произведет технический осмотр его машины.

Он ловко и быстро осмотрел машину, включил и выключил подфарники, покрутил вправо и влево баранку руля, выехал задом во двор, резко затормозил, въехал в гараж, опять затормозил, а затем положил планшет на баранку и, написав что-то на синем бланке, выше из «Волги» и протянул мне листок.

— Все, — сказал он.

— Что все? — спросил Худяков.

— Читайте!

— А на словах не можете?

Победилов страшно удивился нашей непонятливости.

— Рулевое управление, тормоза и указатели поворотов в порядке. На левом крыле вмятина, видимо, свежая.

До сих пор молчавший Куликов наконец спросил:

— Чем обязан нашему посещению?

— Вы совершили наезд. В связи с этим и произведен осмотр машины.

Я пригласил его проехать с нами в райотдел. Куликов заявил, что вряд ли стоит тратить время на беседы с ним, так как никаких наездов он не совершал, однако он готов дать исчерпывающие ответы на все вопросы, если уж без этого нельзя обойтись.

Подписывая в ГАИ протокол допроса, Куликов пожелал удачи в розыске истинного преступника. Он с еле уловимой насмешкой подчеркнул слово «истинного» и еще раз повторил, что он, Куликов, к сожалению, ничем не может помочь милиции, так как в этот день ездил в пригородный туберкулезный санаторий навестить жену. Что же касается вмятины на крыле, то черт дернул его поставить машину на правой обочине проселочной дороги, какой-то проезжавший мимо в его отсутствие повредил крыло.

Мы еще раз осмотрели машину. В прямом и в переносном смысле рыбой там не пахло. Может быть, это он по каким-то только ему известным причинам не пожелал или не рискнул остановиться и совершил наезд на Артамонова. Но даже и в этом случае

его преступление касалось ГАИ, а не ОБХСС, а значит, нам вовсе не обязательно было принимать участие в его расследовании.

Примерно так я и доложил по телефону нашему начальнику и высказал предположение, что машина с рыбой могла в очередной раз пройти мимо оставленного нами КП.

— Раз уж вы занялись этим делом, — сказал в ответ нам капитан Данцев, — нужно помочь следователю пробрить правдивость показаний Куликова.

Кроме того, он сообщил, что Юргенс сдал рыбы еще меньше, чем обычно.

Уехав ночью в санаторий, Худяков утром позвонил мне домой. Его было плохо слышно, но все же я сумел разобрать, что в день наезда на Артамонова Куликов у жены не был, а навещал он ее за день до этого, что его надо немедленно брать.

Когда Худяков вернулся из санатория, мы со следователем уже третий раз беседовали с Куликовым.

Куликов категорически утверждал, что он наезда не совершал, а где он был, его личное дело. На предупреждение следователя об «ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний» Куликов еще раз заявил, что никаких проступков он не совершал, а поэтому допрашивать его бесполезно.

Во всем этом деле одна деталь нас очень смущала: почему Куликов, если это он совершил наезд на Артамонова, не остановился сразу по требованию инспектора.

— Предположим, он действительно в тот день не был в санатории, — сказал я, когда Куликов ушел.

— Не предположим, а точно, — возразил Худяков, — ведь я же узнавал.

— Пусть точно, — согласился следователь. — Но куда бы и откуда бы он ни ехал, какое это имеет отношение к его отказу остановиться у КП?

— Когда мы осматривали в гараже его машину, — вспомнил я, — Победилов сказал мне, что Куликов не предъявил технический паспорт на машину. Победилов спросил, где паспорт, а он, покопавшись в ящике, удивленно развел руками и заявил, что, видимо, потерял его, так как обычно кладет паспорт именно сюда.

— Может быть, поэтому?.. — вслух подумал Худяков.

— Вряд ли, — сказал следователь. — Куликов мог, конечно, не остановиться, но сбивать по этой причине инспектора стал бы только сумасшедший. Кстати, я был сегодня в больнице, операция прошла благополучно. Так вот, Артамонов убежден — это было не случайное столкновение, а умышленный удар автомобилем в мотоцикл.

Мы продолжали еще обсуждать показания Куликова, когда эксперт принес нам результат трассологической экспертизы, которая неопровержимо свидетельствовала, что повреждения на левой стороне серой «Волги» 15–80 были нанесены не движущимися частями мотоцикла «М-72», принадлежащего инспектору Артамонову.

Худяков кинул быстрый взгляд на следователя. Скучающее выражение его лица говорило о том, что Куликов его уже не интересует.

«И все-таки, — думал я, — очень бы хотелось узнать, почему Куликов скрывает, где он был в тот день на самом деле?»

— Ты думаешь, все это не имеет к нам никакого от ношения и мы идем по ложному следу? — спросил я Худякова, когда мы возвращались в отдел.

— Не знаю, — признался Володя, — похоже на то, но, с другой стороны, мы все время имеем дело с совпадениями, которые могут быть и не случайными.

— Каждый раз серая «Волга», — сказал я.

— И каждый раз поддельный номер, — подхватил Худяков.

— И хищение рыбы происходит в те дни, когда мы встречаемся с этой самой машиной…

На этот раз нам казалось, что мы хорошо подготовились к встрече серой «Волги». Был составлен специальный план, с которым мы несколько раз ходили к начальству, а начальство вносило свои коррективы. Для успешной реализации плана была выбрана машина с форсированным двигателем.

Мы не очень удивились, когда около двенадцати часов, сидя в машине, услышали искаженный эфиром, будто сдавленный голос Данцева: «Армавир — два. Я — сорок седьмой. Смотрите внимательно. Это он!»

Через какие-то секунды, тяжело переваливаясь с боку на бок, метрах в ста пятидесяти от нас серая «Волга» вывернула с проселочной дороги, именно оттуда, откуда мы ее ожидали. И сразу же резко ушла вперед, подмигивая красными огоньками.

— Давай! — крикнул шоферу Худяков,

Это был лучший шофер автотранспортного отдела. Восемнадцать благодарностей за активное участие в удержании опасных преступников в личном деле Комарова говорили сами за себя.

Шофер серой «Волги» тоже был опытный. Он, видимо, заподозрил в пас преследователей и взял предельную скорость. Может быть, он всегда был настороже и всюду видел опасность, но, скорее всего, мы слишком резко взяли с места — водитель серой «Волги» не мог не обратить на это внимания.